Сыграем во вражду - Савельева Валерия Андреевна "(ВалеRka)". Страница 37

И Вик внял моим невысказанным мольбам. Нависнув над разгорячённым телом, смотря уверенно и серьёзно… он всё же не решился ничего сказать, лишь шумно сглотнул, в который раз целуя губы, и слегка нажал ладонями на бёдра, заставляя шире раздвинуть ноги.

Я примерно понимал, что будет, когда ухо опалило чужое дыхание, и верный враг еле слышно прошептал:

– Будет больно.

Но сперва боли не было. Были жаркие поцелуи, дискомфорт и прохлада. Странные ощущения, некое своеобразное продолжение нашего помешательства, которое обязано было произойти, достигнуть своего апогея и… закончиться? Пожалуй. Или, может, перейти на новый уровень? В тот момент я ничего не знал точно, совершенно ничего.

Боль же пришла позже, когда пальцев стало больше, и после, когда они сменились каменным возбуждением Вика. Впрочем, она не была такой уж нетерпимой и затмевалась пониманием и признанием чужой выдержки: Самойлов ждал, останавливался, давая мне привыкнуть, практически заботился и волновался, хоть не высказывал этого вслух. И слава Богу, иначе бы я его прибил прямо в постели.

Он думал не о себе – и от этого становилось страшно и одновременно приятно. Что-то шло не так, где-то был огромнейший просчёт. Химия не могла вынудить думать о партнёре, химия просто требовала полной отдачи. Но затуманенные глаза Вика всё же смотрели прямо мне в лицо, когда он замер, позволяя привыкнуть. Зубы были крепко сцеплены, дыхание казалось рваным и каким-то нечеловеческим.

А вот я сам, кажется, был пьян нашими странными отношениями, потому что не хотел уничтожить Вика за причинённые неудобства. Единственный шум, который слышал – это стук крови в висках, а картина, что видел – лишь его лицо: помутневшие карие глаза, плотно сжатые губы, аристократически тонкий нос и пряди влажных мелированных волос, на которых играли блики солнца.

И да, когда Вик начал двигаться, я кричал от боли, цепляясь пальцами за его обнажённые плечи, оставляя на них, наверное, глубокие отметины, продирая ногтями кожу до крови. Но оказалось, и от боли можно получать извращённое удовольствие, особенно когда она постепенно отходит на задний план, сильные руки продолжают ласкать твоё тело, и губы всё так же увлечённо и жарко целуют, а кожа касается опаляющей кожи партнёра. Или всё же противника?

Честно говоря, ответ на вопрос найти было невозможно. Не сейчас. И когда оргазм всё же накрыл меня, подпитываясь нашей с Самойловым химией, он был таким сильным, что у меня на секунду перехватило дыхание, а остановившееся сердце не желало снова биться. Это действительно было нечто…

Но страсть постепенно уходила, вытесняя наполняющий тело жар. С каждой секундой становилось всё холоднее, и саднящая боль возвращалась резкими толчками.

Нет, я не жалел. За последние месяцы слишком привык идти на поводу собственной ярости, которая замещалась более мирным образом – страстью. Однако здесь была не только она, не только…

К счастью Вик лишь в странном порыве нежности потёрся носом о моё плечо, а после соскользнул с кровати и принялся одеваться.

– Знаешь, я всё же найду какую-нибудь киношку, – заметил он, разрывая тишину и посылая мне открытую улыбку, от которой сердце судорожно сжалось.

Да, я не жалел. Совершенно. И, наверное, не пожалею когда-нибудь повторить, так легко приняв навеянное химией вожделение, жажду получить в собственное пользование одного старого врага.

Но что-то меня во всём этом пугало. Кое-что, чего не должно бы было быть.

Нежность?

Глава 36 – Первый снег

Мы сидели, смотрели по телеку какую-то комедию и ели мороженое из большой банки. Я – с ногами забравшись на кровать и закутавшись в покрывало, Вик – сидя рядом на полу, лишь откинув голову на мягкий матрас.

