Она так долго снилась мне... - Коэн Тьерри. Страница 29

Он заерзал всем своим длинным нескладным телом — явно чувствовал себя неуютно.

— Мне нравится, — сказал он в конце концов.

— Что, что тебе нравится? — взвилась Хлоя. — Мать твою, Жош, научись составлять фразы, чтобы в них была логическая связь, чтобы смысл был хоть какой-то!

Жош холодно посмотрел на нее, в его взгляде читалась смесь решимости и тревоги. Она явно задела его за живое.

— Мне нравится, что эта история такая необычная и прикольная. Мне нравится мысль о том, что виртуальный мир может вторгаться в реальный. И история про души-половинки мне тоже нравится.

— Позволю себе в этом усомниться, — язвительно вставила Хлоя.

— А больше всего мне нравится, что эта любовь безмерно романтична.

— Я грежу! — воскликнула Хлоя, выпучив глаза. — Жош у нас, оказывается, тоже романтик.

— Да черт подери! — вдруг заорал он так, что мы подскочили. — Что ты вообще обо мне знаешь? Что ты знаешь о чувствах, которые живут в моей душе, о том, что мне нравится, а что нет? Мы дружим уже несколько лет, а ты обо мне не имеешь никакого представления! Как опытная дама-маркетолог, ты немедленно поместила меня в ящичек и наклеила ярлычок, классифицировала и подогнала под общий стандарт, как ты делаешь со всяким встреченным человеком. Ты пытаешься все подогнать под простые, объяснимые, понятные каждому дураку схемы. Тебе важна только картинка, фасад, словно мы продукты и про нас все написано на этикетке!

Мы потрясенно молчали. Никогда не приходилось видеть Жоша в таком состоянии, он и голоса никогда не повысил, не нервничал, не спорил — да такой длинной речи мы от него никогда не слыхивали! А тут у него лицо исказилось гневом, он непривычно бурно жестикулировал… Он явно был вне себя.

— Ух… Да успокойся ты, мы ведь всего лишь спорим, дискутируем… — вмешался я. — Что это ты так разбушевался?

— Потому что меня достало каждый день сталкиваться с людьми, которые пытаются свести всю удивительную магию этого мира к ее наиболее низменным выражениям: рекламе или тщательно отформатированной истории о том, что счастье непременно наступает в результате потребления продуктов, которые они распространяют.

Он выпрямился и обличающе указал пальцем на Хлою.

— Они разрабатывают концепцию, аргументируют, укладывают в коробочку — и все с одной целью, привести нас под один ранжир, выстроить в очередь перед магазином. «У меня последняя версия „Виндоус“, последнее поколение „плейстейшн“, джинсы последней модели…» И если ты не участвуешь в лотерее, если твои мечты не подходят под общий стандарт, значит, ты маргинал, витающий в облаках мечтатель, а точнее — мрачный кретин!

Я, потеряв дар речи, только дивился на преображение моего робкого друга в пламенного революционного трибуна.

— Спокойно! Ты предъявил мне ложное обвинение, — возразила Хлоя. В ее голосе было столько изумления, что даже не ощущалось обычной самоуверенности. — Я совсем не такая, как все эти люди! Я просто хочу уберечь Иону от его бурного воображения!

— Зачем? Чтобы он перестал мечтать? Хватит уже стараться спасти нас от нас самих. Хватит считать нас детьми!

— Ну… я же просто по дружбе… — возразила Хлоя. Она совсем сникла под тяжестью обвинений.

— По дружбе, — повторил он с грустной улыбкой. — Дружба — это когда умеют выслушать друга. Это когда людей любят такими, как есть, и не пытаются навязать свои представления о жизни.

Хлоя, исчерпав все свои доводы, посмотрела на меня — в ее взгляде читались недоумение и даже отчаяние. Но я молчал.

— Посмотри на Иону, — сказал Жош, указывая на меня рукой. — Он что, выглядит несчастным? Нет! Его преобразила эта любовь, какой бы бессмысленной она тебе ни казалась! Ведь влюбленный человек так красив, разве нет? Ведь именно об этом женщины трубят во все трубы! О любви, о чувствах, об искренности! Ты когда-нибудь видела своего друга в таком состоянии? И зачем же ты тщишься немедленно снова опустить его на землю?

Потом он внезапно смутился, словно, опомнившись, только что обнаружил, что стоит посреди комнаты. Повисла тяжелая тишина, в которой слышалось эхо его нерадостных мыслей.

— Я прошу прощения, — пробормотал он неуверенно. — Я не хотел…

— Ничего страшного, Жош, — успокоил его я. — Мы спорили, обсуждали, обменивались мнениями — чисто по-дружески.

— Чисто по-дружески, — грустно повторил он. — Извините, я пойду к себе.

