Память (Книга вторая) - Чивилихин Владимир Алексеевич. Страница 23

Так вот, в Чернигове много лет назад встретился мне местный старичок, изработавший себя в газете и бросивший писать даже «информушки». Он-назову его Иваном Ивановичем-сновал по редакционным закоулкам, всем почему-то был нужен, особенно начинающим журналистам. Мои очерки и заметки Иван Иванович быстро и ловко переводил на украинский, хотя был русским, приговаривая:

— Послушайте, дорогой, совет старого газетного сазраса: вычеркивайте слово «работа» из своих писаний совершенно, и тогда оно будет у вас встречаться не более трех раз на странице…

Изан Иванович рассказал мне о таинственной судьбе «Святой Феклы» — гениальной фрески из черниговского Спаса, первым поведал, что в Чернигове работали и были похоронены баснописец Леонид Глебов и прозанк-реалнсг Мпхайло Коцюбинский, что из этих мест происходят Тычина, Довженко, Десняк…

— А Новгород-Северский, между прочим, дал князя Игоря! Местную гимназию закончили педагог Ушпнскнй, писатель-народник Михайлов, ученый и революционер Николай Кибальчич, который перед казнью набросал схему ракетного космического аппарата. В Вороньках похоронены Сергей и Мария Волконские, Александр Поджио… А в Стародубе — корни Миклух.

— Каких Миклух?

— Неужели вы никогда не слышали о Николае Миклухо-Маклае?

— Почему же, слышал.

— На Черниговщине жили деды-прадеды ученого, и отец его Николай Миклуха тут родился. Русская история знает двух братьев-Владимира, что, будучи командиром броненосца «Адмирал Ушаков», геройски погиб в Цусимском морском сражении, и Николая — великого человека, хотя и маленького росточка, и хлипкого телосложения, и вроде бы второстепенных научных интересов…

И правда, среди множества разных наук издавна существуют немодные, «тихие», имеющие весьма относительное прикладное значение. Не сулит облегчения труда в промышленности и земледелии, например, собиратель и знаток фольклора или археолог, никому не обещает прибылей специалист по языкам исчезнувших племен или палеонтолог. Рыцарем таких неглавных наук, не усиливающих власть людей над природой и не увеличивающих количество наших вещей, был и Николай Миклухо-Маклай, и распространенные представления о нем чаще ограничиваются начальными сведениями-ну, путешествовал по экваториальным и южным морям, жил среди папуасов, сумел завоевать их уважение и любовь, описывал быт, нравы, обычаи дикарей, собирал экзотические коллекции, ну и что? А то, что за этими общими представлениями ускользает подлинный облик Николая Миклухо-Маклая как великого ученого и человека, гуманиста и патриота.

Признаюсь-я так и не удосужился прочитать обобщающую работу о Миклухо-Маклае, только время от времени через газеты, популярные журналы или радио в память проникали случайные и отрывочные сведения о его необыкновенной жизни. Однажды услышал, как он пропал на целый год, а объявившись, никому ни слова не сказал, где был и что делал. Жил он этот год в джунглях Малаккского полуострова, где до него не побывал ни один европеец, искал этнические корни папуасских племен, но сведения о своей работе не счел возможным публиковать, чтобы малайцы, совершенно ему доверявшие, не назвали это шпионством… Женат он был на дочери премьер-министра Нового Южного Уэльса, встречался с Александром III, и между ними произошло краткое, но серьезное объяснение, поводом которого послужили новогвинейские изыскания ученого, доказавшего, что папуасы, считавшиеся европейскими колонизаторами низшей в человеческом роду расой, умны, добры, практичны, на их теле волосы растут не пучками, а как у других смертных, в том числе, естественно, и у российского царя, и вообще все люди в принципе по природе своей равны…

Император, порассуждав о диких и культурных народах, изволил назвать россиян далекими от европейцев, тунгусов от русских, а любезных посетителю «папуанцев» более дикими, нежели тунгусы, и посему, дескать:

