Влюбленный Дракула - Эссекс Карин. Страница 93

К счастью, на мне был подходящий для пеших прогулок наряд — толстая шерстяная юбка и крепкие ботинки высотой до щиколоток. Я решительно двинулась по заросшей тропе, по которой часто ходила в детстве. Юбка моя зацепилась за куст чертополоха, и нагнувшись, чтобы освободить ее, я увидела маленькую рыжую лисицу — интуиция подсказала мне, что это именно лисица, а не лис, — с любопытством смотревшую на меня. Неожиданно для себя я вступила с лисицей в разговор, объяснив ей, что вовсе не заблудилась и не нуждаюсь в провожатой. Она повернулась и скрылась в зарослях, взмахнув на прощание пушистым рыжим хвостом. Березы и дубы, старые, с поломанными ветвями и дуплистыми стволами, теснились вдоль тропы. Солнце уже садилось, и я ускорила шаг, понимая, что должна вернуться до наступления темноты.

Берега реки поросли высокой пожухлой травой. Течение в этом месте было даже более сильным, чем под мостом. Река несла свои мутные воды в море так быстро, словно хотела как можно скорее избавиться от плена берегов. Клочья желтоватой пены вертелись вокруг громадных камней, сохраняющих неподвижность под бешеным натиском. Я подошла к самому берегу, так что до меня долетали брызги, сняла перчатку и опустила руку в воду. Обжигающий холод заставил меня отдернуть руку, но я успела разглядеть в воде странное отражение. Помимо собственного лица я увидела двоих мужчин, стоявших за моей спиной. До меня донеслись их злобные голоса, пыхтение и сдавленные выкрики. Я резко обернулась и вновь, как недавно в саду, ощутила, что теряю равновесие. Мне пришлось закрыть глаза, но перед мысленным моим взором тут же возникло пугающее видение — двое мужчин пустились на берегу врукопашную, катаясь по земле и нанося друг другу удары кулаками. Я поспешно подняла веки. Одежда моя пропиталась влагой, я дрожала, как будто меня вновь подвергли водолечению.

На берегу рядом со мной сидел граф. Зубы мои выбивали дробь, глаза, по непонятной мне самой причине, увлажнились слезами. Граф раскрыл объятия, и я упала ему на грудь, ощущая, как ворсистая шерстяная ткань пальто царапает мне кожу.

«Ты помнишь?» — беззвучно спросил он.

«Я не хочу вспоминать».

«Ты должна, Мина».

Образы, которые я не хотела видеть, звуки, которые я не хотела слышать, овладели моим сознанием. До меня доносился тошнотворный хруст костей; я видела, как один из мужчин, вцепившись в шею другому, все крепче сжимал руки, лишая противника возможности дышать, видела, как вода подхватила и унесла обмякшее тело.

— Нет, нет, нет! — закричала я, молотя кулаками по груди графа. Наконец, осознав бессмысленность своей яростной вспышки, я бессильно уронила руки и взглянула ему в глаза.

— Зачем? — спросила я. — Зачем ты сделал это?

— В течение семи длинных и томительных лет я наблюдал за твоей жизнью, воздерживаясь от какого-либо вмешательства, — последовал ответ. — От рождения ты была наделена удивительными способностями. Ты не походила на всех прочих детей и страдала от этого. Ты была так мала, так беззащитна, и порой, желая поговорить с тобой и помочь тебе, я принимал вид разных животных. Нередко мы с тобой встречались на этом самом месте. Но по своей детской наивности и доверчивости ты рассказывала о наших встречах матери, а она, узнав, что дочь ее беседовала с лисой или зайцем, всякий раз приходила в ярость.

С самого твоего рождения отец твой относился к тебе с подозрением, но когда он убедился, что дочь его способна изменять собственное обличье, им овладел настоящий ужас. Наверняка ты помнишь тот вечер. Мать твоя пыталась убедить отца, что ему с пьяных глаз мерещится всякая чушь. Но он-то знал, что ему ничего не померещилось. Он решил добиться от тебя признания, что ты состоишь в сговоре с духами зла, привязал тебя к кровати и в течение двух дней морил голодом. Но, разумеется, никаких признаний он так и не дождался.

