Небесный лабиринт. Искушение - Бинчи Мейв. Страница 32

— Эм, если захочешь, чтобы я тебе помогла, позовешь, — сказала она и легко взбежала по лестнице.

Три студента, жившие у миссис Хегарти, обрадовались, когда услышали о приезде Евы. Им было не по себе в доме, где у хозяйки трагически погиб сын. Теперь можно было хотя бы попытаться вернуться к прежней жизни.

Когда Ева прибыла, молодые люди обрадовались еще больше. Маленькая, проворная и симпатичная, она с самого начала взялась за дело.

— Теперь я буду подавать вам завтрак. Миссис Хегарти кормит вас как на убой. Каждый день вы будете есть яичницу с беконом и сосиски, а по пятницам — яйца всмятку. Но три раза в неделю мои лекции начинаются в девять утра, поэтому в эти дни вы будете помогать мне убирать со стола и мыть посуду. Зато в остальные дни я буду трудиться на вас как черная рабыня. Наливать вам чай и мазать маслом тосты.

Ребята охотно согласились на это условие и делали даже больше, чем она просила. Лоботрясы, не знавшие, где у них дома стоит пылесос, по четвергам приносили его наверх, а уже потом бежали на электричку. Тщательно вытирали ноги о резиновый коврик у дверей. Говорили, что по горло сыты нахлобучкой, которую им устроила Ева, когда они случайно запачкали вычищенный ею ковер. Мыли за собой ванну гораздо лучше, чем делали до появления Евы. Кит Хегарти с глазу на глаз говорила Еве, что если бы она знала, как присутствие девушки действует на молодых людей, то взяла бы на постой студентку еще несколько лет назад.

— Действительно, почему вы этого не сделали? Ведь с девушками легче.

— Ага, как же… Они вечно моют голову, требуют, чтобы крышка унитаза была постоянно опущена, сушат чулки на стульях, влюбляются в самых никчемных парней… — Кит не выдержала и засмеялась.

— Вы не боитесь, что то же самое случится со мной? — спросила Ева. Они сошлись так, что могли непринужденно говорить обо всем на свете.

— Ничуть. Ты никогда не влюбишься в никчемного парня. Ты у нас кислотоупорная.

— Я думала, что нравлюсь вам. — Ева разговаривала и одновременно пекла содовый хлеб. Этому искусству она научилась у сестры Имельды еще в шесть лет. О рецептах она не имела понятия и все делала на глазок.

— Ты мне действительно нравишься. Потому что я сама никогда не влюблялась в никчемных парней. Джозеф Хегарти подавал большие надежды. Просто со временем эти надежды перестали иметь ко мне отношение, — горько закончила она.

— Вы не пытались найти его? Чтобы сообщить о Фрэнке?

— Джозеф не хотел знать, когда Фрэнк научился плавать, когда у него выпал первый зуб, когда он сдал первый экзамен. Какой смысл теперь сообщать ему о смерти сына?

Ева понимала ее резоны, но считала, что время и место для упреков неподходящее.

— А что было бы, если бы Джо вернулся? Если бы однажды он вошел в эту дверь?

— Забавно… Я никогда не называла его Джо, только Джозеф. Наверное, это что-то говорит о наших отношениях. Что было бы, если бы он вернулся? Для меня он ничем не отличался бы от человека, пришедшего снимать показания счетчика. Я перестала смотреть на дверь много лет назад.

— Вы любили его? Или только думали, что любили?

— Любила. Нет смысла отрицать это только потому, что любовь нельзя вернуть и надолго ее не хватило.

— Вы говорите об этом так спокойно…

— Знала бы ты меня лет этак… Дай подумать. Если бы ты знала меня, когда тебе было год-два, то не сказала бы, что я говорю об этом спокойно!

— Я никогда никого не любила, — неожиданно сказала Ева.

— Потому что боялась.

— Нет. Монахини относятся к любви куда либеральнее, чем думают. Они не пугали меня мужчинами.

— Я не о монахинях. Ты сама боялась дать себе волю…

— Наверное, вы правы. Я очень вспыльчивая и обидчивая. Я ненавижу этих проклятых Уэстуордов. Мне ужасно не хотелось просить у них деньги. Не могу сказать, чего мне стоил тот воскресный день, когда я пошла в Уэстлендс. А если бы кто-нибудь сказал плохое слово о матери Фрэнсис или сестре Имельде, я бы его убила!

