Робин Гуд - Дюма Александр. Страница 87

— Я так глубоко презираю этот порок, что он меня даже не удивляет, но могу утверждать, что в нем я не был и не буду повинен. Позвольте мне, Робин Гуд, от всего сердца поблагодарить вас за дружеский прием, и, если когда-нибудь счастливый случай приведет вас в окрестности аббатства Сент-Мэри, не забудьте, что в Равнинном замке вы найдете теплый и сердечный прием.

— Сэр рыцарь, — ответил молодой человек, — люди, которых я принимаю у себя в зеленом лесу, никогда не испытывают докуки от моих ответных посещений. Тем, кто действительно нуждается в еде и питье, я охотно даю место за моим столом, но по отношению к тем, которые могут оплатить мое гостеприимство, я менее великодушен. Я побоялся бы оскорбить гордость человека, к которому Фортуна была щедра, если бы бесплатно угостил его дичью и вином. Я нахожу более достойным нас обоих сказать ему: «Этот лес — харчевня, а я ее хозяин, мои же веселые лесные братья — здешние слуги. Как человек благородный, заплатите щедро за то, что вы получили». Рыцарь рассмеялся.

— Вот, — сказал он, — довольно занятный взгляд на вещи и остроумный способ взимать налоги. Несколько дней назад мне с похвалой отзывались о том, как любезно вы избавляете путешественников от избытка их доходов, но никогда не слышал таких понятных разъяснений на этот счет.

— Ну что же, сэр рыцарь, я дополню эти объяснения. С этими словами Робин Гуд взял свой рог и поднес его к губам. На его зов прибежали Маленький Джон и Красный Уилл.

— Сэр рыцарь, — сказал Робин, — гостеприимство кончилось, соблаговолите заплатить по счету, мои казначеи готовы принять деньги.

— Поскольку вы рассматриваете лес как постоялый двор, то счет расходов, несомненно, соответствует обширности леса? — спокойно спросил рыцарь.

— Точно так, сударь.

— И вы за одну цену потчуете рыцаря, барона, герцога и пэра Англии?

— Одинаково, — ответил Робин Гуд, — и это справедливо; не хотите же вы, чтобы такой бедный крестьянин, как я, даром кормил обладающего гербом рыцаря, графа, герцога или принца: это нарушило бы правила этикета.

— Вы совершенно правы, дорогой хозяин, но вы составите себе довольно скверное мнение о своем сотрапезнике, когда он признается вам, что все его состояние состоит из десяти золотых.

— Позвольте мне поставить под сомнение это утверждение, сэр рыцарь, — ответил Робин.

— Дорогой хозяин, я прошу ваших товарищей обыскать мою одежду и убедиться, что это суровая истина.

Маленький Джон, который редко упускал возможность показать, какое место он занимал в обществе, поспешил воспользоваться этим предложением.

— Рыцарь сказал правду! — разочарованно воскликнул он. — У него в самом деле всего десять золотых.

— Эта сумма в настоящую минуту представляет все мое состояние, — добавил незнакомец.

— Вы промотали наследство? — со смехом спросил Робин Гуд. — Или оно было невелико?

— Нет, я унаследовал значительное состояние, и я его не растратил, — ответил рыцарь.

— Как же тогда случилось, что вы столь бедны? Ведь, признайтесь, ваше теперешнее положение очень напоминает следствие расточительства.

— Видимость обманчива, и, чтобы вы поняли мое горе, мне нужно рассказать вам одну плачевную историю.

— Сэр рыцарь, я слушаю вас с глубоким вниманием, и, если могу быть вам полезен, располагайте мной.

— Я знаю, благородный Робин Гуд, что вы защищаете всех угнетенных и все они пользуются вашим добрым вниманием.

— Оставим это, сударь, — прервал его Робин, — и вернемся к вашим делам.

— Меня зовут Ричард, — продолжал незнакомец, — и мой род ведет свое происхождение от короля Этельреда.

— Значит, вы сакс? — спросил Робин.

— Да, и мое благородное происхождение послужило причиной многих моих несчастий.

— Позвольте пожать вашу руку как своему брату, — сказал, весело улыбаясь, Робин Гуд, — саксов, богаты они или бедны, в Шервудском лесу принимают бесплатно.

