Вояж - Стил Даниэла. Страница 40
«Как ваша книга?» – спрашивала она его каждый раз, привыкнув к его ежедневным отчетам о том, как продвигается работа.
– Дописал! – гордо отрапортовал он в последний выходной перед ее возвращением из Виргинии. Обоим не терпелось обратно в Вашингтон. К тому же в понедельник должно было состояться очередное заседание их комиссии. – Даже не верится…
– Не терпится прочесть!
– Вряд ли это будет приятным чтением.
– Я этого и не жду. Все равно знаю, что буду в восторге. – Мэдди не имела никакого основания гордиться Биллом, но ничего не могла с собой поделать – гордилась.
– Как только текст перепечатают набело, я преподнесу вам копию. Мне тоже не терпится, чтобы вы прочли мой труд.
Повисло смущенное молчание. Он не знал, как признаться, что не перестает о ней думать, что сам не свой от волнения за нее.
– Мне так хочется с вами увидеться, Мэдди! Из-за вас я потерял покой.
– Не стоит, я в порядке. В следующий уик-энд я увижусь с Лиззи: она навестит меня в Вашингтоне. Предвкушаю, как познакомлю ее с вами. Я много ей о вас рассказывала.
– Не представляю, чего вы ей про меня наговорили… – смущенно пробормотал Билл. – Она, наверное, воображает меня памятником доисторической эпохи и заранее зевает от скуки!
– Мне с вами совсем не скучно, Билл, а это главное. Вы – мой лучший друг.
Таких теплых близких отношений не было у Мэдди на протяжении долгих лет ни с кем, кроме Грега; тот, кстати, завел в Нью-Йорке новую пассию, но все равно иногда звонил. Оба знали, что, когда трубку берет Джек, даже сам факт звонка Грега остается Мэдди неизвестным, не говоря о его содержании. О том, чтобы передать ей трубку, и речи быть не могло. Поэтому они с Биллом были чрезвычайно осторожны с периодичностью и условиями своих телефонных переговоров.
– Я тоже по-особенному к вам отношусь, – сказал Билл, подбирая слова, но все равно недовольный выбором. Он еще не разобрался в своих чувствах к Мэдди: она была для него и дочерью, и другом, но в то же время оставалась желанной женщиной.
Точно так же относилась к нему и Мэдди. Иногда он казался ей старшим братом, а иногда она страшилась тех чувств, которые он у нее вызывал. Оба еще ни разу не пытались признаться в своих чувствах друг другу.
– Давайте пообедаем перед заседанием комиссии в понедельник. У вас получится?
– Я с радостью!
Смущение Мэдди усугублялось тем, что в последний уик-энд в Виргинии Джек был с ней особенно ласков: преподнес букет садовых цветов, принес завтрак в постель, гулял с ней, рассказывал, как она для него важна. Занимаясь с женой любовью, был нежен и осторожен, как никогда. Неужели его прежняя жестокость – действительно плод ее фантазий? Опять ей было стыдно за то, что она наговорила о нем Биллу, Грегу, доктору Флауэрс, хотелось исправить превратное впечатление о своем любящем муже. В голову закрадывалась мысль: уж не она ли во всем виновата? Вдруг она сама будит в нем худшие инстинкты? Когда Джек хочет, да еще при поощрении с ее стороны, он умеет быть сущим ангелом!
Как только супруги вернулись в Вашингтон, Мэдди поспешила растолковать все это Юджинии. Но та сразу ее одернула и сурово предостерегла:
– Будьте начеку, Мэдди, вы балансируете на краю пропасти. Вам приготовлена хитроумная ловушка. Он знает, на какие мысли наводил вас недавно, и теперь доказывает, что вы ошибались, внушает вам, что вы сами были во всем виноваты.
Джек выходил у доктора Флауэрс талантливым учеником Макиавелли, Мэдди было даже жаль его. Она мастерски его оболгала, убедив даже профессионала… Правда, за ланчем с Биллом она умолчала об этом из страха, что он окажется заодно с психиатром. Вместо этого речь зашла о его книге. Оказалось, что несколько месяцев назад через агента он уже продал права на ее издание.
