Далекие часы - Мортон Кейт. Страница 1

Кейт Мортон

Далекие часы

Тсс… Слышите?

Деревья слышат. Они первыми узнают о его приближении.

Прислушайтесь! Деревья темного, дремучего леса дрожат и шуршат листвой, словно невесомой шелухой из чеканного серебра; лукавый ветер рыщет в их верхушках и шепчет, что скоро начнется.

Деревья знают, ведь они старые и все уже видели.

Луны нет.

Луны нет, когда приходит Слякотник. Ночь натянула пару тонких кожаных перчаток; укрыла землю черной простыней — уловкой, личиной, сонным заклятием, под которым все сладко дремлет.

Темнота, но не полная, ведь у всего есть фактура, нюансы и оттенки. Глядите: грубая шерсть сгрудившихся лесов, лоскутное одеяло полей, гладкая черная патока рвов. И все же… Если вы не законченный неудачник, то не заметите странное движение в неожиданном месте. И вам определенно повезло. Тот, кто увидит, как поднимается Слякотник, уже никогда не расскажет об этом.

Вон там… Видите? Черный глянцевый ров, полный ила, перестал быть неподвижным. В его самом широком месте вспучился пузырь, побежала едва заметная рябь, всего лишь намек…

Но вы отвернулись! Весьма мудро. Подобные зрелища не для таких, как вы. Обратите лучше внимание на замок, там тоже кое-что движется.

На вершине башни.

Смотрите — и сами увидите.

Юная девушка сбрасывает покрывало.

Ее отправили спать; в соседней комнате тихо похрапывает няня, ей снится мыло, лилии и высокие стаканы теплого молока. Но девушку что-то разбудило; она украдкой садится, перекатывается по чистой белой простыне и спускает ноги, одну за другой; две бледных узких стопы на деревянных половицах.

Луны нет, не на что смотреть, сплошной мрак, и все же ее тянет к окну. Рябое стекло заледенело; она забирается на шкаф, усаживается над строем детских книг, в прошлом ее фаворитов, ныне — жертв ее стремления поскорее вырасти; вокруг мерцает морозный ночной воздух. Она подтыкает ночную сорочку под бледные бедра и прижимается щекой к сомкнутым белым коленям.

Мир — снаружи, люди движутся в нем, как заводные куклы.

Однажды она непременно увидит его собственными глазами, ведь замки на дверях и решетки на окнах — для того, чтобы не впустить его, но вовсе не для того, чтобы не выпустить ее. Не впустить мир.

Она слышала истории о нем. Он и сам стал историей. Давней-предавней легендой. А замки и решетки сохранились с тех пор, когда люди верили в подобные вещи. В сказки о чудовищах, которые прячутся во рвах и подстерегают прекрасных дев. В сказки о мужчине, которому в старину причинили зло, и теперь он вновь и вновь мстит за свою утрату.

Юную девушку — которая нахмурилась бы при слове «юная» — больше не тревожат детские монстры и небылицы. Она лишилась покоя, она современная, взрослая и отчаянно мечтает сбежать. Ей осточертело это окно и этот замок, однако целую вечность у нее нет ничего другого, и потому она хмуро глядит сквозь стекло.

Там, в складке между холмами, деревня погружается в апатичный сон. Последний ночной поезд вдали уныло оповещает о своем приближении — одинокий зов, остающийся без ответа, и носильщик в жесткой форменной фуражке выходит наружу и подает сигнал. В соседних лесах браконьер выслеживает добычу, и ему не терпится вернуться домой в кровать, а на окраине деревни, в домике с облупившейся краской, плачет новорожденный ребенок.

Совершенно обычные события в мире, где все рационально. Где видишь то, что происходит, и тоскуешь по тому, чего не происходит. В мире, столь отличном от того, в котором пробудилась девушка.

Ведь внизу, ближе, чем она думала, что-то происходит.

