Время колесниц - Чистов Дмитрий. Страница 46

— Как там моя бабушка? Жива? Здорова ли? Старик отступил на шаг назад:

— Ты ли это? Или, быть может, дух ищет своё тело, сгинувшее в болотной топи?

— Она жива, поверьте Фехтне, — послышалось со щита.

— Фе... Кто?! Впрочем, теперь уж всё равно...

— Успокойтесь, милейший. Скорее всего это последний визит сильных мира сего в вашу деревню, — промолвил маг, с важным видом пригладив свою заплетённую в три косицы седую бороду.

— Всё в порядке с твоей бабушкой, — проворчал староста, обняв свою чумазую соплеменницу. — А ты-то как? Мы ведь и схоронили тебя... Поминки справили... Лучшего в стаде барана закололи...

— Похоже, нам здесь делать нечего, — заметил маг вполголоса, и щит с двумя пассажирами, повинуясь его воле, вновь взмыл в воздух.

Мис проводила взглядом волшебный экипаж, помахав ему вслед.

— Возвращайся! Обязательно возвращайся! — донеслось с удаляющейся земли.

— Кто знает, может, ей действительно суждено стать великой колдуньей, — заметил Фехтне, попыхивая своей излюбленной дымовой трубой. — Ибо учитель Ирмин, сын Кузнеца, не зря принёс людям пять капель воды из источника богов; воистину великий Дар! У богов Трёх Племён имелись все причины возненавидеть его за это!

Старый маг выглядел довольным; несомненно, рада была и Мис, возвратившаяся домой. Радость жреца бога Бринна омрачилась тем обстоятельством, что даже при многократном облёте так и не удалось обнаружить то место, где он спрятал свой щит.

ГЛАВА VI

— Интересно, а пустит ли меня стража в Кер?

— Это зависит только от тебя самого. Если будешь вести себя у ворот нахально и заносчиво, но притом с оттенком уважения к воинам караула, проблем не возникнет. Ургиты понимают только тогда, когда говоришь с ними на языке силы. Их прародитель, мой покойный братец, среди нашей семьи никогда не выделялся утончённостью и интеллектом; однако, вынужден признать, ему было свойственно своеобразное благородство по отношению к себе подобным. Людей Ург привык делить на воинов и прочее быдло.

— А что думала по этому поводу каста мудрецов Кера?

— Те, кто имел особое мнение, быстро попали в края Аравана. Остальные безоговорочно признали Ур-га и его потомков властителями Священного города; с тех пор и по сей день патриархи клана не только являются военными вождями, но и председательствуют в народном собрании Кера. Железным Городом правят воины, сынок.

Чародей высадил своего пассажира в нескольких лигах от Кера, сославшись на нежелание появляться около города, в котором его не очень-то жаловали. Нашему герою пришлось немного размять ноги, затёкшие от долгого сидения на щите, и пройтись пешком.

— Пожалуй, я продляюсь с тобой, — неожиданно заявил Фехтне после непродолжительного раздумья. — Давненько не посещал я этот гадючник! Я буду незримо сопровождать тебя, ибо облик мой здесь хорошо известен и многие в Кере искренне желают моей смерти.

Маг подмигнул Эдану и... исчез. Только что он стоял, опершись о щит, на зеленеющем пригорке, а теперь вокруг — ни души!

— Как у тебя получается исчезать, Учитель? — вопросил жрец Бринна у окружавшего его пустого пространства. — Может, ты и меня сделаешь невидимым?

— Не думай, будто это так просто! — Справа от него раздался смешок. — Я потратил на постижение искусства невидимости несколько лет жизни! Это ещё очень малый срок — у меня был превосходный учитель.

— Кто тебя обучил искусству быть невидимым?

— А ты ловкий парень! Думаешь, старый Фехтне всё так сразу тебе и выложит? Знания и информация о месте их обретения стоят дорого. Очень дорого! Скажу лишь, что моя незримость не имеет прямого отношения к тому, что обычно величают магией. Я не делаю своё тело прозрачным — это было бы слишком сложно. Я и сейчас здесь, поблизости, Но ты попросту не замечаешь моего присутствия! Смотришь мимо и не видишь.

— Как такое может быть?!

