Первая мировая война - Гилберт Мартин. Страница 70

Потери при Лосе оказались выше, чем в предыдущих сражениях. 25 сентября «список потерь», публиковавшийся в Times, составил четыре колонки? [99]. Солдаты изо всех сил старались не падать духом. Гарольд Макмиллан, будущий британский премьер-министр, на следующий день отправившийся со своим полком в район боевых действий у Лоса, написал матери: «Мимо нас в тыл от передовой тянется поток санитарных машин. Некоторые из раненых очень веселятся. Увидел одного парня, который радостно прижимал к себе немецкую офицерскую каску. «Они бегут», – прокричал он». Полку Макмиллана пришлось ждать три часа. И все это время «почти непрерывно, кто в лес, кто по дрова, солдаты пели песенки из мюзик-холлов, сентиментальные любовные и так далее. Все это было весьма забавно».

На следующий день, 27 сентября, полк Макмиллана вступил в бой. Командир полка отравился газом, его заместители и адъютант погибли. Сам Макмиллан был легко ранен в голову и правую руку? [100]. Он написал матери из госпиталя, что это оказалось «скорее страшно, чем больно», но в целом все выглядело «довольно ужасно – большинство наших офицеров получили ранения». За словами «довольно ужасно» скрывалась бездна страданий.

На второй день боев, пробиваясь через Лос к дороге Ланс – Ла-Бассе, британские части пересекли ее в двух местах – напротив Юллюша и Буа-Юго. На их стороне было значительное численное превосходство, но несколько десятков немецких пулеметов оказались серьезным препятствием. «Можно было отчетливо различить десять колонн, наступающих широким фронтом, – отмечено в немецком полковом дневнике защитников Юллюша. – В каждой колонне шло более тысячи человек, «представлявших такую отличную цель, какую даже трудно вообразить. Никогда на долю наших пулеметчиков не выпадала столь элементарная и столь эффективная работа. Длинными очередями они непрерывно косили приближающиеся ряды противника».

Пять месяцев назад Хейг заявлял в британском Военном совете: «Пулемет – слишком переоцененное оружие, и двух на батальон более чем достаточно». Он в очередной раз жестоко ошибался. Дневник немецкого полка свидетельствовал об обратном: «Солдаты поднимались на стрелковые ступени, некоторые даже на бруствер, и триумфально палили в противника, идущего по широкому открытому полю. Вся вражеская пехота оказалась на линии огня. Эффект оказался сокрушительным. Было видно, как они валились буквально сотнями». Аналогичная бойня происходила и южнее, в районе британского наступления у Буа-Юго. И здесь полковой дневник зафиксировал потрясающую картину: «Плотные массы противника шеренга за шеренгой появлялись из-за гребня, некоторые офицеры даже верхом, и шли вперед, словно на учебном плацу в мирное время. По мере их приближения наши артиллеристы и пулеметчики косили их ряды. Когда они миновали северную оконечность Буа-Юго, пулеметчики ударили им во фланг, уничтожая целые батальоны».

Сотни человек оставили свидетельства о сражении при Лосе, некоторые в письмах, другие в воспоминаниях. Спустя четырнадцать лет Роберт Грейвз, которому во время сражения было всего двадцать лет, в книге «Со всем этим покончено» (Goodbye to All That) описал один из эпизодов с участием офицера: «Когда его взвод пробежал около двадцати метров, он дал им сигнал залечь и открыть прикрывающий огонь. Грохот был оглушительный. Он увидел, как взвод слева тоже залег, и свистком подал сигнал продолжать атаку. Похоже, его никто не услышал. Он выскочил из воронки, замахал руками и закричал: «Вперед!» Никто не шелохнулся. Он крикнул: «Вы, подлые трусы, оставляете меня атаковать одного?» Сержант, командир взвода, раненный в плечо, со стоном откликнулся: «Они не трусы, сэр. Они рады бы, но, черт побери, все убиты». Их скосил пулемет, когда они поднялись по свистку»? [101].

