Сыграем во вражду - Савельева Валерия Андреевна "(ВалеRka)". Страница 43

– Пока.

"Поверьте, он никогда не слушает, что ему говорят. Просто-напросто не умеет. Да и думать тоже не умеет. Совсем. Так что легче будет отвести за ручку, как маленького".

Едко брошенная Самойловым фраза крутилась у меня в голове, даже когда такси уже петляло по улицам города. Перед внутренним взором стояли его ехидная ухмылка и презрительно сощуренные глаза… и запястье, на котором не было больше моего браслета.

Чёрт! Как же всё изменилось за пару дней. Словно бы произошёл откат: последние месяца стёрлись из жизни, вернув нас к началу, к вечной вражде. Только вот у меня остались воспоминания. Что за нелепость? Неужто Самойлову нравится эта игра? Почему нам нельзя просто остаться в нейтралитете, если не друзьями – какие уж из нас друзья, – то не чужими друг другу людьми?

Горло сдавило, во рту разлилась горечь. То ли это не отпускающий меня кашель всему виной, то ли замирающее в груди сердце. Я не знал, но на душе было паршиво.

Ночью это мерзкое ощущение достигло своего апогея. Спать не получалось, не спать – тоже, есть не хотелось, но желудок урчал, потому что последний раз я смог засунуть в себя еду утром после института… если добавить к этому высоченную температуру, картина вырисовывалась не лучшая. Правда, про температуру я не знал, так как днём разбил единственный градусник, а выползти за новым сил не хватило.

Так что утром я вновь пополз в институт. Вернее, полз я лишь до такси, потому что ходить самостоятельно ноги совершенно отказывались, а такси… ну, есть у нас одна фирма, которая не так уж много дерёт, так что пока блажь была позволительна. Особенно если учесть, что сегодня я точно планировал взглянуть Самойлову в глаза. И сказать "спасибо" за вчерашнее.

Впрочем, действительно подойти к нему я решился лишь после первой пары – к счастью, у нас их было всего две, больше бы не вынес, – когда уже от и до был напичкан разнообразными таблетками благодаря заведомо подготовившемуся Попову. Тот ворчал, ругался и чуть ли бить меня не кидался, когда увидел в аудитории, а потом спокойно достал из сумки термос с чаем, леденцы от кашля, таблетки и даже градусник и принялся за экзекуцию.

Кстати, так я и узнал, что, оказывается, припёрся в вуз с температурой под тридцать девять, и именно поэтому так сильно подкашиваются ноги, но…

– Вик, мы можем поговорить? – спросил я, подходя к разговаривающему со щебечущими младшекурсницами Самойлову.

Странно, кажется, когда-то это уже было, очень-очень давно, словно в другой жизни. Но Вик так же нагло стоял в толпе девушек, и вражда наша была такой же обжигающей. Но тогда я не спрашивал, а обвинял…

– Так важно? – он нахмурился, смерив меня взглядом. Морщинка пробороздила лоб парня, а губы сжались. Ох, Самойлов, кажется, тебя снова тошнит от одного моего вида?

– Да, – коротко.

– Дамы, простите, договорим потом, – он улыбнулся девчонкам. – Я обязательно дослушаю вашу историю, – и вид такой невинно-ангельский, и голос нежный-нежный, а потом грубое мне: – Идём.

Кивнув, хотел было уже по привычке отправиться в сторону туалета, ибо место встречи изменить нельзя, но Самойлов резко схватил меня за руку и потащил куда-то в одному ему ведомом направлении. Когда он заскочил в одну из аудиторий и закрыл дверь на замок, чувство дежавю неприятно кольнуло сердце.

Это была та самая аудитория. Та же, где мы, окончательно переругавшись, впервые полноценно поцеловались.

У меня перехватило дыхание, а щёки опалило жаром – то ли от температуры, то ли от внезапно накатившего возбуждения. Я прикрыл глаза, ощущая на губах тот яростный и грубый поцелуй Вика, странный и страстный… теперь эти чувства стали уже такими привычными и даже нужными. Именно, нужными.

Когда лба коснулась чужая рука, я вздрогнул, открывая глаза. Самойлов смотрел куда-то в сторону, но его сухая ладонь никуда не делась, даря наслаждение и прохладу. Губы парня были сжаты в тонкую линию, скулы напряглись.

