Последствия больших разговоров (СИ) - Барышева Мария Александровна. Страница 52

   Ейщаров на ходу бросил взгляд на кольцо на мизинце. Камень в нем стал прозрачным, словно вода в горном роднике, и его окутывал мягкий хрупкий ореол.

   - Я приходил сюда. Два дня назад. Я знаю этот рояль. Но я не говорил с ним! Я этого не делал!

   - Никто тебя не обвиняет. На вызовах уже два нападения. Ты здесь не при чем. Отойди от него.

   - Но я должен понять! - хрипло возразил Беккер. - Я лучше Сергеича знаю рояли! Почему я не чувствую...

   - Иди сюда, - произнес Олег Георгиевич уже иным голосом. Никита, кивнув с каким-то облегчением, повернулся и шагнул к краю сцены, навстречу идущим, и тут рояль издал звук - словно где-то в его глубине молоточек, вздрогнув, едва-едва коснулся струны. Звук был невесомый, едва слышный, похожий на вздох крохотного, страдающего существа, только что лишившегося последней надежды на помощь. Беккер резко остановился, словно налетев на невидимую стену, его лицо вспыхнуло странным торжеством, и он, развернувшись, ринулся обратно к роялю, протягивая руки, и в этом движении была жадность исследователя, безумного в своей жажде загадок.

   - Стой! - крикнул Ейщаров уже на бегу - крикнул и вслух, и беззвучно, но прежде чем слово было произнесено, уже понял, что остановить Беккера так невозможно. Когда человека захлестывает настолько мощное чувство, прорваться сквозь него практически нельзя. Сопровождение, обогнало его на пару метров, прыгая, как вспугнутые пожаром молодые тигры, но на сцену они взлетели почти одновременно. Две пары рук схватили Беккера, когда он, согнувшись, уже тянулся пальцами к нагим клавишам, призрачно белеющим в полумраке, рванули назад. Потерянная сумка грянулась о пол с громким лязгом.

   Он так и не коснулся клавиш.

   Музыка не родилась.

   Но рояль уже и не жаждал этой музыки.

   Крышка хлопнула в самом начале рывка, намертво защемив ладони и сыграв первый аккорд звуком ломающихся костей, погруженным в атональный возглас клавиш первой октавы. Но хотя боль была чудовищной, кричать Никита начал не сразу, и пока один из неГоворящих пытался хоть на миллиметр сдвинуть крышку рояля, он смотрел на инструмент потрясенно, как смотрят на лучшего друга, приставившего нож к твоему горлу. Закричал он только спустя несколько секунд, и, словно этот вопль был сигналом, в нутре рояля что-то надрывно застонало, раздался громкий металлический рвущийся звук, и чернота, притаившаяся под крышкой, вдруг взорвалась целым веером извивающихся, словно металлические черви, струн. Часть их ринулась в лицо Беккеру, часть устремилась к подбежавшему Ейщарову, и, хотя молоточки больше не извлекали из них ноты, каждая струна, изгибаясь, пела в своем тоне, создавая безумную симфонию. Представитель сопровождения прянул вниз, пытаясь дотянуться до сумки, другой рванул обмякшего и внезапно переставшего голосить Беккера в сторону, и одна из струн, почти захлестнувшая его горло, только полоснула по нему, на мгновение потухнув во всплеске красных брызг. Ейщаров увернулся от другой струны, метившей ему в глаз, и тотчас один из сотрудников закричал:

   - Олег, уйди! Они и на тебя реагируют!

   Струны вились вокруг оседающего Беккера, с всплеском звуков делая резкие хищные выпады, пытаясь обвиться вокруг него, но поддерживавший его человек, подхватив стул, размахивал им, отбивая их атаки. Стул, пропоротый уже во многих местах, издавал умирающие вздохи, струны сердито отдергивались, угрожающе всхлестываясь в сторону неГоворящих, но не трогая их, а лишь отмахиваясь и несильно шлепая по коже, словно пытаясь отогнать раздражающих мух. Ейщаров, нырнув вниз, распахнул сумку и вытащил из нее два тяжелых топора на деревянных ручках. Перебросил один тому, кто не держал Беккера, а сам оббежал рояль почти вплотную, и большинство струн радостно метнулись в его сторону. В тот же момент топор с хрустом вгрызся в клавишную крышку, выбив тучу щепок, рояль вскрикнул, точно раненый зверь, крышка поддалась, освобождая изломанные руки, и державший Никиту, отшвырнув стул, проворно поволок его прочь от рояля. Одновременно с этим Олег Георгиевич, размахнувшись, всадил лезвие топора куда-то в самое нутро инструмента, раздался пронзительный металлический вопль, и струны разом опали, вяло подергиваясь, точно щупальца осьминога, которому перерезали нервный узел. Ейщаров тотчас отскочил в сторону и, не глядя больше на изувеченный рояль, кинулся к Беккеру, на ходу доставая телефон. Его коллега остался стоять, держа топор на замахе и готовясь порубить взбесившийся "Стейнвей" в капусту в любую секунду.

