Долгий поцелуй на прощание - Рутледж Виктория. Страница 49

— У нас около семи, а у тебя, должно быть, обед? — Кэт плотнее затянула полотенце. — Ты вытащил меня из ванны. Я совершенно голая, если не считать полотенца.

— Правда?

В голосе его звучал неподдельный интерес. Кэт счастливо улыбнулась.

— О, да. На самом деле, — она сбросила полотенце, — ах, оно упало.

Джайлс на том конце провода засмеялся, затем кашлянул.

— Слушай, Кэти, мне бы очень хотелось поговорить с тобой о полотенцах, но я звоню по делу.

Так он звонит не просто ради общения? Кэт обиженно поежилась и ногой придвинула полотенце поближе.

— Я только что узнал замечательную новость. Я знаю, тебе она не покажется замечательной. Но я решил рассказать тебе сразу. Я, правда, узнал только сегодня утром.

— Выкладывай, — снисходительно согласилась Кэт, поглаживая пупырышки на коже. — Я прочитала твое письмо. Я не просто проглядела все, что ты пишешь про международное сотрудничество. — Она прислонилась к стене и вспомнила, как соблазнительно он выглядел в деловом костюме. Костюмах. У него их множество. — Продолжай, что ты сделал?

Пауза показалась бесконечной. Уловив веселые нотки в его голосе, Кэт сразу же догадалась, что нечто ужасное встанет между ними. Другая девушка? Болезнь? Увольнение? Кэт чувствовала себя беспомощной: она на другом конце провода и не может читать выражение его лица, держать его руки.

— Меня перевели на программу для продолжающих.

— Ах, но это же здорово! — Кэт облегченно вздохнула. Повышение. Всего лишь повышение. — Конечно, это замечательно! Молодчина! Ты чудо!

Снова пауза.

— Гм, да, я перешел в другой проект. Но это значит, что я остаюсь здесь до Рождества.

Пауза превратилась в дуэт молчания. Рот Кэт открылся в безмолвном крике. Рождество. До него — мозг Кэт бешено подсчитывал — тринадцать недель! Ее лицо сморщилось, словно у маленькой девочки.

— Кэти? Ты слышишь? — Голос Джайлса звучал озабоченно, даже виновато.

— Но ты мне нужен здесь! — выговорила Кэт, не в силах сдержаться.

Ей немедленно захотелось взять эти слова назад, но было поздно. Кэт открыла глаза и увидела остатки вчерашнего ужина, разбросанные по кухонному столу. Ей хотелось в детском отчаянии топать ногами.

— Мне на самом деле очень жаль, но это всего лишь еще несколько недель, и я просто не могу отказаться — такая блестящая возможность. Кэт?

Кэт закусила губу. Ей не хотелось говорить. Она больше не могла представить себе Джайлса. В голове ее звучал только надоедливый припев из песенки «Амадеус». Она как раз слушала ее по радио, когда зазвонил телефон. Ей хотелось придумать что-нибудь любезное в ответ, но единственные слова, приходящие в голову, были слова припева.

— Кэт? — У Джайлса был встревоженный голос. — Кэт, пожалуйста, скажи, что рада за меня. Я надеялся, что ты будешь за меня рада.

— Конечно, я рада, — автоматически ответила Кэт. Поймет ли он, что она лжет? Разве это важно? — Я просто… Я просто надеялась, что ты вернешься скорее. У меня были планы, — добавила она, вопреки собственной воле делая себе еще больнее.

— Судя по твоему письму, я подумал, что ты как раз только-только по-настоящему устроилась. — Джайлс уже вновь обрел почву под ногами. — Такой интригующий рассказ о работе, прелестная история про твоего соседа — как там его? Дарюс?

— Дант.

— Дант, да. Замечательное письмо. Мне очень понравилось. Было такое чувство, словно ты говоришь со мной. Я читаю его снова и снова.

Кэт с испугом заметила, что он понизил голос — как будто стыдится разговаривать с нею из офиса. Джайлс казался дальше, чем когда-либо.

Несколько мгновений оба тихо дышали в трубки. Они не могли придумать, что бы сказать такое, от чего не станет хуже. Во время молчания до Кэт вдруг дошло: раз Джайлс не вернется и не спасет ее в ноябре, ей придется расплачиваться за свои проступки на работе после возвращения Дженифер не месяц, а месяц и еще пять недель. Кэт стало дурно.

— Джайлс, я так скучаю по тебе. Я не думала, что могу так скучать.

