Мир вечного ливня - Янковский Дмитрий Валентинович. Страница 47

– Ладно, давай свою гадость, – обратился я к Цуцыку.

Он вынул пластиковую коробку, похожую на старинные индивидуальные аптечки, только красного, а не оранжевого цвета, достал оттуда два пакетика из вощеной бумаги, в каких давным-давно детсадовские медсестры выдавали мне аскорбиновую кислоту. Один пакетик он протянул мне, другой раскрыл и поднес к носу.

– Вдыхай резко, обеими ноздрями. Распечатав бумагу, я скривился от резкой отвратительной вони, похожей на запах толуола.

– Не дрейфь, – подмигнул мне Витек и втянул гадость обеими ноздрями. Тут же закряхтел и разразился тяжелым кашлем.

У меня пальцы дрожали, но я собрался с силами и нюхнул изо всех сил. Зловонный, раздражающий, едкий вихрь ворвался в гортань и легкие, заставив внутренности судорожно сжаться. Но это было не самое яркое впечатление. Едва я кашлянул пару раз, как частички порошка проникли еще глубже, волна тяжелого жара родилась где-то под диафрагмой, распухла и через миг рванула термоядерными мегатоннами внутри меня, превращая в плазму не только тело, но и сознание. Я разлетелся на миллион мельчайших светящихся кубиков, оставаясь в то же время чем-то целым, наподобие бесконечной Вселенной. Наподобие разлинованного нормалями ненормально искривленного пространства-времени, о котором бредил Эйнштейн, наверное, утомившись играть на скрипке. Меня разнесло до краев мироздания, до границ, где квазары мчатся полыхающими осколками скорлупы Мирового Яйца, меня растянуло до боли, до треска, до невозможности существования, но упругость все же взяла свое, и меня схлопнуло обратно, да так рвануло, что хрустнули разом все кости. И сразу все кончилось – я стоял там же, где находился до взрыва, внутри «пузыря», рядом с тяжело дышащими друзьями. В голове, правда, шумело, но что это в сравнении с криками умирающих звезд и воем силовых линий Пространства?

Находясь под воздействием наркотика, я как-то вдруг сразу, четко и ясно понял, почему государства запрещают наркотики. Конечно, не о здоровье нации они пекутся. Если бы о здоровье, так не гнали бы водку цистернами и не рекламировали бы сигаретную отраву на каждом углу, не устраивали бы войн, в которых народ мрет вагонами, составами, площадями, небоскребами и мегаполисами. Не в здоровье тут дело. Просто, нюхнув такой дряни, сразу понимаешь весь зыбкий смысл мироздания, понимаешь, что все так, как оно есть, и никакой властитель ничего не изменит – пуп надорвет. Что он, квазары, мать его, остановит? Пространство-время распрямит? Да хер там! А все остальное не стоит внимания. Что он может мне сделать, этот властитель? В тюрьму посадить? Ох как страшно! Расстрелять? Да не смешите мои коленки! Квазары-то от этого не остановятся! Так зачем ходить на завод, горбатиться на дядю, который, сука такая, сам-то все про квазары знает, потому что вся его жизнь только из того и состоит, чтобы обирать тех, кто о квазарах не имеет понятия. В общем, наркомана, в отличие от пьяницы, условностями к станку не приковать, посулами не соблазнить. Он живет в отдельной реальности, в другой плоскости, и припахать его на халяву так же просто, как трахнуть самого себя в задницу.

– Сань, ты как? – Андрей тронул меня за плечо.

– Собираюсь в кучу, – честно ответил я.

– Насколько успешно? – это уже Искорка, кажется.

Хотя почему кажется? Другой женщины у нас в отряде вроде бы нет. Хотя почему вроде бы? Странно как-то внутри прозвучало слово «женщина». Мне показалось, что если бы я не знал русского языка, если бы я был догоном, к примеру, или зимбабвийцем, то слово «женщина» и слово «яичница» звучали бы для меня примерно одинаково. На миг мне показалось, что в этом созвучии есть какой-то сверхглубокий смысл, связанный то ли с рождением Вселенной, то ли с тем, что яйца несут куры, а не петухи. Однако и про кур, и про яйца, и про Вселенную было как бы одно и то же, все это было связанно со шкворчанием перегретой материи Великого Взрыва, разлетающейся, как масло со сковороды.