— Ради бога, положи нож. Ты меня пугаешь.

— Ох… — Ева засмеялась, поняв, что размахивает ножом, которым она делала насечки на хлебе. — Я и не заметила. Но этот нож никому не причинил бы вреда. Он тупой. Им даже масло не разрежешь. Давайте попросим одного из наших будущих инженеров взять его в лабораторию и заточить как следует.

— В один прекрасный день ты кого-то полюбишь, — сказала Кит Хегарти.

— Не могу представить себе такого человека, — задумчиво ответила Ева. — Во-первых, вынести мой характер может только святой. Во-вторых, я не вижу примеров счастливой любви.

— У тебя есть какие-нибудь планы на воскресенье? — спросил старшего сына доктор Фоли.

— А если да, что мне за это будет? — засмеялся Джек.

— Ничего. Если ты занят, я не буду тебя отрывать.

— Но тогда я могу пропустить что-то важное.

— Такова жизнь. Приходится рисковать.

— Говори, папа.

— Значит, ты свободен?

— Говори, не тяни за душу.

— Помнишь моего приятеля Джо Кеннеди, провинциального аптекаря? Он зовет меня в гости. Похоже, неважно себя чувствует. Мы давно не видались. Джо хочет, чтобы я осмотрел его.

— Где он живет?

— В Нокглене.

— Господи, какая даль… Там что, врачей нет?

— Есть. Но друг ему нужен больше, чем врач.

— И ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

— Джек, я хочу, чтобы ты отвез меня. После случившегося у меня не хватает духу сесть за руль.

— По-другому и быть не может.

— Может. Но долгая поездка по мокрой и скользкой дороге меня пугает. Я был бы тебе очень благодарен.

— Ладно, — сказал Джек. — А чем я займусь, пока ты будешь с ним разговаривать?

— В том-то и проблема. Не думаю, что там есть чем заняться. Может быть, ты съездишь в ближайший город или посидишь в машине и почитаешь воскресные газеты.

И тут Джека осенило.

— Там живет одна моя знакомая девушка. Я могу пригласить ее прокатиться.

— Узнаю свою кровь. Всего два месяца в университете, а уже девушка в каждом городе.

— Я не в том смысле. Просто славная девчонка с соседнего факультета, и все, — объяснил Джек. — Где у нас телефонная книга? Вряд ли в этом Нокглене много Хоганов.

Когда Бенни сказала, что ей звонил Джек Фоли, это произвело на Нэн сильное впечатление.

— Послушай, половина студенток университета отдала бы все на свете за то, чтобы он приехал к ним в гости. Что ты наденешь?

— Не думаю, что он приедет в гости в полном смысле этого слова. Вряд ли из-за этого стоит наряжаться. Ничего особенного я надевать не стану. — Бенни даже покраснела.

— Когда ты откроешь дверь, это должно стать для него приятным сюрпризом, — сказала Нэн.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— И все же я думаю, что приодеться стоит. Надень ту красивую розовую блузку и черную юбку. Когда к тебе в гости приезжает такой парень, как Джек Фоли, это настоящий праздник. Если бы он приехал ко мне на Мейпл-Гарденс, я бы разоделась в пух и прах. Я дам тебе розовую и черную ленты, и ты сможешь заплести их в волосы. Это будет великолепно. Тем более что волосы у тебя роскошные.

— Великолепно? В дождливое воскресенье? Нэн, в Нокглене не может быть ничего великолепного. Это будет выглядеть смешно.

Нэн смерила ее задумчивым взглядом.

— Тогда возьми толстый бурый пакет, в которых продают сахар, надень его на голову и прорежь дырки для глаз. Может быть, сойдет.

Аннабел Хоган и Патси решили испечь ячменные лепешки, шоколадный торт и пирог с яблоками. И приготовить две тарелки бутербродов с рублеными яйцами и сардинами.

— По-моему, это уже чересчур, — возразила Бенни.

— Ничего не чересчур! Надо же чем-то угостить твоего друга. — Мать Бенни возмутил намек на то, что им предстоит не самое обычное воскресное чаепитие.

Родители собирались каждый день топить в гостиной камин, чтобы как следует нагреть ее, а после чая убрать со стола, удалиться в комнату для завтраков и оставить молодых людей наедине.