Мир вечного ливня - Янковский Дмитрий Валентинович. Страница 74

Это дало танкистам возможность для маневрирования. Они сдали назад, сорвав дистанцию, после чего начали молотить из орудий по позициям тяжелых плазмоганов, расположенных на стенах. Им самим плазмоганы, понятно, как слону дробина, к тому же молотить по танкам они не могли ввиду близости собственной пехоты, но командир танкистов знал, что делает, – он расчищал дорогу Максу и Цуцыку, которые должны были установить термоядерную мину в главной цитадели Моста. Я между тем продолжал косить «бродилы», стараясь не обращать внимания на ноющую боль в плече, усиливающуюся с каждым выстрелом.

Через минуту от усердной работы напрочь заклинило один из амортизаторов приклада, и каждый выстрел превратился в адское испытание. Все же отдача у «Рыси», несмотря на дульные тормоза, очень тяжелая, только амортизаторы и спасали. Теперь же стало совсем худо – каждый выстрел отдавал в плечо так что хрустела ключица и в глазах расплывалось алое марево. Точности это не прибавляло – пару раз я пустил пули поверх строя «бродил».

– Мажешь! – укорил меня Андрей.

– Хочешь попробовать? – зло прошипел я.

Вот представьте, торчит из земли стальной столб. И надо разбегаться как следует, а потом со всей дури толкать его плечом. Причем не халявить, не мазать, не притормаживать. Нормально? Зараза бы забрала этот хренов амортизатор!

А тут еще сюрприз – тяжелые рейдеры из-за туч. Мизеры решили пройтись плазменными бомбами по округе, поняв, что танкистов и штурмовую группу поддерживают снайперы.

– Искорка! Воздух! – крикнул в микрофон Андрей.

Сами же мы сгребли снаряжение в яму с водой и нырнули следом, когда плазма рвалась уже метрах в ста от нас. Когда вынырнули, местность вокруг значительно изменилась и шипела, исходя паром. От леса, где укрылась Ирина, теперь тоже ничего не осталось.

– Искорка! – позвал в микрофон Андрей.

– На связи! – раздался ее голос в наушниках, и у меня отлегло от сердца.

Однако беды наши только начались. А еще точнее – одно за другим начались поражения. В памяти все осталось смутной кутерьмой, болью в плече, прыжками в яму с водой то от плазмы, то от «ежей». В один из таких налетов я умудрился сбить тяжелый рейдер. Сам не понимаю, как получилось. Зато потом по нас ударили со стен тяжелые плазмоганы и держали нас в яме до судорог в легких. Я так нахлебался мутной, гнилой воды, что меня вытошнило раз пять, не меньше. Правда, орудия противника немного перестарались, в результате обстрела почву так перемолотили, что перед нами возникло несколько глубоких воронок и бруствер высотой почти в метр. Прятаться за ним от обстрела было стремно, в яму прыгать все же надежнее зато глиняный вал не давал молотить со стен по прямой наводкой, позволяя время от времени выныривать и жадно ловить ртом живительные глотки содрогающегося от взрывов воздуха. Попытки мизеров разровнять вал плотным обстрелом делали его только выше и толще, да еще спекли глину до состояния керамики.

В общем, вести сколь-нибудь прицельный огонь у нас не было ни малейшей возможности. Танки остались без прикрытия, и им пришлось откатываться назад под напором мобильной пехоты мизеров. Благо у них было преимущество в скорости перед «бродилами», а то в считаные минуты остались бы мы без брони. Искорку тоже загнали в озерцо и высовываться не давали. Короче, нас плотно прижали к земле огнем, и эффективность нашей работы начала стремиться к нулю. Я понял, что нашими силами Мост не взять. Ну не взять, и все тут. Без шансов. Путей к отходу тоже не было – отползи мы от бруствера на сто метров, нас бы прибили, как мух мухобойкой. И я испугался. Не так испугался, как обычно в бою, когда орешь что есть мочи, подгоняя собственное тело, не давая ему вжаться в землю и трястись крупной дрожью, а испугался совсем на другом уровне – на разумном. Проанализировал ситуацию и понял, что, как бы ни повернулось дело, всех нас убьют. Даже если проснуться, все равно ничего не изменится, поскольку принятая доза грибной дури оставит тело здесь, в бессознательном состоянии. Тогда первая же бомбежка доведет наше поражение до логического конца.