Немцы, потрясенные эффективностью своих пулеметов, назвали это сражение «Полем трупов при Лосе» (Der Leichenfeld von Loos). Когда пятая попытка британцев занять Буа-Юго провалилась и раненые стали выбираться назад, к своим окопам, «из наших траншей до конца дня по ним не было сделано ни единого выстрела, – отмечено в полковом дневнике немцев, – столь велико было наше сочувствие и жалость к врагу после такой победы».

После пятой неудачной попытки овладеть Буа-Юго наступление было прекращено. Среди офицеров, объявленных «пропавшими без вести» после артиллерийского и пулеметного обстрела укрывшихся в лесу немцев, был и второй лейтенант Джон Киплинг, единственный сын Редьярда Киплинга. Несколько лет спустя один солдат, участвовавший в атаке, рассказывал Редьярду Киплингу: «Джерри проявил себя молодцом при Лосе и помог нам, простакам. Мы шли вперед, ничего не понимая, кроме того, что идем на смерть, и Джерри буквально вытащил нас оттуда, прикрыв от пулеметного огня. Это все, что было в тот день». После войны Руперт Грейсон, раненный в руку осколком того же снаряда, от которого погиб Джон Киплинг, практически заменил писателю сына и сам стал плодовитым писателем. Он умер в апреле 1991 г. в возрасте 93 лет.

Тело Джона Киплинга так и не нашли. Лейтенант Клиффорд, который вместе с ним вел солдат в атаку, был либо убит мгновенно, либо получил смертельное ранение. Тело его нашли некоторое время спустя. В тот день погиб и капитан Катберт, командир Особого подразделения. Тело его не нашли. Погибли и двадцать семь человек, которых он вел в атаку? [102]. Редьярд Киплинг написал стихи на смерть своего сына и множества других сыновей:

Другой молодой офицер, участвовавший в битве при Лосе, Роланд Лейтон, написал своей невесте Вере Бриттен: «Пусть тот, кто считает войну прекрасным, веселым делом, тот, кто произносит зажигательные речи о Чести, Славе, Доблести и Любви к Родине с той же бездумной и страстной верой, с которой жрецы Ваала взывали к своим спящим божествам, – пусть он только взглянет на кучку сырых серых лохмотьев, покрывающих половину черепа, голень и то, что могло быть ребрами, или на этот скелет, лежащий на боку согнувшись, как упал, совсем целый, если не считать отсутствия головы, в драной одежде, – и пусть он поймет, какое это великое и славное дело – превращать Молодость, Радость и Жизнь в зловонную гниющую кучу костей». Далее Лейтон спрашивает: «Кто из тех, кто это знал и видел, скажет, что Победа стоит смерти даже одного из них?»

Французы объявили, что операция в Шампани завершилась успешно. Жоффр утверждал, что взял в плен не менее 25 000 немецких солдат и захватил 150 тяжелых орудий. Для британцев неудача при Лосе стала причиной долгого и мучительного самоанализа. Из почти 10 000 человек, участвовавших в этой операции, 385 офицеров и 7861 солдат погибли или получили ранения. Официальная история приводит ответ одного из солдат генералу Хакингу, который на второй день сражения спросил: «Что пошло не так?» Солдат сказал: «Мы не представляли, как это будет. В следующий раз мы все сделаем правильно». Но настроения начали меняться. В палате лордов, оплоте приличия и патриотизма, битвы при Нёв-Шапель и Лосе были охарактеризованы как «поражения». 8 октября после посещения штаб-квартиры сэра Джона Френча Хейг записал в дневнике: «Некоторые из раненых, отправленные домой, рассказывают, что перед ними ставили невыполнимые задачи и что их не кормили».

Во время и после сражения у Лоса капитан У. Джонсон, военно-полевой врач, подметил феномен, который после отступления из Монса не часто встречался на поле боя. Многие новобранцы «новых армий» Китченера, добровольцы восемнадцати-девятнадцати лет, поступали с фронта с диагнозом, который официальная военно-медицинская история определяла как «характерные проявления истерии (мутизм и тремор)».