Венец судьбы - Смолл Бертрис. Страница 8

Лара уже тихонько мурлыкала от удовольствия, отвечая его ласкам. Они не были вместе несколько месяцев, и она уже не могла вспомнить, почему так произошло. Обняв его, она гладила его шею кончиками пальцев, все сильнее разжигая в нем нарастающую страсть. За свою жизнь она любила и других мужчин, достигая и эмоциональной, и физической близости, но не было таких, кто мог бы сравниться с великим принцем-тенью. Любовь Калига к ней была чиста и пылала неиссякаемым огнем, так же как и ее чувство к нему.

Он поднял голову, и их глаза встретились – его ясные синие и ее изумрудные.

– Я мог бы провести с тобой вот так целую вечность, – прошептал Калиг.

Лара улыбнулась.

– Мне бы тоже этого очень хотелось, но, боюсь, нам нужно внимательно следить за смертными, ведь Силы Тьмы стремятся вырваться за пределы Королевства Колла.

– У нас есть время, – улыбнулся он в ответ.

– Боюсь, что нет, – возразила Лара, но добавила: – Если только совсем чуть-чуть. А как же Кади?

– Сейчас она занята Даграсом, а после заснет у водопада, любовь моя.

Калиг говорил едва слышно, склоняя голову, стремясь коснуться ее манящих сосков, ощутить их вкус и вдохнуть аромат кожи. Лара вытянулась под ним, ощущая все его тело. Он потянул губами ее сосок, и дрожь возбуждения пробежала по ее спине и превратилась в непреодолимый жар между ее нижних губ. Его зубы сдавили такую чувствительную вершину соска, и Лара вздрогнула от удовольствия, предвкушая еще большее наслаждение.

Его рука гладила, с силой сжимала ее другую грудь, пальцы до боли сдавили сосок, и Лара изогнулась, ощутив, как наслаждение, словно ток, пронзило ее. Ее пальцы забрались в густую копну его темных волос и почти впились в кожу головы. Он снова прильнул к ее губам, и в страстном поцелуе их языки сплелись, затем она втянула ртом его язык. Чуть отстранившись, он начал поцелуями спускаться по ее телу, по груди и животу, в то время как ее пальцы нежно царапали разгоряченную кожу его спины.

Им овладела дрожь, когда ее палец нежно коснулся чувствительной ямочки над ложбинкой, разделявшей ягодицы. Его язык кружил вокруг ее пупка, кончиком касаясь его серединки. Затем Калиг стал спускаться еще ниже, в конце концов его голова оказалась между ее молочно-белых бедер. Язык его снова и снова медленно скользил меж ее сочных губ, вдоль заветного входа в наслаждение. Она издала тихий неопределенный звук, когда его язык в поисках самого желанного и соблазнительного проник в ее нежную плоть, блестящую влагой. Его язык кружил, затем резкими движениями стал ласкать и проникать в нее, пока ее тело не стало извиваться в порыве блаженства. Он держал ее бедра железной хваткой, и вот она уже стонала от вожделения, от желания ощутить его в себе.

Он поднял голову и встал на колени у нее между ног. Взяв свой большой, тяжелый ствол, он провел им вверх и вниз между истекающих соками губ, касаясь уже набухшей, полной желания плоти. Он прижал к ней кончик корня, с удовольствием наблюдая, как ее прекрасное лицо вдруг вспыхнуло жарким, нестерпимым желанием.

«Проси! – приказал он ей на магическом языке. – Ты заставила меня ждать долгие месяцы, моя фея, или колдунья? Я не могу не наказать тебя за это, Лара, любовь моя».

«Наверняка ты удовлетворял свою похоть с другими», – так же беззвучно ответила Лара.

«Никогда! – поклялся он. – С того момента, как я отдал себя тебе, ни сам я, ни какая-либо часть меня более не принадлежала другой. Ни в ком другом мне не найти блаженства, моя милая фея и жена», – горячо высказался он.

Она была удивлена. И даже более того, она была потрясена тем, что он произнес слово «жена». Да, они клялись принадлежать только друг другу сто лет тому назад, но принцы-тени крайне редко присваивают титул жены своим любовницам.

– О, Калиг! – воскликнула она. – Да! Да! Люби меня, мой обожаемый господин, мой муж из магического мира и мой любовник! Люби меня!

Он отвел корень от ее плоти и снова прильнул к ней губами, облизывая, втягивая ртом ее твердый бутон, пока она не вскрикнула. Тогда он встал над ней и сильным движением погрузился в глубину и влажный жар ее тесной пещерки. Калиг застонал от наслаждения, а ее сладострастные крики красноречиво говорили о ее чувствах. Он вонзался глубоко, остервенело, и Лара тихо вскрикивала, по ее щекам катились слезы от безумного наслаждения, которое один только Калиг мог подарить ей.