Мы даже не успели ничего возразить. Он схватил куртку, набросил на плечо и ушел.

— Что за фигня, — выдохнула Хлоя, словно на ее глазах только что произошло нечто из ряда вон выходящее. — Какая муха его укусила?

— А ты не догадываешься?

— А должна догадаться? — удивленно ответила она вопросом на вопрос.

— Думаю, он влюблен.

— В кого?

— Да, он прав, твое отсутствие воображения и бесчувственность просто поражают.

Жош верно подметил: я был счастлив. Счастлив, что влюблен, счастлив, что нахожусь в глупейшем состоянии, когда до сознания не доходит ни один осмысленный аргумент, а таких было немало, когда невозможно запятнать мой неисчерпаемый оптимизм, определяющий меня во времени и пространстве.

Как сомнамбула, я плыл сквозь сменяющиеся дни и ночи, ничего не ожидая от реальности — лишь бы она позволяла безнаказанно парить в облаках чудесного опьянения. Я неустанно думал о ней, пытался представить себе ее прошлое и настоящее, ее занятия и друзей, придумывал наше чудесное совместное будущее. Она казалась мне такой родной и близкой, казалась уже моей. И я забывал, что переживаю эту историю в одиночку.

Но иногда прозрения безжалостной ясности напоминали о множестве нерешенных вопросов. В кого я все-таки влюблен? В девушку из сна или в таинственную читательницу? А может, в мираж на пустынном горизонте моих привязанностей? В персонажа сказки, рассказанной мсье Гилелем? Ведь что я, в конечном итоге, знал о ней? И что именно в ней могло меня так пленить?

Красота? Но я никак не мог воспроизвести в памяти ее черты.

Ее движения, осанка, манера отбрасывать прядь со лба, походка танцовщицы? Но разве достаточно такой малости, чтобы влюбиться?

Ее привычка влетать в книжный, хватать том Альбера Коэна, прочитывать несколько страниц и исчезать? Этого хватило бы, чтобы вызвать удивление, любопытство, желание побольше узнать о ней, но отнюдь не любовь.

Ее таинственная схожесть с девушкой из моего сна? Фантазия, которая с каждым днем все больше значила для меня, но все-таки фантазия.

Наверно, тут сыграли роль все эти обстоятельства. Да еще к тому же я сам хотел влюбиться, это было спасением от долгих лет одиночества и полного истощения чувств, которое ожидало меня, учитывая мою необщительность.

И к тому же любовь эта была для меня совершенно очевидна.

И потому я быстренько избавился от всех этих вопросов, чтобы целиком погрузиться в нежные чувства. Любви наплевать, на каких основаниях она возникла. Это чувство не терпит никаких противоречий, споров и препирательств. Оно ждет от вас полного подчинения своему закону, заставляет складировать в дальний угол интеллектуальные способности и крутит перед глазами картины в пастельных тонах. Оно требует от вас беззаветного служения и в ответ предоставляет счастье совершеннейшей безответственности.

Каждый день стал теперь обещанием. Обещанием увидеть ее, подойти к ней, заговорить, понравиться ей, любить ее.

И даже если я не мог знать, насколько велики мои шансы на успех, одна лишь надежда была величайшим счастьем.

Теперь я каждый вторник приходила в «Книжный дом» — утром, в одно и то же время, когда к Серене приходил врач. В моем распоряжении было около получаса, иногда чуть больше, учитывая еще покупки, которые я должна была сделать по дороге. Пожилой хозяин магазина всегда встречал меня все с той же ненавязчивой любезностью.

Во время одного из моих первых визитов я нашла на столе том «Любви властелина». Я много читала и слышала об этой книге. Знала, что это одна из самых прекрасных историй любви, которые когда-либо были написаны. Что состоит она из двух частей: одна описывает расцвет, взлет любви; во второй — автор препарирует любовь, безжалостно анализирует, едва не полностью срывает с нее покровы романтизма. Это насторожило меня, и я решила не покупать книгу. Но любопытство оказалось сильнее, и меня потянуло прочесть самое начало. Первые страницы мне очень понравились. Долгий монолог Ариадны был, казалось, моим собственным, это была исповедь всех женщин, с головой погруженных в свои мечты и надежды. Тогда я решила читать ее понемногу, по нескольку страниц за один раз, прямо в магазине. Каждое мое свидание с этим романом становилось все более волнующим, красота текста трогала меня еще больше от предвкушения предстоящей разлуки, ожидание встречи делалось все более трепетным. Потому что я знала, что Солаль в конце концов разочарует меня. Когда я уходила из магазина, я пыталась представить себе продолжение. И каждый раз следующие страницы предлагали такой поворот событий, которого я не ожидала.