Мир вечного ливня - Янковский Дмитрий Валентинович. Страница 76

Обернувшись, я увидел Ирину, бредущую через расчищенное взрывом пространство. Удивительно маленькой она мне показалась в черно-рыжей пустыне, удивительно беззащитной. Винтовку она тоже бросила, чтобы не переть с собой бесполезное теперь оружие. Помахала нам, я ей ответил.

– Пойдем, она догонит… – Андрей прикрыл глаза от солнца и со вздохом глянул в сторону обрыва. – Страшновато будет прыгать. Без парашюта…

– А придется.

Корректировщик направился к краю здешнего мироздания, а я решил все же дождаться Ирину. Прихрамывает она, что ли?

– Ногу подвернула! – крикнула она, заметив мой взгляд. – Когда из дупла прыгала.

– Черт…

Я бросился к ней, и она ухватилась за мое плечо. Так ей идти было легче, а мне труднее, но в среднем все равно вышло лучше, чем ее ковыляние. Постепенно пробитую в тучах дыру начало затягивать, однако выпирающий из неведомых далей фрагмент Моста по-прежнему оставался освещенным солнцем. Бред… Обрыв не только на земле, но и в небе. Хотя разумно ли искать логику во сне? Я решил наплевать на здешние чудеса – все равно ведь больше не вернусь сюда. Не вернусь…

Андрей дожидался нас у самого края, задумчиво глядя вниз. Когда до него оставалось с полсотни метров, не больше, солнце окончательно скрылось в тучах. Какую-то тревогу я вдруг ощутил, ну прямо на грани паники, необъяснимую, непонятную… Говорят, такой необъяснимый ужас охватывает людей под действием инфразвука. Острый приступ паранойи… Еще у наркоманов вроде такое бывает.

Однако в следующую секунду стало ясно, что причина для ужаса есть. Мы услышали сверху нарастающий клекот, и из-за туч на нас вывалилась тройка легких «углов». А мы все практически без оружия. Не считать же «стечкин» оружием в такой ситуации! Мы для них были как уточки в тире… Особенно мы с Ириной.

– Прыгай! – крикнул я Андрею.

– Иди в жопу! – зло ответил он, выхватывая пистолет.

– Прыгай, чтоб тебя! Тебе ближе всех!

И тут рейдеры как рубанули из плазмоганов… Эх…

Это под броней они не достают, а в чистом поле оказались вполне эффективным оружием. Полоса плазмы шарахнула между нами и Андреем, подняв густые фонтаны пыли и откинув нас с Ириной ударной волной метра на три назад. И тут же посыпались сверху «ежи», не оставляя нам ни малейших шансов. На сколько у них замедлители? Обычно секунд на двадцать…

И так мне стало обидно… Ну, блин, только Катю встретил, только жить собрался, только порадовался, что на войне не убили. Ну западло ведь жуткое!

Второй взрыв шарахнул позади нас, оглушив меня до красных звездочек в глазах и швырнув вперед. Ирину откинуло даже дальше, чем меня, и я решил, что если подхвачу ее на руки, то теоретически смогу успеть спрыгнуть с ней с обрыва раньше, чем рейдеры сделают стандартную петлю и пойдут на второй заход. Может, даже раньше, чем взвоют «ежи».

Зарычав, чтобы придать себе сил, я рванулся к Ирине и хотел подхватить ее на руки, но заметил, что вторым взрывом ее убило. Крупный камень, разогнанный ударом плазмы, попал ей прямо в шею, чуть выше броника. Артерии обе разворотил и горло. Она наверняка даже не заметила ничего.

Тут же взвыли «ежи», готовые выпустить тысячи смертельных игл. Оставшееся до взрыва мгновение ушло у меня на то, чтобы вспомнить Михаила. И то, как он прикрылся телом убитого товарища от «ежей». Черт… Я на него еще наехал тогда.

Грохнувшись на землю, я навалил на себя мертвое тело Ирины и тут же ощутил десяток мощных ударов, пробивших ее бронежилет на груди.

