По следам Добрыни - Членов Анатолий Маркович. Страница 12

Сам Мал, попав в плен, сначала отделывается тюрьмой (вещь достаточно удивительная). Но дальше происходит нечто совершенно невероятное: не проходит и 15 лет с Древлянского восстания, как Ольга берет в жены своему сыну дочь того самого человека, который казнил его отца! Который чуть не опрокинул трон самого Святослава! Который ее, Ольгу, чуть не взял в свой гарем как трофей победы над Игорем!

Немыслимо? Но произошло именно так! И, как мы теперь убедились, древлянский брак был Ольгой тщательно продуман, учитывалось все: интересы престола, привилегии земель, государственное и династическое право. В свете этого и постепенное возвышение Добрыни и Малуши выглядит не просто как серия непонятных милостей княгини, а как результат ее целенаправленных действий. Политический прицел был взят дальний – чуть ли не с 946 года. Причем Ольга все время имела в виду свою конечную цель: древлянский брак!

И уж, конечно, Ольга, даже обещав для виду Малу жизнь, сорок раз могла потом уморить его в тюрьме (как часто это случалось во всех монархиях мира с мятежниками, дерзнувшими посягнуть на устои трона). Да и детей Мала могла уморить (таких примеров в мировой истории тоже достаточно: не один «мешавший» принц был убран с дороги явным или тайным убийством). А Ольга вместо этого все эти годы старательно оберегала их жизнь, чтобы в конце концов возвысить их.

Слишком много совпадений для того, чтобы считать их случайным стечением обстоятельств. Сомнения невозможны: брак Святослава с Малушей знаменовал не только полное примирение, но и политический союз Ольги с Древлянским домом!

А это, в свою очередь, означает, что Древлянский дом, даже после поражения 946 года, даже в тяжкие годы рабства был в Русской державе такой серьезной политической силой, что Ольга – ради прочности престола своего сына – сочла разумным не только покончить вражду, но и сделать Древлянский дом своей опорой, своим лучшим другом. При Игоре Древлянский дом был грозной силой, противостоявшей Варяжскому дому. Но вдова Игоря, проявив незаурядные ум, смелость и настойчивость, сочла высшей государственной мудростью заключить династический брак между домом Рюрика и Древлянским домом.

Судя по былинам, Ольга в этих расчетах была права – общерусский эпос восторженно славит Древлянский дом. Случайностью такие народные симпатии быть не могли, и у Ольги были весьма веские основания учитывать в своей политике народную поддержку, которой пользовался Древлянский дом. Тем более веские, что дом Рюрика былина отнюдь не прославляет (то есть Варяжский дом до древлянского брака народной поддержкой не пользовался).

Я покидаю Любеч. Но почему же династия Рюрика не пользовалась поддержкой русского народа? Ведь по летописи именно дом Рюрика создал русскую державу. Зачем же этой законной и благодетельной династии вдруг мог понадобиться для популярности древлянский брак? И кто такие вообще эти древляне, за что их династию так любит былина? Ведь, по летописи, древляне – полудикари…

Нет, я не зря ехал в Любеч. Тайна отца Добрыни, судьба узника Любеча – ее перипетии и неожиданные повороты не уступают по увлекательности интриге романов Дюма, а по драматизму шекспировским трагедиям. Но она захватывающе интересна не только своими загадками и неожиданной сменой декораций, но и сама по себе, в чисто познавательном отношении.

Фигура Добрыни вырисовывается теперь перед нами все отчетливей. И русская история предстает в новом свете. Былинные персонажи и события обретают подробные реальные биографии и неожиданно четкие даты. Далекий X век оживает по мере знакомства с ним – он полон ярких событий. И политическое мышление будто бы «темной» языческой эпохи, как оказывается, ничуть не отличалось примитивностью. Совсем напротив.

Мы узнали в Любече и в связи с Любечем о Добрыне очень многое. Но новые загадки возникают одна за другой. Почему же летопись так упорно замалчивает, что Добрыня, Малуша, Владимир и все князья за ним были потомками Мала Древлянского? Зачем и почему летопись скрывает древлянский брак Святослава? Прозоровский на эти вопросы ответа не дает, он их просто не ставил. Значит, нам придется искать разгадку самим.