— А ты никогда не тратил полдня на поиски вещи, лежащей на самом видном месте? Скажем, оселка для точки ножей? Не проклинал себя, когда кто-нибудь другой входил в то же помещение и тотчас находил её? Вот я сейчас — как тот оселок, лежащий посреди лавки в самой освещённой её части: все сто раз пройдут мимо, посмотрят на меня, но никто не заметит!

— Ловко! Но ты ведь даже разговариваешь со мной! Я могу определить направление твоего голоса!

— Тебе так только кажется, — заверил его маг. — В действительности, как ни старайся, как ни вертись вокруг — ничего не выйдет. Я ведь не каменный брусок, я — Фехтне, ученик мудрого Ирмина, волшебник, первый из живущих! Не забывай об этом, юноша!

Наученный магом, Эдан обходил стороной скопления маленьких, насквозь прокопчённых землянок, во множестве окружавших город. Населявшие их жители плавили привозную железную руду в небольших печах, а потом проковывали получившиеся ноздреватые крицы молодого металла. Менее двух сотен лет прошло с тех пор, как найден был секрет его добычи и переработки, и, хотя кланы ревностно хранили тайны своего ремесла, железо постепенно отвоёвывало позиции у старой, дарованной богами бронзы. По традиции, перенятой у медников, семьи плавильщиков селились отдельно от прочих людей, за городской чертой, С точки зрения горожан, презреннее их были только углежоги, но металлурги не обращали внимания на мнение посторонних. В самом Кере жили лишь кузнецы, превращавшие синеватые пористые куски в ножи, мечи и лемехи плугов; однако даже они селились в отдельном квартале, куда не было хода чужакам, по праву рождения не причастным к таинству рождения Металла. Эдан знал, что формально и плавильщики, и кузнецы относятся к общинникам — касте работников, но в сущности, люди, имевшие дело с металлами, всегда держались особняком. Их положение было куда более привилегированным. Несмотря на то что многие жрецы, избегая осквернения, переходили при встрече с ними на другую сторону улицы, слово кузнецов и медников много значило на собрании городской общины.

Эдан вошёл в Кер в ранний час через Ворота Воинов, и стражники выставили свои длиннолезвийные копья, преграждая ему путь.

— Кто таков будешь?

Судя по их .татуировкам, в Священном городе не в обычае отвлекать на несение караульной службы представителей знатных воинских семей. Эти двое по своему рождению определенно находились в самом низу иерархии ургитов.

— Имя мне Эдан, и прихожусь я первосвященником Бринну, могущественному богу из Племени Ллеу! — нахально заявил он.

— Тогда почему же ты не входишь в Кер как положено, через Ворота Мудрецов? — спросил один из стражей, пожилой сухощавый ургит со сломанным носом и глубоким рубленым шрамом на правой щеке.

— Дело в том, что все священники Бринна ещё и воины — заодно! Мне нет нужды обходить ваш город только лишь затем, чтобы войти в него с другой стороны! — ответил ему Эдан. — Быть может, высокорожденный ургит желает испытать меня? Я с удовольствием выпущу ему кишки в честном бою, не сходя с этого места! Будет ли такой поступок достаточным подтверждением моего воинского достоинства?

Ургит сощурился. По его невозмутимому лицу трудно было предположить, какое впечатление произвели на него слова жреца.

— Воинское достоинство не получишь от отца и матери, не получишь в подарок от наставника. Оно взращивается в сердце человека: корнями его становится дух, стволом — воля. Ступай, чужестранец, в Кер через Ворота Воинов.

Копья раздвинулись, освободив проход, и Эдан, слегка кивнув стражам, проследовал в город. «Ещё не хватало, чтобы охрана с утра пораньше читала нравоучения, — думал он. — Вот как выходит, когда людям с детства начиняют голову всякой ерундой из сакральных текстов. Такие убивают не задумываясь, поскольку на каждый случай ими уже припасена соответствующая цитата».

Кер и в самом деле был огромным городом: в нём проживало не менее десяти тысяч семей, из которых почти полторы тысячи приходилось на семьи воинов клана Урга. Сразу за внешним городским валом жили люди без гражданства и многочисленные рабы, принадлежавшие общине. Именно их разгонял со своей дороги Эдан, немилосердно раздавая направо и налево тычки ножнами меча и покрикивая: «Прочь с дороги, смерды!» — ибо именно так надлежит вести себя воину, шествующему по улице Воинов.