Торговец кофе - Лисс Дэвид. Страница 23

Ханна нашла место на первом уровне, так как народу в церкви было не очень много, и начала успокаиваться. Ей нравился знакомый звук органа, и она дала себе волю помечтать. Она думала о своем ребенке, это должна быть девочка, решила она. Накануне она видела сон, и во сне ребенок был красивой девочкой. Обычно сны – глупые иллюзии, но этот больше походил на пророчество. Какое счастье было бы иметь маленькую дочку. Она настолько погрузилась в грезы, что почти физически чувствовала ребенка на руках, но, когда священник начал читать молитвы, ее видение рассеялось.

Вероятно, было ошибкой искать успокоения в старой религии, но Аннетье уговорила ее сходить один раз, а потом у нее уже не было выбора. К тому же все эти мужчины, скрывавшие от нее правду или говорившие ей маленькую толику правды, не имели права так с ней поступать. Разве могла она сама решить, хочет быть еврейкой или нет? Она не могла выбирать религию, как не могла выбрать себе лицо или характер. Пока она сидела, вполуха слушая молитвы, отражающиеся эхом от стен комнаты, ее недовольство Даниелем усиливалось. Ну что за безобразие – велеть ей отныне молиться по-новому, но не объяснить, как это делается! И она должна терпеть такую несправедливость? Некоторые женщины говорят мужьям, что у них на уме. Стоит только выйти на улицу, как встретишь голландку, которая бранит мужа за пьянство или лень. Ей-то, Ханне, за что вся эта напасть? Она так увлеклась, что не заметила, как шлепнула себя по бедру.

После службы, когда они спускались по лестнице, служанка весело болтала, но у Ханны не было настроения поддерживать пустую болтовню. Она хотела поскорее выбраться, пойти домой или куда-нибудь еще. Она говорила себе, что должна радоваться хорошему расположению духа Аннетье. Девушка была очень дружелюбной, когда ей удавалось добиться своего. Довольная, что отвела Ханну в церковь, она была необыкновенно милой. Но отчего, спрашивала себя Ханна, кладя в рот кофейное зерно, ее должно беспокоить, мила ли ее служанка?

Эту несправедливость Ханна не потерпит. Она вряд ли пойдет против воли мужа, но служанка – другое дело. Угрозы рассказать Даниелю о ее тайных походах в церковь были чепухой. С какой стати Даниель поверит служанке? В его глазах она мало отличалась от собаки.

Они вышли из церкви и пошли по Аудезейдс-Форбургвал вместе с другими прихожанами. Ханна позволила себе удовольствие раствориться в толпе на несколько сладких минут, но затем решила, что время игры в свободу истекло.

– Подай мне мою шаль, пожалуйста, – сказала она служанке.

Она сказала это слишком быстро, слова прозвучали как приказ. И только через шаг-другой она поняла, что Аннетье отстала и стоит позади нее, улыбаясь.

– Быстрее, – сказала Ханна. – Меня могут увидеть.

– Женщина не должна прятать свое лицо от людей, – сказала Аннетье, шагнув назад. – Тем более такая хорошенькая, как вы. Давайте прогуляемся.

– Я не хочу прогуливаться.

Резкие слова были готовы сорваться с языка Ханны, но она не собиралась сдерживаться. Служанке нравилось дразнить ее, дерзить ей, испытывать силу своей власти, но только потому, что Ханна позволяла это. Что будет, если Ханна откажется делать так, как та хочет?

– Дай мне шаль, – потребовала Ханна.

– Не глупите. Я думаю, мы должны всем показать, какая вы красавица.

– Моя красота, – сказала Ханна, – останется при мне. Дай мне мои вещи.

Аннетье шагнула назад. Она покраснела, и Ханна даже испугалась, что служанка закричит. Вместо этого она рассмеялась:

– Тогда подойдите и возьмите.

Она подхватила свои юбки и побежала по Стофстег, в обратную сторону.

Ханна застыла столбом от изумления. Девушка свернула направо и исчезла из виду. Ханна оказалась в двух шагах от Влойенбурга – одна, без сопровождения, и ей было нечем прикрыть голову и лицо. Что она скажет Даниелю? Что на нее напали на улице? Что какой-то хулиган сорвал с нее шаль, оставив посредине улицы ни с чем?