И тут вдруг Цуцык вышел на связь.

– Эй, чего зашхерились, как мышата? – задорно поинтересовался он. – Мы уже внутри, а вы спите!

– Что? – прохрипел я в микрофон.

– Глазки берегите! – хохотнул Макс. – Бомбочка у нас не простая.

– Да мы уже догадались, – съязвил Андрей. – Хотя ты, Цуц, мог бы нам и сказать о том, что несешь в рюкзаке.

– Сочтемся, – ответил Витек. – Прячьтесь, короче. Включаем запал с замедлителем.

– Блин, а как вы собираетесь отходить? – мне не удалось справиться с паникой. – Шарахнет ведь как следует!

– Не ссы в компот, там повар ноги моет! – отпустил старую казарменную шутку Макс. – Мы тут кое-что разведали интересное.

– Ну так делитесь, конспираторы, черт бы вас побрал!

– Понятно, почему эта хрень называется Мост. Это действительно мост, но с мощной крепостью в самом начале.

– Через что мост?

– А вот это самое интересное. Через ничто. В смысле через Ничто с большой буквы.

– Нашли время говорить загадками! – не на шутку разозлился Андрей.

– Да мы сами ни хрена не понимаем! – вступился за Макса Цуцык. – Мост начинается на обрыве и теряется в перспективе. Видимость примерно километров двадцать, и даже больше, потому что тучи вдали кончаются и виден свет,

– Там что, солнце? – удивился я.

– Вот именно. Такое ощущение, что здесь мир сферы взаимодействия заканчивается, а Мост ведет куда-то дальше.

– В другие сферы, – ляпнул я.

– Может быть. Но только под Мостом ничего нет. Клубится какая-то хрень, похожая на густые тучи, раздираемые вихрями. У меня есть предположение, что там реальность. Тут ведь если копнуть глубоко, то окажешься…

– В собственной постели, – закончил я.

– Да. А ущелье, если это ущелье, а не обрыв мира, очень глубокое. До клубящейся хреновины метров шестьдесят, не меньше. Но если это обрыв мира, там, внизу, все равно должна быть реальность.

– Значит, мизеры – это не аборигены… – сказал Андрей, не включая микрофон гарнитуры. – Они пришли по Мосту, который сами построили, или воспользовались чужим. Мост ведет в их родной мир. А глубина ущелья, скорее всего, в наш.

– Вы собрались прыгать вниз? – напрямую спросил я.

– Точно. Выхода нет, – подтвердил Цуцык. – Мы внутрь-то с трудом попали, а выйти через ворота никаких шансов, там «бродило» на «бродиле» сидит и «бродилом» погоняет. Все. Замедлитель скоро сработает. Берегите глаза.

– Стойте! – выкрикнул я и назвал номер своего мобильника. – Всем позвонить, когда все закончится.

– Раскомандовался, – буркнул Цуцык. – Ладно, я принял. Искорка?

– Приняла.

– Ну все.

Мы с Андреем бросились в яму, но не успели погрузиться в воду полностью, когда тучи озарились таким ярким сполохом, что на мгновение я увидел мир даже через плотно сжатые веки. Мы нырнули, ожидая ударной волны, которой нас пугали еще в школе на уроках начальной военной подготовки. И она не заставила себя ждать, пронеслась над нами чудовищным фронтом высокого давления, ударив по внутренностям сквозь водяную толщу, окрасив мир поднявшейся пылью в непроницаемую черную краску.

Я понимал, конечно, что термоядерный взрыв, пусть и маломощный, на расстоянии нескольких километров дело нешуточное. Я видел съемки испытаний по телевизору. Но ощутить удар самого мощного из известных человеку видов оружия на собственной шкуре оказалось для меня серьезным испытанием. Не только физическим, но и психологическим. В общем, я испугался конкретно – так будет точнее.

Воздух кончался, хотелось вынырнуть, но со школьных уроков НВП и гражданской обороны я помнил, что ядерный взрыв обладает еще одним коварным свойством – обратной ударной волной, образующейся от чудовищного разрежения воздуха в месте взрыва. Мгновения проходили одно за другим, я уже задыхался, и тут по нам снова ударило, мне показалось, даже с большей силой, чем прежде. Или просто мои собственные силы были уже на исходе.