Сыграем во вражду - Савельева Валерия Андреевна "(ВалеRka)". Страница 46

– А я не перебиваю, я согласен.

– В общем, он сука, конечно, что кинул тебя всего больного и с такой температурищей, но и ты горазд. Заладил своё: "Химия, химия". Откуда только слово такое для секса откопал? Вот что есть химия?

– Конвертация ярости в страсть. Резкие эмоции, которые побуждают к действию, – нехотя буркнул я.

Ромка хмыкнул, качая головой, и заметил:

– Как пафосно-то… Но если так, то это лишь физическая реакция.

– Ну да.

Всё ещё больной мозг совершенно не мог вовремя обрабатывать идеи друга. Я основательно задумался, что Ромка имеет в виду. Да, химия – это то, что возникает между нами с Виком, когда мы в пределах досягаемости друг для друга, когда я злюсь от одного только его вида, а потом мечтаю впиться в губы поцелуем и…

– Но ты сейчас думаешь о нём? – прервал Ромыч мои размышления.

– Угу.

– Часто?

– Нуу…

Часто ли? Да последнее время почти постоянно, потому что Самойлов то и дело мелькает перед глазами. Да и когда не мелькает… Он ушёл, как я могу не думать об этом? И как можно не вспоминать прикосновения, слова, улыбки.

– Много, по роже вижу, – фыркнул Черкасов.

– Много, – кажется, согласно пробормотал друг. – Дэн, это не химия. Это давно уже не химия.

– А что тогда? – слова его больно кольнули куда-то в область сердца.

– Нежность, привязанность… любовь?

И если прошлые слова всего лишь кольнули сердце, то последнее – словно бы резануло душу. Ну что они заладили все? Никакая это не привязанность и уж тем более не любовь! Не можем мы, старые враги, вдруг влюбиться друг в друга. Трахаться, неизвестно откуда черпая страсть, да, но любить…

Да влюблённые из голов свою пассию выкинуть не могут. Думают о ней или нём день и ночь, во снах видят, дышать не могут, если вдруг замечают с другим человеком. Ревнуют, но доверяют, а ещё помнят каждую чёрточку. И терпят самые вредные привычки, даже если те дико раздражают.

Я вспомнил запах сигарет, перемешивающийся с ароматом одеколона, пальцы, сжимающие сигарету, губы, касающиеся фильтра. Как же я ненавижу курящих! И это самоуверенное поведение тоже терпеть не могу и…

– Блять, – выдохнул я, резко поднимаясь.

Ромка понимающе улыбнулся и мгновенно засуетился. Через полминуты он уже ухватил Серёгу за руку и потянул того прочь из кухни, заявляя:

– В общем, мы пойдём, а ты тут решай. Позвони ему, напиши в сети.

Черкасов вдруг вырвал руку из хватки Ромы, остановился и посмотрел на меня, так прямо и уверенно, словно и не он это был вовсе. А потом сказал лишь:

– Знаешь, ему плохо сейчас. Правда плохо, как и тебе. Не отрицай.

И ушёл. Следом за ним сбежал Ромка, вновь позволив решать нам всё самостоятельно.

Но на этот раз я, кажется, решил. И пошёл искать мобильный, чтобы дозвониться, наконец, достучаться или, в конце концов, действительно написать в сети. Чтобы встретиться. И сказать одно только слово, которое не стану повторять тысячу раз, потому что такими словами не разбрасываются.

Кажется, я действительно влюбился в своего врага?

Глава 44 – Валерьянки?

Но Самойлов не отвечал ни на звонки, ни на смс. Нейтральный голос оператора то и дело повторял мне, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Потратив на пустые попытки битых полчаса, хотел уж было вызвать такси и махнуть к Вику домой – благо, адрес помнил, – и плевать, что там, скорее всего, меня встретили бы его родители, но в самый последний момент почему-то вспомнил об интернете… и о страничке Самойлова, которая теперь висела в закладках.

Оказалось, там Вик был. Заходил полчаса назад, как раз когда я едва начал его искать – и нашёл бы, если б сходу сообразил написать. А ещё там, на стене, был пост от некой Аксюшеньки…

"Вить, у тебя опять что-то с телефоном. Сможешь подъехать к десяти? Нам надо решить кое-какие дела.

P.S. Сорри, что не в личку, у самой нынче сеть проблематичная".