– Саня! – окликнул меня Цуцык.

Из-за них я потерял мысль, все еще не в силах побороть наркотическое одурение.

– Черт! – ругнулся я вслух. – Я почти понял, что движет звездами, а вы меня дергаете!

– Расслабься, – серьезно сказал Андрей. – Это каждый раз так. Чуть-чуть до открытия не хватает. Самую малость.

– Может, кому-то хватило? – я открыл глаза.

– Наверняка, – Искорка потерла лицо ладонями. – Кто-то ведь придумал, как попасть в сферу взаимодействия.

Это невероятно меня успокоило. Понятно стало, что и у меня есть шанс.

– Ты женщина, – сказал я ей.

– Ты удивишься, но есть нечто не менее важное.

– Что?

– Ты мужчина.

Похоже, ее тоже глючило не меньше моего.

Слово «мужчина» было еще больше похоже на слово «яичница», и я обрадовался, что Искорка помогла мне собрать вместе две противоположности – через то, что яйца, похоже, есть у всех, в более или менее общем смысле. Так что все мы дети галактики.

– Так эту дрянь делают из грибов? – решил выяснить я, постепенно восстанавливая дыхание, а вместе с ним возвращая относительную здравость рассудка.

– Из того гриба, благодаря которому мы находимся здесь, – уточнил Макс.

– Не понял… – я помотал головой, и на меня накатил легкий приступ тошноты.

– Тут грибы растут под землей, – объяснила Ирина. – Ну, некоторые. Растут, растут, раздвигают почву пузырем, трамбуют ее, а потом дохнут, рассыпаются в пыль и оставляют такие вот «пузыри». Труха под ногами – это то ли споры, то ли высохший гриб.

– А вы труху нюхать не пробовали?

– Пробовали, – отмахнулся Цуцык. – Никакого толку. Нужна ткань свежего гриба скорее всего, а не этот сушняк. Но все равно непонятно, как приготовить сам препарат.

– Интересно узнать, как он действует. Сон крепче становится?

– Не только, – Макс начал снова ковырять ножом светящийся корешок. – Ты вообще не можешь проснуться полностью. Тебя будят, ты можешь там говорить, даже делать что-то, но все равно одной частью мозга продолжаешь спать и видеть сон, а во сне – нас и этот лес, чтоб он засох на корню. Так что когда снова засыпаешь, сон распространяется на весь мозг и ты снова в бою.

– А здесь это как выглядит?

– Хуже, чем там, – ответила Искорка. – Ходить не можешь, лежать можешь. На бессознательное состояние похоже, хотя иногда видны мышечные реакции на происходящее там. Например, если там бежишь, то здесь ноги дергаются. Но если тебя начать теребить, то ты здесь как бы просыпаешься, а там, наоборот, глубже погружаешься в сон. То есть чем бодрее ты там, тем тормознее здесь. И наоборот. В принципе, если тебя там вынудят к очень активным действиям, то ты здесь можешь полностью потерять сознание. Правда, на практике такого вроде не было.

– Понятно.

Мне стало страшно. Напугал тот факт, что, пока не кончится действие порошка, я отсюда ни при каких обстоятельствах не выберусь.

– Надо выбираться отсюда, а то у меня паранойя начинается, – хмуро сказал Макс.

Я пригляделся к его рукоделию и с удивлением понял, что он очень искусно выстрогал из корешка фигурку женщины. Обнаженной, понятное дело, какую еще выстругивать в походных условиях? Еще она получилась светящейся в силу природы материала, но это ее не портило – наоборот,

– Пусть здесь живет, – сказал штурмовик, заметив мою заинтересованность.

Он аккуратно положил ее на землю и первым полез наверх.

На дорогу мы выходить не стали, так и рванули через лес, полностью положившись на способности Андрея к ориентированию на местности. Судя по карте, до болота, где застрял БТР, оставалось совсем немного, так что мы не жалели сил. Кроме того, наверху, под шурующим с небес ливнем, я особенно ярко оценил изменения, произошедшие во мне под влиянием грибной дури. Хорошо, что ребята подробно объяснили мне принцип ее действия, а то так и с ума сойти недолго. Проблема в том, что препарат соединял между собой две личности – спящую там, на Земле, и бодрствующую здесь, в сфере взаимодействия. Он превращал их в единое целое, прекрасно осознающее все то, что происходит и там, и здесь.