Робин Гуд - Дюма Александр. Страница 42
Этот приказ солдатам вовсе не нравился, ибо они понимали, что вряд ли Робин подпустит их к себе на длину копья, никого не убив.
«Если они сообразят окружить меня, — подумал Робин, — я погиб».
Сквозь просвет в листве он вскоре разглядел Фиц-Олвина, и в сердце его запылала жажда мести.
— Робин, — прошептала девушка, — я пришла в себя. Что с моим отцом? Вы ведь не причинили ему никакого зла, правда?
— Никакого зла, миледи, — ответил Робин, содрогнувшись, — но…
Он провел пальцем по тетиве, и она зазвучала, как струна.
— Что «но»? — воскликнула Кристабель, испуганная зловещим жестом.
— Зато он причинил мне ало! Ах, если бы вы знали, миледи…
— Где мой отец, сударь?
— В нескольких шагах отсюда, — холодно ответил Робин, — и его светлость знает, что мы в нескольких шагах от него, но его солдаты не смеют на меня напасть, боясь моих стрел. Послушайте меня, миледи, — сказал Робин, поразмыслив минуту, — мы непременно попадем в их руки, если останемся здесь; у нас есть еще надежда на спасение — бегство, причем незаметное бегство, но, чтобы нам это удалось, нужно много смелости, хладнокровия, а особенно неколебимой веры в Божью милость. Послушайте меня хорошенько: если вы будете так дрожать, вам не понять всего, что я вам скажу; теперь ваша очередь действовать; закутайтесь в свой плащ: он темный и не очень заметен, и пробирайтесь под листвой, почти по земле, а если надо будет — ползком.
— Но у меня не хватит ни смелости, ни тем более сил, — плача, ответила несчастная Кристабель, — мне не пройти и двадцати шагов, как меня убьют. Спасайтесь, сударь, и не думайте больше обо мне; вы сделали все возможное, чтобы соединить меня с любимым, но, видно, Бог этого не хочет; да исполнится воля его и да будет с вами его святое благословение! Прощайте, сударь… бегите; вы скажете моему дорогому Аллану, что власть отца надо мной не продлится долго… тело мое разбито, как и сердце… и я скоро умру… Прощайте.
— Нет, миледи, — ответил храбрый юноша, — нет, я не побегу. Я дал обещание сэру Аллану и, чтобы выполнить это обещание, буду идти вперед, разве что смерть меня остановит… Мужайтесь. Аллан, может быть, уже в долине и, увидев мою стрелу, будет нас искать… Бог нас еще не покинул.
— Аллан, Аллан, дорогой Аллан, где же вы? — в отчаянии воскликнула Кристабель.
И вдруг, как бы в ответ на этот отчаянный призыв, над лесом повис протяжный волчий вой.
Кристабель, стоя на коленях, воздела руки к Небу, откуда ко всем нам приходит помощь, но Робин, порозовев от радости, сложил руки около рта и ответил таким же воем.
— К нам идут на помощь, — сказал он радостно, — уже идут, миледи; волчий вой — это условный сигнал лесников; я ответил на него, и сейчас появятся наши друзья. Видите, Бог не покинул нас. Я им сейчас сообщу, что нужно торопиться.
На этот раз Робин приложил ко рту одну руку и издал крик цапли, преследуемой ястребом.
— Это значит, миледи, что мы в опасности.
Где-то поблизости ему ответил такой же крик испуганной цапли.
— Это Уилл, дружище Уилл! — воскликнул Робин. — Мужайтесь, миледи, спрячьтесь под кустами, вы там будете в безопасности, ведь шальная стрела цели не выбирает.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди девушки, но надежда вскоре увидеть Аллана придала ей сил; она повиновалась и скрылась в густых зарослях, гибкая, как змея.
Чтобы отвлечь от нее внимание, Робин громко крикнул, вышел из укрытия и спрятался за деревом.
В ствол этого дерева тут же вонзилась стрела; скорый на ответ, герой наш издевательски засмеялся и тоже выпустил стрелу излука, сразив наповал несчастного солдата.
— Вперед, болваны! Трусы, вперед! — вопил Фиц-Олвин. — Иначе он вас всех по одному перестреляет!
Барон всячески понуждал своих людей наступать, сам же прятался за каждым деревом, но тут дождь стрел возвестил о появлении на сцене семи братьев Гэмвеллов, Аллана Клера и брата Тука.