Рыцарь ответил на рукопожатие и продолжал:

— Меня прозвали сэр Ричард Равнинный, потому что замок мой лежит в обширной низине, примерно в двух милях от аббатства Сент-Мэри. Еще в молодости я женился на девушке, которую любил с раннего детства. Небо благословило наш союз и ниспослало нам сына. Никогда еще отец и мать не любили так нежно своего ребенка, а тот не был настолько достоин их любви, как наш Герберт. Мы поддерживали добрососедские отношения с монастырем Сент-Мэри, и я был дружен со многими монахами. Однажды один послушник, к которому я питал искреннюю приязнь, попросил у меня разрешения побеседовать со мной несколько минут.

«Сэр Ричард, — сказал он мне, — я не сегодня-завтра приму постриг и навсегда отрешусь от мирских дел, но я оставляю в мире могилу жены и дочь-сироту, без средств к существованию, без всякой защиты. Я посвятил себя Богу и надеюсь, что строгость монастырского существования позволит мне вынести тяготы жизни еще несколько лет. Я пришел просить вас во имя божественного Провидения проявить сочувствие к моей бедной дочери».

«Дорогой брат, — ответил я этому несчастному, — благодарю вас за доверие, и, поскольку вы на меня понадеялись, я вашей надежды не обману и наша дочь станет моей».

Этот человек был растроган до слез; он горячо поблагодарил меня за великодушие и по моей просьбе послал за своей дочерью.

Никогда мне не приходилось испытывать такое волнение, как в ту минуту, когда я увидел это дитя.

Девочке было двенадцать лет, она была высокой и стройной, чрезвычайно изящной, и на ее хрупкие плечики падали шелковистые белокурые локоны. Войдя в зал, где я ее ждал, она изящно поклонилась и посмотрела мне прямо в лицо огромными синими печальными глазами. Вы сами понимаете, любезный мой хозяин, что эта прелестная девочка сразу завладела моим сердцем; я взял ее ручки в свои и отечески поцеловал ее в лоб.

«Вы видите, сэр Ричард, — сказал мне монах, — что это дитя достойно защиты любящего человека».

«Да, брат мой, признаюсь, что в жизни не видел более очаровательного создания».

«Лили очень похожа на свою бедную мать, — ответил монах, — и, когда я вижу ее, горе мое усиливается, удаляя мой дух от всего Небесного и заставляя думать снова и снова о той, что спит вечным сном под холодной могильной плитой. Удочерите мое дитя, сэр Ричард, вы не раскаетесь в своем милосердии: Лили обладает редкими душевными качествами, у нее прекрасный характер, она благочестива, ласкова и добра».

«Я буду ей отцом, и отцом нежным», — взволнованно ответил я.

Бедная девочка, изумленно слушала нас, беспокойно переводя взор с одного на другого, а потом сказала:

«Отец, вы хотите…»

«Я хочу твоего счастья, мое любимое дитя, — ответил монах, — настало время нам расстаться».

Не стану описывать, мой любезный хозяин, душераздирающую сцену, последовавшую за этими словами; ребенок был в отчаянии, монах плакал вместе с ним, а потом по знаку этого несчастного я взял Лили из его объятий и увез из монастыря.

Первые дни своей жизни в замке Лили казалась грустной и задумчивой, но постепенно время и общество моего сына Герберта умерили ее печаль. Дети выросли вместе, и, когда Лили сравнялось шестнадцать, а Герберту — двадцать лет, я понял, что они любят друг друга нежнейшей любовью.

«Их юные сердца, — сказал я моей жене, сделав это открытие, — еще не ведали горя, и избавим их от него. Герберт обожает Лили, а Лили нежно любит нашего дорогого сына. Не важно, что Лили незнатного происхождения, пусть отец ее был прежде бедным саксонским земледельцем, ныне он святой человек. Благодаря нашим заботам Лили приобрела все качества, которые составляют достояние ее пола; она любит Герберта и будет ему верной супругой».

Моя жена от всего сердца одобрила мое решение, в тот же день мы обручили детей.

Приближался уже и день, на который была назначена свадьба, как вдруг в аббатство приехал один норманнский рыцарь, чье небольшое имение было расположено неподалеку в Ланкашире. Этот норманн видел мое поместье, и оно ему очень понравилось. Ему тут же захотелось завладеть им. Никак не проявляя своих намерений, он разузнал, что у меня есть приемная дочь на выданье. Справедливо предполагая, что часть своего имения я дам в приданое за Лили, норманн явился к воротам замка и под тем предлогом, что он хочет осмотреть его, познакомился со всей семьей. Как я вам уже сказал, Робин, Лили была очень хороша собой и пленила воображение моего гостя; он приехал вторично и поведал мне, что любит невесту моего сына. Не отклоняя лестных предложений норманна, я ответил, что девушка уже обещала свою руку, но по-прежнему вольна распоряжаться собой.