И всё бы ничего, сообщение данное не вызвало бы ни единого подозрения, если бы не имя… Нет, не отправительницы, а получателя. Не Вик, не Виктор, не Самойлов, а именно Витя. Самое ненавистное. И короткий ответ под постом: "Окей, буду".

Что крепко сжимаю челюсть, я понял, лишь когда свело скулы. Короткие ногти из-за стиснутых кулаков впивались в ладони, сердце дико колотилось в груди, пульс отдавался в висках, погребая под собой все звуки. В душе зарождалась ярость – не привычная клокочущая страсть, а тёмные волны злости и раздражения, поднимающиеся из глубин и заполняющие всего меня без остатка. Эта тьма мутила сознание, смешивала мысли, доставала из памяти самые ужасные страхи и самые сокровенные желания.

И путеводным огнём мерцала кощунственная мысль: именно когда я понял, что втюрился в Самойлова, эта мерзкая скотина нашла себе замену.

Очнулся я, когда уже со всей силы барабанил в дверь соседки и, кажется, кричал, чтобы она, сволочь такая, меня впустила. М-да, при возможности стоит поучиться контролировать гнев, а то, если такое повторится, и прибить ненароком могу.

Впрочем, к тому моменту, когда Аксинья всё же открыла дверь, запала у меня оставалось ещё немало. Хватило, чтобы, ухватив девушку за плечи, выдернуть её в коридор прямо в домашних тапках и прижать к стене.

– И тебе добрый вечер, – вежливо улыбнулась блондинка, полностью проигнорировав мои действия. – Подозреваю, не ко мне пришёл.

– Какая догадливая, – фыркнул я в ответ.

– А Вика нет, но он приехать сегодня обещал. Скоро будет.

Девушка попыталась высвободиться из моей хватки, но получалось у неё это с переменным успехом. Собранные в неаккуратный пучок волосы вторили каждому резкому движению Аксиньи, дёргаясь, словно неваляшка. А вот внешне она была совершенно спокойна и уверена в себе.

– Ты только не психуй – нервнее клетки не восстанавливаются, – продолжила Ксюша, кое-как освободив одно предплечье. – Пойдём пока чай попьём, о погоде поговорим. Или о твоём парне.

– Он не мой парень! – автоматически рявкнул на неё и мгновенно замолчал, едва не подавившись словами.

Потом внимательно присмотрелся к невинно улыбающейся девушке. Ехидничает? Или нет? А эта крашеная куропатка вообще знает, что такое ехидство или сарказм? Я всегда считал, что она и думать-то умеет только о деньгах и красивых – плюс к тому богатых – мальчиках. А да, и что она та ещё высокомерная заноза в заднице.

– Да неужели? – теперь вот точно ехидно протянула Аксюша. – Вот об этом можем и поговорить, пока он не приехал. Чай, кофе?

– Потанцуем, блин…

Внутри вновь клубился дым той мерзкой чёрной ярости, он закладывал нос, залеплял глаза, глушил слух. Иная ярость, та, что не конвертируется уже в страсть, та, что сродни, скорее…

Ревности?

Я резко отшатнулся от блондинки. Не знаю уж, какое выражение было на лице, но девушка, приметив его, нахмурила бровки и теперь сама ухватила меня за руку, пытаясь затащить в квартиру. С замершей на месте целью это не так уж хорошо получалось.

Чёрт, я не просто влюбился в Самойлова, я, кажется, совершенно того не заметив и прикрывшись словами о химии и страсти, втюрился в него по уши. Более того, ещё и ревную Вика. Безбожно ревную!

Вспомнился вдруг момент, когда Самойлов стоял в институте в окружении девушек. Поза максимально расслабленная – Вику спокойно в любой компании, – пальцы придерживают сигарету, губы нежно обнимают её, а карие глаза слегка прикрыты. Такой интимный, совершенно не подобающий для общественного места кадр. Я тогда почему-то был дико счастлив, я тогда ощущал собственное превосходство. Но после, когда Самойлов всего лишь разговаривал с однокурсницами на паре, полностью игнорируя меня…

Она пошла ещё с тех времён, грёбанная ревность.

– Поняла, валерьянку, – пробормотала Аксинья, следуя к своей цели, словно таран. – А я же говорила Вите, что первая идея у него идиотская. Неужто он решился, а?