— Какое же, помилуйте, возможно братание? Достойно сожаления, однако же, по нашему разумению, преждевременны ваши старания, господин Маклай, а потому и напрасны, хотя по-христиански, быть может, похвальны. Да только как бы похвальность эта не взбаламутила кого до поры…

— Насколько мне, государь, кажется, — с достоинством искателя истины возразил ученый, — поиски истины всегда своевременны и не напрасны. Они могут не совпадать с интересами отдельного государства или отдельного правительства, но я не служу отдельному правительству или государству, я служу человечеству, в том числе, разумеется, и своему отечеству.

— Да, вы так думаете?-растерялся царь, не ожидавший, конечно, такого.-Но это… однако вы дерзок, господин ученый изыскатель! Этак и до крамолы недалекоНе смею вас более задерживать…

Не знаю, смогла ли в тот день крымская лазурь развеять дурное настроение царя, не ведаю меры-оценки Миклухо-Маклаем результата августейшей аудиенции, но был тогда другой царь в России-духовный… В том же 1886 году Николай Миклухо-Маклай получил письмо Льва Толстого: «Вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек, т. е. доброе, общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не нушками и водкой. И вы доказали это подвигом истинного мужества, которое так редко встречается в нашем обществе, что люди нашего общества даже его и не понимают…»

И далее гений русской литературы просит ученого «ради всего святого» подробно описать весь свой опыт, что «составит эпоху в той науке, которой я служу — в науке о том, как людям жить друг с другом», и этим сослужить «большую и хорошую службу человечеству».

Миклухо-Маклай не успел выполнить этого пожелания — через семнадцать месяцев умер, прожив на свете всего сорок два года. Почти все написанное им публиковалось посмертно, причем малаккский дневник был напечатан лишь в 1941 году, и до сих пор далеко не все мысли, высказанные им по разным поводам, стали достоянием даже очень любознательного читателя. Позволю себе привести некоторые его высказывания, найденные совсем недавно и нужные нам для путеводительства в новом маршруте…

Напоминая читателю афористичную фразу Миклухо-Маклая о том, что он служит человечеству, и в том числе. разумеется, своему отечеству, я выделяю курсивом слова вроде бы малозначащие, но на самом деле чрезвычайно важные, подчеркивающие принципиальную позицию ученого. Да, Миклухо-Маклай был, как бы мы сейчас сказали, великим интернационалистом, а это означает, что он был великим патриотом.

«…Чувствовать себя сыном человечества,-сказал он однажды английскому журналисту,-не значит забыть родной дом. Я еще не встречал человека с нормальной психикой, который был бы холодно беспристрастен к матери».

Размышляя о великой своей матери-России, Миклухо-Маклай останавливается на одной существенной особенности родного народа, обогащающей и облагораживающей духовный облик человечества. Прежде чем познакомиться с его раздумьями на этот счет, поясню, что Миклухо-Маклай, основываясь на данных своей науки, был в антропологии принципиальным моногенистом, то есть исходил из признания полного равенства всех современных народов и рас, составляющих человеческое сообщество. Полигенизм утверждал и утверждает обратное, давая лженаучный повод расистам всех мастей делить народы на «высшие», «избранные» и «низшие», «неполноценные», оправдывая военные экспансии, экономические разбои, политическое неравенство, нравственный протекционизм, эгоистический патронаж, национальный гнет.

Миклухо-Маклай подчеркивает, что его научные взгляды находятся в полном соответствии с интеллектуально-психическим складом родного народа: «…Россия-единственная европейская страна, которая хотя и подчинила себе много разноплеменных народов, но все же не приняла полигенизм даже на полицейском уровне. В России полигенисты не могут найти себе союзников, так как их взгляды противны русскому духу…»

Любознательный Читатель. Русский дух? Что это такое?.. И в словах Миклухо-Маклая мне видится некое противоречие. В старой России были полицейские ограничения, государством проводилась реакционная политика «запечатывания умов».