– Прости, прости… – как больной, шептал я, выбираясь из-под трупа. – Прости…

Лицо ее иглами изуродовало до неузнаваемости. Рейдеры с клекотом описали дугу в небе, а я сидел и не знал, что делать. Пыль от первого взрыва осела, и я увидел, что Андрея на краю обрыва нет, наверняка не сам прыгнул, а сшибло его ударной волной. Да какая разница… Мне-то что делать?

Захотелось завыть, зареветь. И я завыл – глупо сдерживаться, когда тебя никто не видит. Слезы ручьями катились по лицу, я поднялся во весь рост и крикнул в небо, где рейдеры завершали маневр:

– Будьте вы прокляты!

Сердце едва не выскакивало из груди. Я понимал, что Ирине уже не помочь, что не будет у нее никаких детей. Что она проснется сегодня утром, поживет несколько часов – и все. С ней непременно случится нечто ужасное, как случалось со всеми, убитыми в сфере взаимодействия.

Надо было самому спасаться, бежать надо было, прыгать с обрыва. А я не мог. С огромным трудом, словно ноги стали чугунными, сделал первый шаг, затем второй. Видел уже, что не добегу, не успею. Знал, что потратил отпущенное судьбой время, а другого шанса не будет. До края обрыва оставалось не меньше пятнадцати метров, а «углы» уже выскользнули из-за туч и взяли меня на прицелы плазмоганов. Я представил, как выгляжу на мониторах мизеров, – одинокая фигурка, отчаянно рвущаяся к спасению. Интересно, присуще ли мизерам злорадство? Или, может быть, сострадание?

Надежда – обратная сторона страха, вот что я понял в эти мгновения. Надежда – это когда от тебя уже ничего не зависит, когда ты сделал все, что мог, или, напротив, упустил все шансы. Когда страшно до одури, когда смерть из абстракции превращается в нечто до безумия осязаемое, когда на самом деле, как в банальной фразе, чувствуешь ее ледяное дыхание. Вот тогда остается только надежда. Некоторые еще богу молятся, но как раз на границе жизни и смерти мне стало ясно, насколько это глупо. Заглянув за черту, я понял сущность смерти – она превращает тебя в то, что не может уже ни на что воздействовать. И во что бы ты ни верил, в рай или в нирвану, это не имеет никакого значения, поскольку станешь ты не чем-то там сияюще-одухотворенным, а просто куском остывающего мяса. И все.

Вера – тоже обратная сторона страха, понял я в тот миг. Сродни надежде. Только люди, до судорог боящиеся смерти, а таких большинство, могут придумать себе сладкую сказочку о том, что не превратятся они в кусок мяса, а будет с ними что-то приятное или страшное. Да просто что-то, на худой конец. Лишь бы не думать об остывающем куске мяса, а вместе с ним о беспросветной бессмысленности существования.

Рейдеры ударили из плазмоганов, когда до края обрыва оставалось три шага. Когда оставалось два, плазма шарахнула в землю прямо у меня за спиной. Не будь куртка мокрой насквозь, она бы неминуемо вспыхнула от чудовищного жара. В следующий миг – удар. Словно поезд на полном ходу протаранил мне спину надувным бампером из горячей резины. Это была ударная волна.

Кувыркнувшись в воздухе и ничего не соображая от сильной контузии, я вдруг ощутил щекочущий ужас, какой бывает, когда во сне под ногами проваливается пол или лестница. Все мышцы разом вздрогнули рефлекторно, я невольно вскрикнул и тут же полетел, стремительно набирая скорость, в клубящуюся серую массу, скрывавшую дно ущелья.

Говорят, что в моменты смертельной опасности вся жизнь проходит перед глазами. Вранье! Один лишь эпизод детства всплыл в моей памяти, когда девушка прыгнула с пирса в озеро и головой ударилась о рельсу на дне. Она выжила, та девушка, только шрам на лбу остался. А вот если с такой высоты шарахнуться…

Ветер захлопал в ушах, рот нельзя было приоткрыть, так рвался внутрь поток набегающего воздуха. И стремительно, слишком стремительно, приближалась серая масса. А что за ней? Я не выдержал и закричал истошно, снова дернулся всем телом и влетел в полную, оглушающую темноту.