Тогда он решил, что ты подменыш — детеныш ведьмы, которого она подсунула в колыбель, забрав его настоящую дочь. Ему был известен надежный способ убедиться в собственной правоте. Для этого требовалось бросить тебя в огонь — ведь подменыши, в отличие от человеческих детей, неуязвимы для пламени. Конечно, я не допустил бы этого, но на этот раз мне не пришлось вмешиваться, ибо твоя мать сумела отговорить мужа от этой жестокой затеи. Ей удалось внушить ему, что проживающая неподалеку знахарка подскажет, как поступить с тобой. Знахарка заявила твоим родителям, что ведьмы навели на их дочь порчу. Для того чтобы избавить девочку от этой порчи, твоему отцу следует в течение семи дней на рассвете дважды окунать ее в воды реки, призывая Святую Троицу. Только так он сможет избавить свое дитя от власти злых сил. Отец твой принялся рьяно выполнять наказ. Но после двух омовений ты заболела и едва не умерла.

— Господи боже, водолечение! — воскликнула я. — Значит, я и правда уже проходила через нечто подобное!

Не случайно мне казалось, что все это уже было в раннем детстве — мучительный страх, ощущение своей полной беспомощности, холодная вода, проникающая мне в нос и уши.

— Несмотря на то, что ты была при смерти и губы твои посинели от удушья, отец твой не счел возможным отказаться от очистительного ритуала. Он завернул тебя в одеяло и понес к реке. Я знал, что очередное омовение окажется для тебя роковым. Подойдя к твоему отцу, я пытался отговорить его, но он ничего не хотел слушать.

— Кто ты такой, чтобы давать мне советы? — рявкнул он. — Проваливай отсюда и не лезь в мои дела.

Полагаю, он принял меня за сидха, явившегося на помощь своей протеже. С тобой на руках он подошел к самому берегу, намереваясь осуществить свое намерение. Я понял, что должен остановить его во что бы то ни стало.

Графу не было необходимости завершать свой рассказ, ибо страшная картина ожила в моей памяти. Я видела двух дерущихся мужчин, видела, как один из них нанес другому смертельный удар и швырнул тело в буйные воды реки.

— Я отнес тебя домой, — сообщил граф. — Твоя мать так никогда и не узнала, каким образом ты смогла вернуться, и это заставляло ее относиться к тебе с еще большей настороженностью. Я стер из твоей памяти все, связанное с этим событием. Сделать это оказалось нетрудно, ибо ты была мала, впечатлительна и к тому же страдала от лихорадки, во время которой бредовые видения сливаются с реальностью. Вечером того же дня тело твоего отца было обнаружено в нескольких милях отсюда, вниз по течению.

Я покачивалась из стороны в сторону, охватив себя за плечи, словно боялась, что тело мое развалится на куски.

— Но почему отец так ненавидел меня?

— Он знал, что твоя бабушка с материнской стороны навлекла на свою семью великий позор. И боялся, что ты пошла в нее.

— Тебе известно что-нибудь о моей бабушке? — спросила я. — Мать никогда о ней не рассказывала, говорила только, если я не одумаюсь, кончу так же плохо, как и она.

— Ты встречалась со своей бабушкой, сама того не зная. История, которую она тебе рассказала, запала тебе глубоко в душу.

Граф смолк, давая мне время осознать правду.

«Вивьен?» — безмолвно вопросила я.

— Нет, это невозможно, — тут же сказала я вслух. Мысль о том, что моя бабушка провела много лет во власти безумия, отнюдь не улучшила мне настроения. — Мою бабушку звали Уна. Зачем ты рассказываешь мне все это? Зачем вынуждаешь делать открытия, которые сводят меня с ума?

Я вскочила и бросилась наутек, но, сделав десять шагов, остановилась как вкопанная, ибо передо мной вырос граф. Он сжал меня в объятиях, и я опустила голову ему на плечо, чувствуя, что он — моя единственная защита и прибежище. Но в то же самое время он собирался рассказать мне то, что мне вовсе не хотелось услышать. Как и всегда, граф прочел мои мысли.

— От правды невозможно ни убежать, ни спрятаться, Мина. Пытаясь сделать это, мы обрекаем себя на поражение. Правда так или иначе сумеет отыскать или нагнать нас. Так что тебе лучше сесть и спокойно выслушать то, что я намерен тебе рассказать.

Хотя я пробежала всего несколько шагов, сердце мое бешено колотилось, а в висках шумела кровь. Несмотря на все доводы графа, мне хотелось избежать тягостного прозрения, но я слишком ослабела, чтобы повторить попытку бегства. Мы уселись на большом сером камне, на котором я часто сидела в детстве, наблюдая за течением.