Дева-воительница - Маккерриган Сара. Страница 22

Странная, почти сострадательная улыбка тронула его губы, и он лег с ней рядом, прикоснувшись бедром к ее ноге. Полотно, разделяющее их, казалось опасно тонким, и она ощущала контуры его мускулистой груди и бедер и… того грубого, отвратительного кинжала, которым он хочет пронзить ее. Но пожалуй, у него на уме какие-то другие развратные измышления. Он медленно провел пальцем вниз по середине шеи, в углубление, где билась жилка, затем ниже, между грудями. Но в этот раз он там не задержался. Повернув голову, он продолжал спускаться по животу, затем ниже, пока пальцы не коснулись места, где начиналась поросль, прикрывающая ее девственность.

Он ткнулся носом ей в ухо.

– Там, между ног, ты чувствуешь тянущую боль, не так ли?

– Нет, – солгала она.

– О да, чувствуешь, – заверил он ее, дразняще проводя пальцами вдоль края завитков.

Она молча проклинала его за то, что не имеет сил ему сопротивляться.

Потом он повернул ее голову, наклонив свою, чтобы захватить в плен ее губы. На этот раз поцелуй был сладким и нежным, как тот первый, в часовне, и, несмотря на решимость оставаться безучастной, она обнаружила, что отвечает ему.

Пэган продолжал дразнить ее легкими поцелуями, а его рука между тем пробралась украдкой к ее заветному бугорку. И только когда его пальцы дерзко раздвинули нежные складки плоти, она осознала, насколько далеко он дерзнул зайти. Но он был готов к ее сопротивлению. Пэган поймал ее потрясенный возглас губами, а другая рука крепче сжала плененные запястья.

В то время как он продолжал свои ласки, поглаживая, сжимая и обводя пальцами потаенное место между ног, ей стало казаться, что она вот-вот громко застонет. А потом он дотронулся до нее там, где она и больше всего хотела, и больше всего боялась, ибо это заставило ее тело выгнуться по собственной воле, непроизвольно.

– Да, – пробормотал он у ее губ. – Да, вот здесь.

Найдя это, он уже не собирался отпускать. В то время как ее девичья плоть извивалась в горько-сладкой пытке, он ласкал ее снова и снова, скользя влажными, теплыми кончиками пальцев по гладким складкам ее самого сокровенного места.

– И здесь, – выдохнул он, проникнув одним пальцем немного внутрь ее, в то время как другой медленно поглаживал ее особо чувствительное к ласке место.

Пока она извивалась под его ласками, прозрачная дымка, казалось, окутала ее мягким облаком безымянного, растущего наслаждения, которое затмевало зрение, и мысли, и сопротивление. Внезапно не стало ни борьбы, ни воспоминаний, ни воли. Был лишь этот миг, это чувство, нарастающее, расширяющееся, единственное. Все остальное отступило в расплывчатый туман.

– Да, милая. Вот так.

Его голос прорезался сквозь туман достаточно, чтобы заставить ее вспомнить. Но было слишком поздно. Она попалась в его западню. Ей уже не помочь. К своему ужасу, она больше не могла сопротивляться. Словно какой-то дьявольский ветер подхватил ее и подбросил в воздух, ее швырнуло на какое-то божественное плато, где она не могла делать ничего, лишь держаться изо всех сил и изумленно вскрикивать.

Экстаз, волна за волной, накатывал на нее, отнимая рассудок и самообладание. Она дрожала от его ласк, так неистово мечась на кровати, что боялась соскользнуть из этого мира в какой-то иной.

Прилив первобытного желания вспенивался и бурлил в жилах Пэгана, пока он наблюдал, как Дейрдре изгибается и дрожит в пароксизме освобождения, сжимая кулаки, с лицом, искаженным страстью. Боже! Он хочет ее немедленно! Пока она извивается в оргазме. Пока вскрикивает от наслаждения. Прежде чем это закончится и она вернется на землю.

Ждать было невыносимо.

Но он подождет. Он человек слова. Поэтому он изнемогал от неутоленного желания, в то время как она лежала, тяжело дыша в отзвуках чувственного взрыва.