При виде этого доблестного отряда люди барона Ноттингема бросили оружие и запросили пощады. Один лишь барон не сдался: рыча от ярости, он скрылся в зарослях.
Увидев своих друзей, Робин бросился вслед за Кристабель; но девушка, вместо того чтобы остановиться поблизости, продолжала бежать то ли от страха, то ли потому, что забыла наставления Робина, то ли по роковому стечению обстоятельств.
Робин легко нашел ее следы, но напрасно он ее звал, на его призывы отвечало только эхо. Юный лучник уже упрекал себя в непредусмотрительности, но тут до его уха донесся крик отчаяния.
Он бросился в этом направлении и увидел, что один из всадников барона схватил Кристабель за пояс, поднял в седло и увозит.
Из лука вылетела еще одна стрела-мстительница: раненная в грудь лошадь встала на дыбы, и солдат с Кристабель покатились по земле.
Солдат бросил Кристабель, выхватил меч и стал искать глазами того, кому он должен отомстить за смерть своего коня, но рассмотреть противника не успел, потому что тут же сам бездыханным упал на траву, а Робин едва успел подхватить Кристабель, чтобы кровь из раны на голове новой жертвы не испачкала девушку.
Когда Кристабель открыла глаза и увидела благородное лицо склонившегося над ней лучника, она покраснела, протянула ему руку и произнесла едина пенное слово:
— Благодарю!
Но это единственное слово было произнесено с таким чувством, с таким выражением, что Робин тоже покраснел и поцеловал протянутую руку.
— Почему вы ушли так далеко, миледи, и как вас сумел схватить этот наемник? Остальные солдаты сложили оружие и попросили пощады у сэра Аллана.
— Аллан?! Но этот человек узнал меня и схватил с криком: «Сто золотых мои! Ура! Сто золотых!» Но вы говорите, что Аллан…
— Я говорю, что сэр Аллан ждет вас.
Девушка, которую, казалось, уже ноги не держали, полетела как на крыльях, но, увидев отряд, сопровождавший Аллана, застыла в полном изумлении.
Робин взял Кристабель за руку и заставил ее сделать несколько шагов вперед, но Аллан, едва увидев ее, не обращая внимания на присутствующих, бросился к ней не в силах вымолвить ни слова, прижал к своей груди и стал осыпать ее лицо поцелуями. Кристабель же, опьянев от восторга, трепетала от счастья в объятиях Аллана; она едва что-либо сознавала, и только по ее взгляду, дрожащим губам и бешено бьющемуся сердцу можно было понять, что она еще жива.
Наконец из глаз влюбленных хлынули слезы, слезы счастья и радости; молодые люди пришли в себя и обменялись долгими взглядами, как бы пытаясь передать друг другу свою любовь.
Свидетели, безмолвно созерцавшие сцену соединения любящих душ, испытывали огромное волнение. Мод, словно ощущая нечто вроде смутной зависти, подошла к Робину, взяла его за руки и хотела улыбнуться ему, но вместо этого по ее бархатистым щекам покатились одна за другой крупные частые слезы, подобные каплям росы на листьях.
— А моя мать, а Гилберт? — спросил молодой человек, сжимая руки Мод.
Мод, дрожа, поведала Робину, что она до его дома не дошла и что Хэлберт отправился туда один.
— Маленький Джон, — сказал Робин, — вы видели моего отца сегодня утром. С ним никакого несчастья не случилось?
— Несчастий никаких, дорогой друг, но нечто странное произошло, и тебе об этом будет рассказано; я оставил твоего отца в спокойствии и добром здравии и было это в два часа пополуночи.
— Почему ты так тревожишься, Робин? — спросил Уилл, подходя к юному лучнику, чтобы быть поближе к Мод.
— У меня есть на то серьезные причины: один сержант барона Фиц-Олвина сказал мне, что сжег мой отчий дом и бросил мою мать в огонь.
— А ты что ему ответил? — возмущенно воскликнул Маленький Джон.
— Я ему ничего не ответил, я его убил… Но сказал он правду или солгал? Я хочу пойти туда и посмотреть, я хочу повидать отца и мать, — добавил Робин, и в голосе его зазвучали слезы, — пойдем, сестрица Мод…
— Так мисс Мод — твоя сестра? — воскликнул Уилл. — А еще неделю назад я и не знал, что ты такой счастливец!
— Неделю назад у меня еще и не было сестры, дорогой Уилл… а сегодня я счастливый брат, — ответил Робин, силясь улыбнуться.