Судьба на выбор - Аткинс Дэни. Страница 20

Заехав на огромную парковку перед школой, я шумно выдохнула. Сбросила скорость и вытащила из кармана мобильник.

– Папа, она здесь. Я ее нашла.

В трубке повисло молчание – отец пытался совладать с нервами. Когда он наконец заговорил, голос у него оказался непривычно хриплым.

– Слава богу! Вези ее домой. И, Эмма… ты там поосторожнее на дороге…

Медленно, со скоростью улитки, чтобы не напугать маму, я подъехала к зданию, где располагалась кафедра искусств. Дождь лил с прежней силой, а куртку мама, конечно, не надела. Я взяла с заднего сиденья плед.

Мама повернулась, и самые последние шаги я проделала с нарочито безразличным видом. Правила этой игры были знакомы.

– Привет, мам. Что делаешь?

Увы, мне не удалось сохранить спокойное лицо, когда я взглянула ей на ноги и увидела, что она в тех розовых пушистых тапочках, которые я подарила на Рождество. Теперь они промокли, свалялись и больше походили на двух дохлых крашеных кошек. Я чуть не разрыдалась – не из-за болезни Альцгеймера, которая забрала у меня родного человека, а из-за пары дурацких испорченных тапочек… Я сердито смахнула рукавом слезы, надеясь, что мама решит, будто я стираю капли дождя.

– Эмма, я потеряла ключи, – пояснила она, показывая перевернутую сумочку, содержимое которой было разбросано по земле на метр вокруг.

Опустившись на корточки, я принялась собирать вещи, которые мама носила в сумочке: кошелек (без денег, потому что по магазинам в одиночку она не ходила), бумажник, полный кредиток (заблокированных на тот случай, если она решит ими воспользоваться), флакон ее любимых духов (навевавших воспоминания о детстве и ее объятиях) и еще с десяток подобных мелочей. Я запихала все в мокрую сумку. Единственное, чего здесь не было, – ключей, которые искала мама, ключей от ее кабинета. Потому что их забрали три года назад, когда сначала ей пришлось уйти с поста заведующей кафедрой искусств, а затем и вовсе бросить преподавание из-за болезни, развивавшейся с каждым днем. Мама уже давно здесь не работала. Но иногда об этом забывала.

К счастью, впереди пасхальные выходные, а значит, будет время хорошенько все обдумать и расставить приоритеты. На первом месте должна стоять мама, которой я слишком пренебрегала. Когда следующим утром мы с отцом встретились на кухне, темные круги под глазами выдали, что мы оба совершенно не спали в ту ночь. Пока мама была в ванной, я попыталась снова поднять старую тему, но отец в свойственной ему манере отмахнулся.

– Ты же видишь, так не может больше продолжаться, – осторожно начала я, убедившись, что мама нас не слышит.

В глазах отца горело опасное упрямство. Вот от кого я унаследовала характер. Мама не уставала это повторять – пока не потеряла ключ от сокровищницы своей памяти.

– Эмма, закроем тему! Я не намерен отправлять твою маму в приют. Только через мой труп.

– Никто и не предлагает! Есть другие варианты – сиделки, нянечки, дневной стационар, в конце концов. Ты не можешь ухаживать за ней один. Не ставь перед собой невыполнимые задачи. Я знаю, ты пытаешься ее защитить… но ты ведь рискуешь собственным здоровьем. Я волнуюсь. Что, если ты снова сляжешь?

Мы оба вспомнили о событиях годичной давности. Тех самых, которые вынудили меня вернуться. Я видела перед собой его серое лицо, шнуры капельниц и провода от мониторов. В ожидании вердикта врачей прошла целая вечность. Мы боялись, у папы сердечный приступ. К счастью, это оказалась простуда, давшая осложнения из-за стресса. Всего лишь простуда… В следующий раз могло обернуться куда хуже.

– Я знаю, как ты обо мне беспокоишься… и крайне признателен, что ты все бросила ради нас. Но решать не тебе.

Вздохнув, я поболтала в кружке остывший кофе, в который раз пытаясь придумать хоть один новый аргумент.

– А если мы найдем вполне приличное место, где за ней смогут ухаживать пару дней в неделю? Просто, чтобы ты мог перевести дух? Я ведь скоро съеду от вас, – предложила я, заранее зная, что он отвергнет эту идею.

