Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне - Науменко Вячеслав Григорьевич. Страница 49
Я все время стоял рядом, — говорит Безкаравайный, — и наблюдал за молчаливым представителем. Мне показалось, что он очень хорошо понимает по-русски и ко всему внимательно прислушивается.
«Дорогие казаки, — начал переводить генерал, — Британское правительство берет вас под свое покровительство. Пусть никто не думает и не верит слухам, что вас будто бы передадут Сталину. Британское правительство решило перевезти вас в Австралию и Канаду. Пока мы еще вас не знаем и просим вас быть дисциплинированными и подчиняться вашим командирам. Своею дисциплинированностью вы опровергнете брошенное вам обвинение советами, что вы, будто бы, не армия, а банда!»
Громкое «Ура» британскому правительству из уст казаков оглушило Альтгофен. Представители казаков выступили и обратились к английскому офицеру с просьбой: «Благодарим английское правительство и просим, чтобы куда нас ни отправят, держали бы нас компактно и не нарушали бы наших казачьих традиций».
— Хорошо, — ответил представитель, — я передам вашу просьбу моему правительству и еще раз прошу вас быть дисциплинированными, чтобы нам не краснеть за вас.
Опять громкое продолжительное «ура» было ответом на эти слова.
Это происходило 24 мая 1945 года, между тем как накануне, то есть 23 мая, в Вене представитель английского командования генерал Александер и представители советского командования подписали соглашение по которому англичане обязались передать казаков Советам.
А дальше все пошло «гладко».
Через день, то есть 26 мая, был арестован только что избранный Походный атаман генерал фон Паннвиц. 28 мая отделены офицеры от казаков и на следующий день переданы советам, а затем им были переданы и казаки.
Как искуссно была проделана эта комедия с «выборами» Походного атамана, видно из того, что сам Паннвиц поверил англичанам, так как еще накануне своего ареста он объезжал казачьи полки корпуса и передавал им слова представителя Его Величества короля Англии.
Заканчивая этот краткий обзор заблаговременной подготовки предательства, надо остановиться на том факте, что части Казачьего корпуса, Казачьего Стана и горцев, сосредоточенные на юге Австрии в Кернтене, были обезглавлены в один и тот же день — 28 мая 1945 года, когда офицеров Стана пригласили и вывезли «на конференцию», горцев — «представляться» высшему английскому командованию, а офицеров Казачьего корпуса просто заключили за проволоку лагеря Вайтенсфельд.
Уже одно это обстоятельство показывает, как тщательно был обдуман и подготовлен план предательства и как искусно он проведен в жизнь.
И вместе с тем, он говорит о том, до какого низкого морального уровня пали те, кто проводил этот план в исполнение.
В. Г. Науменко
О детях в трагические дни Лиенца
<…> Одиннадцатилетний внук мой в это время (во время выдачи, 1 июня. — П. С.) находился в другом месте толпы и вот что он видел: один солдат, подбежав к толпе и подхватив на руки шестилетнего мальчика, быстро понес его к грузовой машине и бросил в кузов. Мать этого мальчика бросилась вслед и, когда она подбежала к машине, то солдат схватил и ее и тоже бросил в кузов. Муж женщины, увидев эту печальную картину, побежал выручить их и тоже был схвачен и брошен в машину. Отец и мать этой женщины и 9-летний сын находились в другом месте толпы и о случившемся ничего не знали. Брошенные в машину, в этот же день были увезены поездом, а вечером мой внук рассказал оставшимся о виденном им. Остались старик и старуха, двадцатилетний сын и девятилетний внук. Старик — старый эмигрант из Югославии, казак станицы Бессергеневской Донской области Павел Михайлович В., увезенный зять — Л.
Здесь интересно отметить, что в 1947 году, уже в лагере Сан-Мартин, около Виллаха, Павел Михайлович получил от вывезенной дочери письмо, посланное из Сибири в Югославию на имя оставшейся в Сербии второй дочери. Вывезенная дочь пишет, что по передаче их Советам советчиками началась сортировка. Мужчин отделили в одну группу, женщин в другую, а детей в третью. Они больше друг друга не видели. И что находится она там в том платье и белье, в котором ее бросили в машину в 1945 году.
