Большой футбол Господень - Чулаки Михаил. Страница 42
– Да говори ты при них по-настоящему, как мужик.
Клава материлась без увлечения, хотя и готова была признать свободу мужского слова одним из преимуществ сильного и оттого грубого пола. Но все-таки одно речение она полюбила: «Да пей ты лекарство, ебена мать!»
Выпал наконец снег в горах. Лунными ночами сделалось совсем светло: снег не только отражал, но словно бы и усиливал свет ночного светила. На поляне около хижины можно было бы даже читать крупные буквы. И тем темнее казались тропы, уходящие под полог елового леса.
Виталик уже немного окреп, но, по совету Клавы, скрывал свою крепость от охранников. Когда те отходили на свой частый перекур, Клава с Виталиком шептались о побеге.
Если бы Клава могла спокойно посмотреть на себя со стороны, она бы поняла, что переживает счастливые дни: роскошная природа вокруг, чистейшая вода в горном ручье, неплохая еда и совсем даже ненавязчивая охрана, нужная ровно настолько, чтобы придавать отрывочным разговорам с Виталиком запретную прелесть. Никогда бы они с такой напряженной радостью не переговаривались на своей ярославской воле. Других таких счастливых узников не бывало во всей Чечне. И вряд ли будут.
Но Клава считала случившееся злой неволей и планировала побег. Виталик хотя и окреп, но сам планировать ещё не мог и препоручил всю мужскую инициативу ей.
Выпавший в горах снег, ради прелестей которого благополучные жители этой планеты заполняют горные курорты, казался ей только опасной помехой: на снегу ясно отпечатаются следы, а ставшие светлее ночи облегчат погоню.
Впрочем нужно было решить два главных вопроса: куда бежать и на чем? Пешком ведь не уйдешь. Летом можно было бы и пешком – лесами. Но зимой – не уйдешь.
А на дорогах всякий наедет, остановит. Помогла бы только захваченная машина – и карта, чтобы знать, по какой дороге газовать. Карты у Клавы, естественно, не было.
Виталик сам не планировал, даже не вникал в сложности предстоящего мероприятия, а потому торопил совершенно по-детски:
– Ну чего ты? Давай уходить!
Ночью стражи теоретически спали по очереди. Но практически дежурный дремал тоже – только что прислонившись к двери. Убивать ли стражей, связывать ли?
Если убить, то при поимке пощады не будет. А так – так посадят в яму, скуют наручниками. Клаву при этом разденут и разоблачат – чтобы насиловать всем отрядом.
Иногда ночью Клаве начинало казаться, что вообще всё вокруг – сон. Как она могла решиться на такое?! Как посмела понадеяться на успех?! Конечно, случаются чудесные спасения.
Если поможет Бог. И не просто поможет, а очень поможет! Кроме как на Бога надеяться было и не на кого.
Но даже и при надежде на Бога надо было подготовиться.
А Виталик ныл нетерпеливо:
– Ну чего ты? Давай! Эти недоноски спят. Давай сейчас автоматы вырвем, пристрелим их – и вперед!
Явился соблазн: послушаться. Он мужик, пусть решает!
Хватит она отвечала за всё.
Дежурный охранник заснул в обнимку со своим калашом.
Прихлопнуть его мог сейчас и пятилетний мальчик.
– Давай!
Виталик даже приподнялся, готовый броситься на спящего.
– Нет! – сказала Клава. – Лежи. Рано.
Клава разозлилась. Ради такого капризного недоумка она рискует всем! А если спасутся, небось, припишет всё себе. И всю жизнь будет точно также жить за её счёт, за её труды.
Муса бы никогда так не ныл. Он бы всё обдумал сам, решил бы – и сделал. Клава могла бы на него положиться – и не беспокоиться ни о чем. И с поезда Мусу никогда бы не сняли так глупо!
Муса появился – легок на помине. Прискакал поздним вечером. Если бы они перебили охрану и побежали – как раз бы встретились на тропе. Вот и получилось бы совсем другое продолжение.
Услышав конский топ, стражи вышли из хижины. Клава за ними.
Муса явился не один, а с двумя своими головорезами. Эти Клаве сразу не понравились.
Муса соскочил с коня и крепко приобнял Клаву за плечи:
– Доктор хорош, без тебя плохо внизу. Люди болеют, люди спрашивают.