И оказалась права. Отец пришел в ужас, словно я посоветовала ему завести интрижку с соседкой.

– Что?! Отправить ее, как ненужную собачку в питомник, чтобы мы могли развлекаться?!

Отодвинув кружку, я взяла отца за руку, отметив мимоходом, как много у него стало морщин – гораздо больше, чем год назад. Он стареет быстрее, потому что целыми сутками, без продыху, ухаживает за женщиной, которую по-прежнему любит всем сердцем.

– Я скажу, когда станет совсем тяжко, – поставил он точку в споре, смягчая резкость слов признательной улыбкой. – В конце концов, я всегда могу обратиться за помощью к вам с Ричардом. Ведь вы после свадьбы останетесь в городе.

В голове будто лязгнул засов на двери темницы. Но я не выдала отцу обуревавших меня чувств, вместо этого подарив ему полную любви улыбку.

– Конечно, мы всегда будем рядом.

Впервые мамина болезнь проявилась несколько лет назад. В совершенно безобидном, даже глупом инциденте, над которым я тогда лишь посмеялась. Я приехала домой на выходные и рассчитывала на тихий ужин в кругу семьи, а родители организовали грандиозное торжество.

– Целиком теленок не поместился? – пошутила я, открывая духовку, где томился в собственном соку огромный кусок говядины. – Господи, мама, да нас всего трое! Вам с папой на неделю этого хватит.

Мама смущенно открыла ящик со столовым серебром. Я насторожилась: похоже, ужин получится не таким уж семейным.

– Вообще-то я позвала Уизерсов – надо ведь отпраздновать твое возвращение.

Она заторопилась в столовую, и спешка ее была оправданна: на моем лице отразилось все, что я в тот момент думала. Глупо было надеяться, что в списке приглашенных не будет Ричарда. Или Шейлы. Они с мамой в один голос выражали сожаление, когда мы с Ричардом расстались, но чтобы опускаться до неприкрытого сватовства?… Интересно, знает ли мой бывший о том, что его ждет?

В общем, вечер намечался «восхитительный».

Тут из столовой донесся мамин крик. Уронив прихватку, я бросилась туда, мигом растеряв свой гнев. Господи, что с ней: сердечный приступ? Какая-то травма? Но на вид с мамой было все в порядке. Она стояла возле полированного обеденного стола, и перед ней высилась сверкающая горка ножей и вилок.

– Мама, что такое?

Я подлетела к ней. Страх перерос в настоящую панику: по ее лицу, искаженному болью, текли слезы, смывая безупречный макияж.

– Не могу… – в ужасе и отчаянии прошептала она.

В замешательстве я принялась озираться.

– Чего не можешь?! Мама, что случилось?

Я никак не могла понять, что так сильно ее расстроило: комната выглядела как обычно. Только мама билась в истерике.

– Вот, – разрыдалась она, взмахом руки указывая на столовые приборы. – Я не могу накрыть на стол! – Она беспомощно и потерянно уставилась на меня. – Не помню, как это делается. Просто… не помню!

Конечно, тогда мы обратили все в шутку. По-другому было нельзя. Я ее успокоила, сама завершила приготовления к ужину. Мама к тому времени взяла себя в руки и стала почти нормальной. Кажется, мы рассказали о случившемся Ричарду и его родителям и даже – какой ужас! – посмеялись над этим. Иногда я думаю: а не вышло ли так, что мы своим легкомыслием сами распахнули дверь безумию? Не знаю… В любом случае болезнь взяла свое, и вскоре подобные случаи стали повторяться в нашем доме чаще.

Следующие несколько дней мама лучше сознавала реальность – как всегда после срывов. Она даже выразила желание порисовать, и отец, устанавливая для нее мольберт и замешивая краски, то и дело бросал в мою сторону красноречивые взгляды, означавшие: «Вот видишь, все хорошо». Надеюсь, он и сам в это верил.

Что ж, хотя бы Ричард меня поддерживал – правда только по телефону. Мы каждый вечер разговаривали с ним часами, о чем наверняка пожалеем, когда в следующем месяце получим счета.

– Решать твоему отцу, а мы можем разве что смириться, – рассудительно заметил он.