– Какие у вас планы на осень? – спросил он ее осторожно, надеясь услышать о решении уйти от мужа. Но Мэдди избежала этой темы. Он заметил, что она выглядит более спокойной, чем раньше, даже счастливой. Видимо, дела пошли на поправку. Тем не менее его тревога за нее никуда не делась. Подобно доктору Флауэрс, Билл боялся, что муж заманивает ее в капкан, чтобы навсегда сделать своей невольницей и, чередуя кнут и пряник, окончательно извести. То, что она обошла вопрос ухода от Джека, сильно его огорчило.
– Я хочу всерьез заняться программой, – рассказывала Мэдди. – Наши рейтинги пошли резко вниз. Я думала, это из-за Брэда, но Джек считает, что я тоже даю слабину и уже не так хороша, как раньше. Он утверждает, что мои репортажи стали скучными. Я планирую на эту осень специальные сюжеты. Постараюсь сделать их как можно более живыми.
Все ясно как день: Джек обвинял Мэдди в том, в чем она вовсе не была виновата. Но это было видно Биллу, а не ей самой: ей хотелось верить мужу. Дело было не в недостатке ума, а в некоей установке, тем более что способности убеждать Джеку было не занимать. Разобраться, что к чему, могли только немногие, проникшие в самую суть. Увы, Мэдди находилась слишком близко к эпицентру, чтобы эту суть увидеть.
Билл уже почти решился сам позвонить доктору Флауэрс после ланча с Мэдди, но передумал, рассудив, что психиатр не станет обсуждать с ним, человеком посторонним, свою пациентку – не позволит профессиональная этика. Оставалось беспомощно наблюдать за происходящим с несчастной женщиной, надеясь, что вскоре представится возможность ей помочь; пока что такой не просматривалось. Снова он вспоминал Маргарет, томительные месяцы ожидания, свою неспособность ее спасти. Больнее всего было то, что из головы не шел трагический финал истории. Сейчас Билл боялся совершить ту же ошибку, спугнуть противника преждевременным ходом. Он лучше всех остальных понимал, с каким могущественным врагом имеет дело: перед ним был опытный, хитроумный террорист. Задачей Билла было спасти Мэдди. Он очень надеялся, что в этот раз не оплошает.
Комиссия трудилась успешно, ее члены договорились встречаться чаще. Первая леди представила шестерых новых участников, и все вместе стали готовить осеннюю кампанию, включавшую рекламные ролики, предостерегающие от домашнего насилия и преступлений против женщин. Таких роликов первоначально предполагалось шесть, к работе над ними приступили шесть подкомиссий. Билл и Мэдди вошли в подкомиссию по изнасилованиям. От того, что они в связи с этим узнали, у обоих волосы встали дыбом. Другая подкомиссия занялась убийствами – участвовать в ней ни ему, ни ей не захотелось.
Лиззи снова приехала в Вашингтон. Мэдди поселила ее в Four Seasons и пригласила выпить с ними чаю Билла, на которого девушка произвела прекрасное впечатление. Мэдди не преувеличивала, называя ее красавицей; умом она ничуть не уступала матери. Учитывая то, как мало возможностей у нее было, ее образованность оказалась достойна восхищения. Лиззи была одержима учебой, обожала свой колледж в Мемфисе и действительно читала запоем.
– Если получится, в следующем семестре я переведу ее в университет Джорджтауна, – сказала Мэдди Биллу за чаем. Лиззи захлопала в ладоши.
– У меня есть кое-какие связи, которые могли бы облегчить задачу, – сказал Билл. – Что бы вам хотелось изучать?
– Внешнюю политику и коммуникации, – без колебаний отчеканила Лиззи.
– Я бы с радостью взяла ее стажироваться на телеканал, но, увы, это невозможно, – сказала Мэдди с сожалением. Она скрыла приезд Лиззи от Джека. Он был пока что очень добр к ней, и ей не хотелось его огорчать. Он уже заговаривал о поездке в Европу в октябре – это она пока что не сказала Биллу. – Если Лиззи переведется учиться сюда, мы снимем ей квартирку в Джорджтауне.
– Надо будет позаботиться о безопасности, – напомнил Билл. Оба они были под впечатлением от статистики изнасилований, которую узнали на последнем заседании комиссии.
– Непременно, – кивнула Мэдди, подумавшая о том же. – Лучше, чтобы она снимала квартиру на пару с другой девушкой.
Когда Лиззи отлучилась, Билл принялся ее расхваливать:
– Какая чудесная девушка! Вы можете ею гордиться.