Он был прав, когда решил, что лучше некоторое время не говорить друг с другом. Его голос теперь только обострял ее страдания. Слезы комом стояли в горле.

— Пожалуйста, не говори так, Кэт.

Она услышала отчаяние в его голосе. Кэт проклинала себя за то, что не умеет держаться как взрослая. Ему тоже трудно. Он там один, работает с напряжением. «Да, именно», — прозвучал саркастический голос в ее голове.

— Ты справишься. До Рождества не так много времени. У нас будет самое прекрасное Рождество. Я обещаю. Я привезу тебе из Америки все, что хочешь. Мы куда-нибудь съездим вместе, — он вздохнул. — Я просто хотел тебе рассказать как можно скорее, чтобы ты привыкла к этой мысли. Так лучше, чем узнать за неделю до моего предполагаемого приезда.

Кэт разрывалась между двумя равными по силе желаниями — швырнуть трубку, броситься на кровать и разреветься — или слушать его голос, пока это возможно. Ей не хотелось начинать плакать. Не по телефону. Это было бы некрасиво.

— Джайлс, я понимаю, что по моему голосу не скажешь, но я очень горжусь тобой, — удалось ей выдавить. — Ты такой умный, тебе надо идти вперед и делать все, на что ты способен.

Ей хотелось добавить: «Я всегда буду тебя ждать», но это звучало слишком похоже на эпитафию.

— Я знал, ты поймешь, — сказал Джайлс с облегчением в голосе. — А я очень рад, что ты становишься без меня самостоятельной. Вы никуда не ходили с Селиной? Она собиралась позвонить тебе и назначить встречу.

«Разве хорошо пинать лежачего? — подумала Кэт. — Выпить по стаканчику с сочувствующей Селиной? Я не настолько одинока».

— Нет, она не звонила, но она привезла… ах, я даже не поблагодарила тебя за музыкальный центр. Он мне так помог. Я все время слушаю…

На линии послышался приглушенный шум. Джайлс отвечал на чей-то вопрос на иностранном языке. По-французски? Кэт силилась разобрать.

— Кэт, мне очень жаль, но я должен идти. Эта сделка, о которой я тебе писал, она срывается, и мне надо поговорить с коллегами из Парижа. Я с нетерпением жду встречи, правда. Правда, жду.

— Я тоже, — тихо сказала Кэт. — Я люблю тебя, Джайлс.

Его голос упал до шепота.

— И я тоже тебя люблю. Закутывайся быстрее снова в полотенце, а не то простынешь.

Несмотря ни на что, по ее телу пробежала дрожь.

— Пока, — прошептала она.

Горячие слезы потекли по щекам, бороздя уже засохшую маску, стянувшую кожу. Она представила себе Дорис, которую хозяева оставляют в приюте просто потому, что им понадобился еще один месяц каникул. Большие грустные собачьи глаза полны непонимания. Слезы полили сильнее.

— Пока, — непреклонно, но нежно.

— Пока.

Джайлс грустно вздохнул:

— Я напишу тебе, как только вернусь домой, ладно?

— Пока.

Рывком Кэт бросила трубку раньше, чем услышала щелчок на другом конце провода, и тут же пожалела об этом. Ее немедленно окружил запах немытых тарелок, слишком давно лежащих в раковине.

Словно зомби, Кэт доплелась до ванной и взглянула на свое лицо. От кожи отставали белые пласты глины с глубокими серыми канавками на месте пролившихся слез. Похоже на иллюстрацию к одному из идиотских триллеров Джо.

Кэт ополоснула лицо, спустила воду в остывающей ванне, натянула самые старые джинсы и первую попавшуюся футболку и пошла за бутылкой вина.

Когда музыка смолкла, Кэт услышала стук в дверь спальни. Уже почти час она слушала песни, которые напоминали ей о Джайлсе, а когда они закончились — те, что напоминали о бывших парнях. Кэт все больше пьянела и дурнела. Она плакала, пока оставались слезы, — на удивление долго.

— Кэт?

Тук-тук-тук.

«Убирайся, я умираю», — подумала Кэт.

Она вылила все, что оставалось в бутылке, в кружку. Вина оказалось мало — она выпила его одним махом.

— Кэт?

Тук-тук-тук.

Прокручивая в голове разнообразные трагические сценарии, Кэт колебалась: притвориться, что ее нет дома, и в тишине растравлять свои раны или продемонстрировать их кому-нибудь в ожидании сочувствия. Она попыталась встать, но внезапно почувствовала головокружение. А левая нога затекла.