   - Мы должны были держать их в руках, - сипло сказал человек, который, сидя на корточках рядом с лежащим Никитой, зажимал его окровавленную шею. - Мы не предвидели такого... Ресторан... нормы поведения... Непривычно ходить по ресторану с топором... Не звони, Олег. Он умер.

   - Сделай... - Ейщаров рухнул на колени рядом с Беккером, продолжая держать телефон возле уха, и прижал пальцы к его шее, потом зло глянул на сидящего: - Что ж ты не...

   - Не поможет. Он умер еще до того, как ему горло располосовало, - представитель убрал ладонь с шеи Беккера, открывая узкий разрез, кровь из которого почти не шла. - Инфаркт, по-моему. Олег, что это? Я всякое видел... но такое... Мы не ждали...

   - Никто не ждал, - глухо ответил Ейщаров, не сводя глаз с бледного, забрызганного кровью лица с мирно закрытыми глазами, тонущего в полумраке. Потом повернулся, и, поймав его взгляд, стоявший возле рояля человек злобно ощерился и с треском опустил топор на черную, благородную полировку "Стейнвея". В зал влетел какой-то человек, как и охранник при входе одетый в цвета ресторана, потрясенно остановился и воскликнул, трагически вознеся руки к расписному потолку:

   - Что ж вы делаете?!!

   - Уйди, - произнес Ейщаров, не глядя на него.

   - Ухожу, - сообщил вбежавший и, отступив, деликатно притворил за собой дверь.

   Михаил, вопреки правилу, не взял с собой никакого сопровождения, в том числе и напарника-Говорящего, а детектор-кольцо надел на палец самому себе, ибо самому себе Михаил доверял почти. Развеселый кухонный ножик, нашинковавший не только овощи, но и стол, разумеется не его. Если он Серегин, то младший Оружейник получит по уху. Если же чей-то еще, то тогда сиди и мучайся - выезд из Шаи для Говорящих закрыт, поисковую операцию Олег сейчас не разрешит, да и поди разбери - жив безвестный Оружейник или давно на том свете пребывает? Только очень близкие вещи всегда знают о смерти хозяина, нож же, который ты встречал лишь раз в жизни, понятия не имеет, что там с тобой, да и, как правило, не особо это ему и интересно.

   Но Михаил был более чем уверен, что, отправляясь на проверку, лишь попусту теряет время. Нож окажется лишь обычным ножом, может и со своими закидонами, а его хозяйка - пухлой, скучающей дамочкой, отягощенной излишней фантазией. Поэтому он не торопился, а приехав на адрес, еще и выкурил сигарету, глазея из окошка на прохожих. Потом вылез из машины, шуганул попавшуюся навстречу кошку и зашел в подъезд.

   Хозяйка действительно оказалась дамочкой пухлой, впрочем, молодой и довольно симпатичной. Также она оказалась дамочкой довольно беспечной - в предъявленные Михаилом документы почти и не заглянула, а о цели его визита, похоже, забыла сразу же после того, как Михаил ее озвучил. Еще не перешагнув порога, старший Оружейник получил целую уйму игривых взглядов и улыбочек, предложение попить чайку и откушать пирожков, так что Михаил, профессионально заглянув в декольте дамочки, и найдя, что там все более чем в порядке, подумал, что приехал вовсе не зря. Он прошел вслед за хозяйкой на кухню и только там сам вспомнил о цели своего визита, увидев кухонный стол. Стол был прорезан насквозь - разрез узкий, почти незаметный, невероятно аккуратный, точно дерево было вспорото лазерным резаком. У самого края из разреза косо торчала сине-оранжевая пластмассовая рукоятка ножа. Михаил наклонился - из нижней части столешницы, поблескивая, как-то смущенно выглядывало острие.