Они прижались друг к другу, почти сливаясь воедино. Их безграничное желание все возрастало, накаляясь с каждым яростным толчком его мощного корня. Они, казалось, оба не могли насытиться друг другом. Но постепенно, медленно их страсть приближалась к самому пику. Лара закричала, достигнув наивысшей точки наслаждения. Все закружилось у нее перед глазами, мир словно исчез. Ее бросило в дрожь, и так внезапно, что казалось, ее тело готово было разорваться. Калиг стал громко, почти крича повторять ее имя, когда его соки вырвались и оросили ее заветные сады блаженства.

– Лара! Лара, любовь моя!

Затем пыл наслаждения стал медленно спадать, оставляя им обоим лишь сладостную слабость, кожу, влажную от пота, и удовольствие, которому не было предела.

Они проспали час, а когда проснулись, лениво потягиваясь, столик черного дерева, который они в пылу своих страстей лишь чудом не опрокинули, вдруг заполнился прекрасными яствами. На нем появились свежие устрицы во льду, сочный жареный каплун, который по их команде сам собой рассыпался на тонкие аппетитные ломтики, свежая спаржа под кисло-сладким соусом, еще теплый хлеб и масло. Калиг буквально набросился на устрицы и жадно съел почти все, хотя немного досталось и Ларе. Они с удовольствием ели тонкие кусочки каплуна. Лара дразнила Калига, обмакивая спаржу в пикантный соус и вызывающе облизывая кончик стебля. Она непристойно посасывала стебель, а увидев, что его мужское достоинство снова набирает силу, озорно засмеялась. Затем она кормила спаржей и его, нежно слизывая капли соуса, которые оставались в уголках его рта.

Как только они закончили трапезу, остатки еды исчезли, и на столе появилась чаша, полная клубники, и кувшин густых сливок. Калиг забавлялся в свое удовольствие. Он положил по ягодке на груди Лары и несколько выложил в линию от ложбинки до низа живота, затем налил на грудь аппетитных сливок. Он брал зубами ягоды и слизывал сливки, лаская языком ее грудь. Потом он сбрызнул сливками линию из ягод и одну за другой стал вбирать губами сочные ягоды клубники, лежащие на ее трепещущем теле. Слизывая с кожи сливки, он спускался все ниже.

Когда этот сладостный ритуал был завершен, Лара заставила его встать. Опустившись перед ним на колени, она окунула его поднимающийся корень в кувшин, который чудесным образом снова и снова пополнялся содержимым. Сливки были густыми и обильно покрыли большое достоинство. Подобно кошке, Лара медленно, изящно и с явным удовольствием стала его облизывать. Заставив Калига шире расставить ноги, она опустила кувшин между ними, так чтобы сливки украсили теперь и его мешочки. Отставив кувшин, она расположилась так, чтобы можно было теперь слизывать с них лакомство.

Она закончила и села перед ним на корточки. Он встал возле нее на колени и повернул ее так, чтобы она тоже оказалась перед ним на коленях, но с приподнятыми ягодицами. Калиг взял Лару за бедра и стал вводить в ее жаркое лоно свой пульсирующий от нетерпения корень. Ее позиция позволяла ему проникнуть глубоко. Он доводил ее до исступления, заставляя стонать от возбуждения и неутоленного желания, умолять дарить ей наслаждение. Так же как и она, он изнывал от вожделения и наконец внял ее мольбам. Лара закричала от наслаждения, а принц заревел, как дикий зверь, когда они слились в едином неудержимом порыве страсти, одновременно достигнув ее наивысшей точки. Обессилев от взаимного и столь желанного удовлетворения, они в объятиях друг друга провалились в глубокий крепкий сон среди цветных подушек.

Проснувшись, Лара увидела, что Калиг безмолвно смотрит на нее. Его голубые глаза светились такой любовью, что она чувствовала себя совершенно покоренной. Небо было уже светлым, но они интуитивно чувствовали, что до рассвета еще есть время. Не обменявшись ни словом, они поднялись и, выйдя из шатра, направились к прозрачным теплым водам озера. Бледно-серое небо постепенно становилось светло-голубым, а затем и насыщенно синим. Из-за горизонта начинали показываться тонкие полосы света. Оттенки розового, золотистого, цвета персика и земляники проступали, словно акварели, на фоне проясняющегося неба. Калиг и Лара наблюдали, как показалось рубиновое солнце и на мгновение будто оросило кровью волнистые песчаные дюны пустыни.