Наконец он ткнулся носом ей в шею и прошептал:

– Ты не сопротивлялась. Ты сдержала слово. Я, уважаю тебя за это. – Бисеринки пота усеивали его лоб, когда он произносил слова, которые должен был произнести. – Теперь я должен сдержать свое. – Он протянул руку, чтобы заправить влажную прядь ей за ухо. – Я поклялся твоей сестре, что не овладею тобой против твоего желания. – Он приложил костяшки пальцев к ее шее, где колотился пульс. – Если в глубине души ты не хочешь нашего союза, скажи это сейчас. Ибо, предупреждаю тебя, жена, ничто другое не загасит пламени моего желания.

Дейрдре была унижена. Совершенно унижена. И смущена. И сконфужена. И потрясена. И познала миллион других оттенков унижения, которых она никогда прежде не испытывала. Да, в прошлом она знавала поражения, но на поле битвы, а не в собственной спальне и никогда – по собственной воле. В борьбе с ее самым грозным противником собственное тело предало ее. Она совершенно утратила контроль над ним.

Но хуже всего, что она все еще испытывает неистовую, необъяснимую, неутоленную жажду к этому развратному варвару, который называет себя ее мужем. Ее проклятая плоть все еще подрагивает от желания. Груди страстно ждут его прикосновения. А губы – его нежного поцелуя.

Даже сейчас, когда ненависть бурлит в ней, плоть пылает от жажды его ласк.

Но она не может сдаться на милость этого желания. Дейрдре Ривенлох никогда не сдается. Это урок, с большим трудом усвоенный долгими днями на тренировочном поле. Пэган бросил свой меч и протянул ей руку, чтобы положить конец этому сражению, предлагая собственную капитуляцию. И, видит Бог, она ухватится за это.

Сердце ее стучало громче, чем молот оружейника. Но она набралась смелости посмотреть в его подернутые пеленой желания глаза и сказать то, против чего возражало ее тело.

– Знайте же, сударь, – ее голос прервался, – я не сопротивляюсь, потому что дала слово. Но я не лягу с вами в постель по желанию ни в эту ночь, ни в какую другую.

В ту же секунду взгляд его стал холодным, а мускулы лица напряглись, выдавая затаенную борьбу страстей.

– Как пожелаешь, – тихо, но твердо произнес он.

Он отпустил ее и отодвинулся. Ей бы следовало испытать облегчение, но она не доверяла его спокойствию, за которым бушевала безмолвная ярость. Она осторожно потянулась за одеялом и натянула его до подбородка, впервые в жизни чувствуя неловкость из-за собственной наготы.

Он повернулся к огню, где в очаге мерцали красные угольки, и попытался успокоиться. Она видела по тому, как поднимались и опускались его плечи, что он пытается совладать со своим дыханием, и возможно, с гневом.

После многозначительного молчания он снова повернулся к ней с непроницаемым лицом. Потом взялся за края рубашки и стащил ее через голову.

В какую-то секунду ей показалось, что он передумал и собирается нарушить свою клятву, силой навязать себя ей. Но в холодных глазах его затаилось спокойствие.

И в следующее мгновение она поймала себя на том, что ее взгляд непроизвольно блуждает по великолепным контурам его обнаженного тела. Золотистое сияние свечей подчеркивало каждый внушительный мускул, и Дейрдре увидела, что он, конечно, сильнее, чем любой из ривенлохских рыцарей. Плечи его широкие, руки крепкие, грудь массивная. Неудивительно, что он смог так легко усмирить ее. И ниже, прежде чем поспешно отвести глаза, она заметила его все еще возбужденное древко, торчащее из темной поросли.

Кожа ее сделалась теплой, а дыхание застряло в горле. Святые угодники, он самый красивый мужчина из всех, которых она когда-либо видела. Не желая того, она вновь ощутила предательское сладостное покалывание между ног. Дьявольщина! Вопреки здравому смыслу, вопреки собственным ее благим намерениям, да поможет ей Бог, она… взволнована видом Пэгана.

Этого не может быть!

Наверное, он каким-то образом околдовал ее. Или, возможно, это лишь временный недуг, который исчезает с каждым проходящим мгновением. Но в этот момент, будь проклята ее слабая душа, она хотела его снова.

Он резко отшвырнул рубашку в сторону. Словно ее тут и не было, сдернул простыню с кровати. Она оборонительно подтянула колени кверху. А потом он совершил престранную вещь. С тихим стоном и сильным рывком он сорвал повязку со своей груди, обнажив и открыв рану, которую она нанесла ему. Из пореза стала сочиться свежая кровь. С небрежным хмыканьем он дал крови потечь, после чего вытер рану постельным бельем.