Возникает и другая группа вопросов: чего, собственно, хотел Мал, поднимая восстание? Ведь добивайся он трона Руси из одного честолюбия, былина не славила бы так восторженно его династию. Видимо, у него была политическая программа. Очевидно, именно она побудила Ольгу к поразительной смене политики и к самому древлянскому браку. Надо ли понимать дело так, что Ольга приняла фактически политическую программу Мала, то есть программу Древлянского восстания?..

Этих вопросов Прозоровский тоже не ставил – и ответ на них надо, видимо, искать не в Любече.

Я покидаю Любеч, его информация о Добрыне исчерпана. Правда, Цапенко пишет: «Отсюда была родом Малуша – мать киевского князя Владимира» [25]. Но Цапенко не знает даже, что Малуша – сестра «мифического» Добрыни. И нет, родом она не отсюда. Наука выяснила, что Любеч не родина ни Малуши, ни Добрыни.

По следам Добрыни надо ехать дальше, на его настоящую родину – в Древлянскую землю.

Мой путь лежит теперь прямо в столицу Мала Древлянского – в Коростень.

Глава 3. Коростень

Коростеньский гранит. Он стоит на красном граните, древний Коростень (сегодня оживленный районный город). Я гляжу на него из Шатрища – оттуда же, откуда глядел на него некогда противник Мала, которого древляне называли князем-волком.

Два гигантских холма из красного гранита встают как неприступные бастионы по обе стороны реки Уж. Высотой они метров по шестьдесят. Тысячу лет назад вершины этих гранитных бастионов были увенчаны деревянными крепостями. Подступы к обоим берегам были на крепком замке.

Название села Шатрища, как говорят, идет от тех самых времен. По местным преданиям, здесь были разбиты шатры войска Игоря Рюриковича. В 945 году (еще до Древлянского восстания) Игорь, по летописным данным, пришел под самый Коростень, чтобы взять с древлян непомерную дань. Этими-то притязаниями он, по летописи, и спровоцировал древлян на восстание.

Когда смотришь из Шатрища на Коростень, то понимаешь, какой сильной крепостью он был и почему войска Игоря разбили лагерь не под самыми стенами Коростеня (который он пришел осаждать, чтобы принудить Мала к выплате вторичной дани), а на почтительном расстоянии от города. Подступить к стенам Коростеня поближе осаждавшие не осмелились – видно, боялись метких древлянских стрел.

О силе Коростеня как крепости свидетельствует и летопись. В статье 946 года говорится о том, как город осаждала вдова Игоря. Ее требование о сдаче жители отклонили. Более того, коростеньцы не отсиживались за городскими стенами, а частыми вылазками тревожили осаждавших. «И стояла Ольга все лето и не могла взять город», – констатирует летописец. (Между прочим, «все лето» может означать и «целый год», что более вероятно, ведь «летопись» – это «запись событий по годам».) Так или иначе, а армия державы и сама правительница оказались на долгий срок прикованными к стенам мятежного Коростеня… Когда глядишь из Шатрища, этому не удивляешься.

О силе крепости говорит и местное предание, согласно которому стены города в те времена были дубовые, длиной ни много ни мало в 10 верст… Разумеется, предание сильно преувеличивает. Но ведь речь идет о русском городе X века!

Вместе с тем местные предания – тоже ценнейший исторический источник, хотя и подлежит проверке и осмыслению, как и летопись, былина, мемуары. Так что, может быть, все-таки нет дыма без огня? Судить о длине и характере стен древнего Коростеня в конечном счете археологам. Но то, что стены Коростеня X века были крепкими и длинными (то есть город тогда был большим), само по себе достаточно правдоподобно. Иначе как бы мог он сковать на столь долгий срок войско Ольги? Пусть даже не на год, а на один летний сезон. Десятиверстовые стены для этого не обязательны, трехверстовые тоже. Но большая и сильная крепость – обязательна.