Может быть, служанка только дразнила ее. Может быть, она ждет у поворота на Кустраат, ехидно улыбаясь. Что же делать? Бежать и дать служанке насладиться ужасом на ее лице? Или идти медленно, сохраняя достоинство?

Она пошла, но пошла быстро. Зайдя за поворот, увидела толпы гуляющих нарядных мужчин и женщин, играющих в мяч детей и бродячих жонглеров, показывающих свою ловкость на набережной канала за несколько мелких монет. Аннетье не было.

Потом она услышала голос служанки и ее смех. Та была по другую сторону канала и шла в сторону Зедейк. Аннетье взмахнула шалью, словно победным стягом, потом снова побежала.

Ханна подхватила свои юбки и бросилась вдогонку. Ей не приходилось еще так напрягать силы, и, когда она поднималась по крутым ступеням моста через канал, ей было больно дышать. Мужчины останавливались и смотрели на нее с изумлением, дети кричали ей вслед что-то неразборчивое.

Аннетье замедлила шаг, подождав, пока Ханна не перешла на другую сторону канала, а потом снова побежала по Зедейк на юг, в сторону Ньивмаркта. Что она задумала? В этой части города им точно не миновать нападения. Но нападению Ханна будет только рада. Она представила, как возвращается домой окровавленная и в синяках, как все сочувствуют ей, а не осуждают. Итак, она последовала за служанкой, которая все бежала и бежала без оглядки. А потом остановилась. Ханна остановилась тоже. Обернувшись, она увидела, что Аннетье идет в ее сторону, а потом она посмотрела в сторону Весовой палаты. Палата находилась в северном конце квартала Ньивмаркт и служила разделительной чертой между чистой и нечистой частями города, между бедными и богатыми. Это было неподходящим местом для жены еврейского купца.

Увидев, что хозяйка остановилась, Аннетье громко засмеялась и побежала в обратную сторону. Ханне показалось, что с небес обрушился горячий дождь, но потом поняла, что ее лицо заливают слезы, и прокляла себя за слабость. Но она не сразу осознала, что ее слезы вызваны не страхом или печалью, то были слезы гнева. "Пусть бежит, – подумала она, глядя, как убегает маленькая стерва. – Беги быстрее, иначе я задушу тебя, если поймаю".

На какое-то время она даже потеряла связь с реальностью, настолько живо представила, как ее руки обвивают тонкую шею Аннетье. Когда она очнулась от видения, ее внимание привлекло одно лицо. У Весовой палаты стояла женщина в красно-черном платье с глубоким вырезом, обнажавшим ее привлекательную грудь. На голове сбоку была пристроена маленькая задорная шляпка, которая не скрывала копну густых каштановых волос. Женщина разговаривала с несколькими мужчинами очень серьезного вида. А вот она серьезной не выглядела. Не похоже, что она вообще способна быть серьезной.

Ханна смотрела на женщину так долго и так пристально, что та повернула голову. Ханна сразу узнала ее. Это была подруга Мигеля, вдова.

Женщина обернулась и встретилась со взглядом Ханны. Она тоже узнала ее.

Вдова не только узнала ее, она без слов поняла, что Ханна выполняет некую секретную миссию. А Ханна, сама не зная как, поняла, что вдова тоже выполняет некую свою секретную миссию.

Вдова улыбнулась Ханне и прижала палец к своим алым губам, что, несомненно, означало молчание. Ханна будет видеть эту картину во сне. Она будет видеть ее всякий раз, когда закроет глаза. Эта картина стояла перед ее глазами, когда она, словно раненый солдат, возвращавшийся с поля битвы, оцепенело брела назад к тайной церкви, где Аннетье вернула ей вещи и пыталась завести непринужденную беседу, делая вид, что все это была невинная игра.

Ханна не собиралась поддерживать беседу, не собиралась прощать или не прощать Аннетье. Единственное о чем она могла думать, – это о пальце, прижатом к губам. Тогда Ханна еще не знала, что означал этот жест – приказ или обещание.