Клава испугалась, что он заберёт её вниз, оторвёт от Виталика. И тогда конец всем планам побега. Испугалась – и отстранилась.
– Чего ерзишь? Я как брат. Хватит ждать, пора Аллаху поклониться!
И с этой стороны ловушка захлопывается. Неужели Виталик был прав и нужно было убежать ещё вчера? Но – куда убежишь пешком по снежным тропам?! Без пайков, без горной одежды и обуви!
Хорошо что Муса не ждал пока ответа, инспектировал ситуацию дальше:
– Что лечил – много или мало?
– Лучше ему, но надо ещё лечить, – Клава постаралась поддержать дипломатическую неопределенность.
– Мы не госпитал. Пусть лечит в свою Россию. Выкуп платит, хорошо лечиться, если нужен кому. – И повернувшись к Виталику закричал зло – не так, как только что говорил с Клавой:
– Пусть за тебя отец-мать платит! Пусть за тебя президент платит! Хватит даром хлеб! Сейчас ты скажешь, чтобы быстро платить!
И что-то приказал по-своему сопровождающим головорезам.
Те подошли к Виталику, резко дернули его, поставили к стене хижины. Достали какой-то удлиненный предмет – но оказался не автомат, а видеокамера.
– Ты сейчас говори, что жив, но плохо жив. Не будут платить, будешь совсем не жив.
Виталик стоял у стенки – в точности как перед расстрелом. И камеру на него направили – как автомат. Зажегся свой фонарь подсветки – словно подствольный гранатомет.
– Ты – говори!
Виталик заговорил – немножко поспешно, как неприятно показалось Клаве.
– Дорогие близкие и командиры. Я здесь в плену. Я пока жив, но болен, мне нужны многие лекарства, которых здесь нет. Если хотите увидеть меня живым, то заплатите этим людям, которые просят.
Один из головорезов подошел и дал Виталику размашистую затрещину – второй продолжал снимать.
– Да вы что! – закричала Клава. – Он больной!
Муса что-то сказал по-своему, и головорез отошел.
Повернувшись к Клаве, Муса пояснил почти извинительным тоном:
– Мало жалости говорил. Пусть видят, что здесь ему плохой кайф. – И Виталику:
– Ты добавляй, что в другой раз будут кассету посылать, твой палец прибавят. Отрубим первый палец – как первый ультиматум.
Виталик продолжил, запинаясь:
– Видите, меня тут бьют, а я больной. Тут они палец для начала отрубают, если денег не получают. Могут и мне. И пришлют вам пальчик в конверте.
По-детски прозвучало – «пальчик».
– Вот хорошо, – оценил Муса тоном режиссера. – Хорош кадр, так? – Но не успокоился на достигнутом. – Ты ещё на жалость. Своих родных всех по имени проси.
Виталик выполнил:
– Дорогие папа и мама, Николай Васильевич и Ольга Павловна, очень ваш прошу, не забывайте своего сына в плену. Очень хочу вас обнять дома. А то порвут здесь на куски – и не повидаемся больше ни разу!
– Жена есть? Девушка есть?
– Есть. Любимая девушка.
– Проси девушку по имени. Если любит, пусть пожалеет.
Виталик добавил:
– Дорогая Клава, если слышишь меня, помоги мне отсюда выбраться. Вернусь домой, мы с тобой поженимся и будем жить счастливо. Я тебя очень люблю.
Клава оценила, что Виталик нашёл способ объясниться с нею при всех, посмеяться, а те и не догадались. Тоже молодец все-таки!
– Скажи, как скучаешь.
Да, забыл он сказать, что скучает! Она же должна быть далеко, а не здесь рядом!
– Я по тебе очень скучаю и хочу обнять поскорей.
– Про бабу заговорил, сразу много жизни! Красивая твоя – как?
– Клава.
– Красивая Клава?
– Красивая.
– Скажи, пусть приедет, мы тебя будем обменять: ты – туда, она – сюда к нам. Мы красивых любим любить! Очень будем любить! Все вместе! – засмеялся Муса, а за ним и его головорезы.
Виталик молчал.
– Ну – говори!
– Чего говорить зря. Про деньги – это ваша работа. А никто не приедет меняться людьми. Подумают, я тут рехнулся.
– А можно попробовать – первый раз. Будет жить мой младший жен, любимый жен – плохо, да?
Муса смеялся совсем добродушно.