Самойлов улыбался и был по-домашнему тёплым, каким-то нежным и уютным, как и его волосы, разметавшиеся сейчас по простыне. Я мог спокойно коснуться их рукой, зарыться пальцами, наслаждаясь ощущением – просто расслабиться и утонуть в этом нереальном дне, с головой погрузившись во впечатления и непонятную обволакивающую нежность. Но вместо этого лишь крутил в руках вилку, не позволяя себе совершить желаемого.

Мороженое было вкусным, а комедия – весьма забавной, а мне всё больше хотелось забыть о дурацкой вилке и всё-таки, схватив верного врага за волосы, впиться тому поцелуем в губы. Что меня останавливало? А то, что сейчас никакой химии не могло быть по определению, ведь мы только что выплеснули все эмоции, избавились от злости и ненависти, конвертируемых в страсть… почему же тогда я продолжаю желать поцелуев и прикосновений, а Вик улыбается так тепло, что сердце щемит?

Так и не придумав ответ, активней налёг на мороженое в попытке убить двух зайцев: заесть это глупое желание коснуться Самойлова и избавиться от не самого приятного ощущения после наших экспериментов. Чёрт, задницу реально саднило, и поясница зверски болела, впрочем, как-то странно… словно вновь вернулся в танцевальную студию, откуда с какого-то перепугу сбежал лет в шестнадцать, и попал под горячую руку хореографа. Нет, меня там не били, конечно, просто заставляли активно тянуться, чтобы "всё тело идеально двигалось". Вот и нынче, кажется, слишком "идеально" тело двигалось некоторое время назад…

– Ещё фильмец? – спросил Вик, когда предыдущая картина закончилась, а банка с мороженым моими силами практически опустела.

Он вроде бы был совершенно обычным, всё таким же мелированным и кареглазым, но одного взгляда на лицо верного врага, на его приоткрытые губы и блестящие очи хватило, чтобы принять решение.

– Не, я пойду, пожалуй. А то готовиться ещё к завтрашнему семинару, – ответил, усмехнувшись.

Конечно, покривил душой – к паре всё давно уже было готово, – но меня вновь охватило это странное чувство неестественности происходящего. Словно всё не наяву, а во сне, где мы с Виком не просто враги, а… кто мы?

– Подвезти? – поинтересовался Самойлов, поднимаясь с пола и начиная собираться на улицу – самостоятельно отвечая на свой же вопрос.

Словно мы парочка – вот он ответ. Я сглотнул, отводя от Вика взгляд, и отрицательно покачал головой.

– Нет, хочу прогуляться.

– Уверен? – он так и замер, наполовину натянув куртку. – Здесь далеко, а на улице не май месяц.

– Уверен. Я люблю такую погоду, – улыбнулся в ответ.

Вик цыкнул недовольно, но куртку всё же стянул, а вместе с ней и арафатку, которую уже успел тщательно обмотать вокруг шеи. Он прошёлся по комнате, словно бы не зная, что делать дальше, и заявил:

– Восемнадцатая маршрутка.

– Я знаю.

В коридор Самойлов вышел следом за мной и даже порывался подать куртку, но я успел перехватить оную до того, как туда добрался Вик. Кажется, он внезапно начал чувствовать себя неловко. Что было тому виной – неизвестно, то ли мой категоричный отказ от "дружеской помощи", то ли то же ду…

Вик резко подался вперёд, притягивая меня к себе и целуя. Одна его рука крепко обнимала меня за талию, пальцы другой лежали на щеке, лаская кожу и заставляя отзываться в ответ. По телу пробежали мурашки, с губ едва не сорвался стон. Да, угадал. Не отказ был причиной сконфуженности врага, а то же дурацкое ощущение жажды: ярость прошла, а желание осталось. Даже без злости и психов, без каких-либо споров и ссор оно было здесь, в нас.

– Осторожней там, – шепнул Самойлов, разжимая объятия.

Я лишь кивнул, отступая к двери.

Подъезд встретил своего посетителя прохладой и осенней сыростью, а ещё звуком запираемой за спиной двери. Грохот её мог сравниться разве что с бешеным и гулким стуком моего сердца, эхом отдающимся в пустом коридоре. Прохлада же воистину казалась спасением: щёки не горели – пылали. В какой-то момент захотелось обернуться и вновь рвануть дверь на себя, согласившись посмотреть ещё одно кино, а потом ещё… но я удержался, начав медленно спускаться по ступенькам.