Дочь моя, проводив 28 мая мужа «на конференцию», 1 июня тоже находилась в толпе молящихся. При движении толпы, она как-то оказалась на краю ее с шестилетним сынишкой на руках. К ней подбежал англичанин и схватил ее за руку, таща из толпы. Она, с перепугу не зная, что делать, крикнула сынишке: «Боря, молись Боря, молись!»
Боря часто-часто начал креститься. Солдат остановился, а затем, махнув рукой на мальчика, отошел. Дочь и внук мои остались целы…
На эту траурную литургию также пришла Лидия П., тоже проводившая мужа «на конференцию» и готовящаяся стать матерью. Она хотела причаститься, но не успела. Колыхнувшаяся толпа так сдавила ее, что у нее начались родовые схватки. «Добросердечные» англичане отправили ее в Лиенц, в больницу, где она и разрешилась двумя мальчиками, из которых один умер, а другой выжил… Но грусть матери по утраченному 28 мая мужу отразилась на лице ребенка — он редко когда улыбается.
<…> Когда вышли в поле, то и здесь танки окружили толпу. Некоторые из них направили свой быстрый бег на нее. Но толпа вся, как один человек, став на колени, пела священные песни, взывая к пресвятой Богородице: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Особенно памятна молитва одного мальчика, лет восьми-девяти. Сложив свои ручонки вместе и поднимая их к небу, он истеричным, душу раздирающим голосом кричал: «Господи! Да за что же Ты нас наказываешь? Господи, помилуй нас! Да спаси же нас!»
Эту молитву его я и сейчас не могу вспоминать без слез.
А вон казачка, нервы которой не выдержали, поднялась из толпы с двумя детьми и поспешно направилась к мосту через Драву. Солдат, думая, что она уходит через мост в лес, погнался за нею. Но она, достигнув моста, побросала одного за другим детей в Драву, а затем и сама последовала за ними.
Гнавшийся за нею солдат остолбенел.
Когда о. Анатолий Батенко вел переговоры с тем начальником, что говорил через рупор, в это время из лагеря бежал к толпе вахмистр К. (казак станицы Кочетовской Донской области), весь залитый кровью, полуголый. Оказалось, что его в лагере схватили солдаты, но он вырвался, оставив в их руках свою тужурку. На бегу его догнал солдат и оглушил по голове дубиной. От удара К. упал, но быстро поднялся. Его снова схватили солдаты за руки. К., сильно рванувшись, оставил им свою рубашку и выбежал из лагеря в поле. Солдаты его не преследовали. Здесь, около толпы, английский санитар хотел сделать ему перевязку разбитой головы, но он, прокляв его и все английское командование, перевязал сам голову носовым платком, вынутым из кармана брюк. В этот день, как и вся оставшаяся толпа, он был цел, а затем — неизвестно.
Второго июня рано утром я служил литургию на правом берегу Дравы, среди елок. Напутствовал, причащал и благословлял на уход в горы…
И вот тут мы были свидетелями ужасной драмы. На берегу реки послышались страшные крики. Мы подбежали к берегу и увидели, как по реке стремительно плыли трупы..
Впереди плыла молодая женщина с привязанным к груди ребенком. Ребенок захлебывался водой и взмахивал ручонками, а мать его еще имела силу поднимать голову и смотреть (плыла она на спине, головой вперед по течению) вперед — против себя: плывут ли вслед за ней те, кто бросился в реку после нее. И действительно, за ней плыли еще два захлебнувшихся трупа. А по берегу бежал английский солдат с длинной палкой, видимо, желая спасти утопающих. Но плыли они далеко от берега и шест солдата их не доставал. Все же он не отставал от плывущих и бежал по берегу. Его надежды увенчались успехом. Ниже по течению мать с ребенком прибило к берегу и солдат вытащил их из воды. Ребенок был мертв, а мать еще живая была доставлена в больницу. Здесь она заявила, что напрасно трудились для ее спасения, так как она приняла большую дозу морфия и по той же дозе дала всем своим спутникам. В больнице она умерла.