Ров начинает дышать. Глубоко-глубоко, завязнув в иле, влажно бьется сердце мертвеца. Тихий звук, подобный стону ветра, исходит из недр и напряженно парит над поверхностью. Девушка слышит его, то есть ощущает, ведь фундамент замка сливается с илом, и стон сочится сквозь камни, поднимается по стенам, этаж за этажом, неуловимо проникает в книжный шкаф, на котором она сидит. Прежде любимая книга срывается на пол, и девушка в башне ахает.

Слякотник открывает один глаз. Резко, внезапно водит им по сторонам. Возможно, даже тогда он вспоминает о своей утраченной семье? Хорошенькой маленькой женушке и паре пухлых нежных крошек, которых он бросил? Или его мысли уносятся дальше, в детство, когда он с братом бегал по полям среди высоких бледных стеблей; а может, он думает о другой женщине, той, что любила его перед смертью? Лесть и знаки внимания которой, а главное — нежелание смириться с отказом лишили Слякотника всего.

Что-то меняется. Девушка чувствует это и ежится. Прижимает ладонь к ледяному запотевшему стеклу и оставляет отпечаток-звездочку. Она в плену колдовского часа, хоть и не знает, что он так называется. Теперь ей никто не поможет. Поезд ушел, носильщик лежит рядом с женой, и даже ребенок задремал, устав от попыток поведать миру все, чему научился. Не спит только девушка в замке у окна; ее няня перестала храпеть и дышит так тихо, что кажется замерзшей до смерти; птицы в замковом лесу тоже умолкли, спрятали головки под дрожащие крылышки, зажмурили веки тонкими серыми черточками, чтобы не видеть того, что грядет.

Не спит только девушка; и еще мужчина, пробуждающийся в иле. Его сердце бьется быстрее, ведь его время настало и продлится недолго. Он вращает запястьями и лодыжками, он поднимается с илистого ложа.

Не смотрите. Умоляю вас, отвернитесь, когда он прорвет поверхность, когда выберется из рва, когда встанет на черном сыром берегу, поднимет руки и вдохнет. Вспомнит, каково дышать, любить, страдать.

Лучше взгляните на грозовые облака. Даже во тьме видно их приближение. Рокот злобных, сжатых в кулаки облаков. Они катятся, борются, пока не оказываются над самой башней. Это Слякотник призвал грозу, или гроза призвала Слякотника? Никому не ведомо.

В своем укрытии девушка склоняет голову, когда первые капли как бы нехотя разбиваются о стекло и встречаются с ее ладонью. День был ясным, не слишком жарким, вечер прохладным. Ни единого намека на полуночный дождь. Наутро люди с удивлением посмотрят на сырую землю, почешут в затылках и улыбнутся друг другу со словами: «Надо же! Подумать только, мы все проспали!»

Но подождите! Что это? Неясный силуэт, тень взбирается по стене башни. Взбирается невероятно проворно и ловко. Разве человек способен на такое?

Он достигает окна девушки. Они смотрят друг на друга. Сквозь залитое потеками воды стекло, сквозь дождь, зарядивший не на шутку, она видит покрытое грязью чудовищное существо. Она открывает рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но вдруг все меняется.

Он меняется у нее на глазах. Сквозь слои грязи, сквозь гнет тьмы, ярости и горя проглядывает человеческое лицо. Лицо молодого мужчины. Забытое лицо. Лицо, полное такой тоски, печали и красоты, что она, не раздумывая, отворяет окно и впускает его из-под дождя.

I

Пропавшее письмо нашлось

Все началось с письма. Письма, которое давно пропало и полвека ждало в забытой сумке почтальона на мрачном чердаке ничем не примечательного дома в Берменси. [1] Иногда я думаю о ней, этой сумке; о сотнях любовных писем, счетов из бакалейной лавки, открыток на дни рождения, детских записок родителям, которые лежат все вместе, разбухают и вздыхают, упрямо нашептывая в темноте свои послания. Ждут, ждут того, кто догадается, что они здесь. Знаете, ведь говорят, что письмо обязательно отыщет адресата; что рано или поздно, вопреки всему, слова найдут способ выйти на свет и открыть свои секреты.