– Так о чём ты хотел поговорить? – спросил он, отступая.

Я глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Хотелось вернуть его руку назад или просто подойти ближе и уткнуться носом в плечо, но я раздражённо отмёл эти дурацкие мысли и ляпнул:

– Да, это… в общем, я не хотел.

– Поговорить? – Самойлов вопросительно поднял брови. – Ты уж определись, Корнеев.

– Нет же, я о субботе, – заранее заготовленное недоизвинение так и забылось, уступив место замешательству.

Вик фыркнул, покачал головой и выжидательно уставился на меня.

– А что с ней не так? – спросил он. – Кажется, ты сказал всё, что хотел, уже тогда.

– Блин, Самойлов, ну что ты усложняешь, а? – я досадливо махнул рукой, устало опуская плечи. В голове вновь был туман. – В смысле… я не то имел в виду, когда сказал, что нужно прекращать. Я говорил про химию.

– И что же имел в виду ты?

Скрестив руки на груди, Вик прошёлся по аудитории и остановился прямо передо мной. Хмурый и серьёзный, как раньше. Как в тот раз… Я сглотнул, разом теряя едва сформировавшийся в голове ответ.

– Что надо… кончать…

– Многозначительное заявление, – усмехнулся Вик. – Или я слишком пошлый?

Я кое-как смог отвести взгляд от его лица и ухватился за парту, чтобы не упасть. Во рту пересохло, горло сдавило, в висках стучала кровь…

– Что… мы можем жить своей жизнью и… – мысли расползались в разные стороны. – Блин, Самойлов, ты и так понимаешь!

– Нихрена я не понимаю! – внезапно рыкнул Вик.

Словно дикий зверь он пронёсся по аудитории, готовый, казалось бы, разорвать меня на части сию же минуту, но, вновь приблизившись, Самойлов лишь нахмурился ещё сильнее и шибанул кулаком по столу.

– Не понимаю, ясно? – добавил он чуть тише. – Ты сам сказал, что надо прекращать со "всем этим". А теперь, когда я стремлюсь вернуться к прежней жизни по твоему, кстати, совету, пытаешься доказать что-то иное. Что?

– Я не хотел, чтобы мы снова становились врагами. Просто… мы могли бы начать…

– Новую жизнь? – фыркнул Вик. – Как ты себе это представляешь, Корнеев? Как? И мы не враги, я просто стараюсь с тобой больше не ругаться, потому что это, походу, чревато. А данное "чревато" ты сам просил прекратить.

Я кивнул, хотя не слышал уже окончания. Всё происходящее было так знакомо, так чертовски привычно, что удержаться было просто нереально. Ухватившись за ворот рубахи Самойлова, я потянулся к его губам, шепча еле слышно:

– Боже, заткнись уже, а?

Но он услышал. И сжал мои волосы в кулак, не давая начать поцелуй. Вик улыбнулся пересохшими губами и спросил, опаляя дыханием моё лицо:

– Это и есть наша химия?

– Да… – выдавил я, желая лишь одного: вновь смять поцелуем эти губы и почувствовать сильные объятия рук. Самойлов не понимал, как сильно было наше грёбанное притяжение.

Или понимал?

– Ясно, – отозвался он.

А потом резко оттолкнул меня. Вик и сам явно был возбуждён: щёки его слегка алели, дыхание было быстрым и рваным, но вот он стоял передо мной и отказывался от необходимого обоим поцелуя. Отказывался осознанно и непоколебимо.

– Нет, Корнеев, знаешь, это – только твоё решение. Ты сам назвал всё происходящее химией и хотел, чтобы оно закончилось. Что ж, ты добился своего… Теперь всё кончено. Ты свободен, Корнеев! – он двинулся прочь, к выходу из аудитории, но остановился на мгновение и, обернувшись, посмотрел мне в глаза. – Мы свободны. Потому что я никогда не считал всё, что было, просто химией.

– Постой, что ты…

– Я уже говорил: подумай об этом, Дэн. Просто подумай, что же, как ты только что хотел спросить, я имею в виду. И если найдёшь ответ – возвращайся, чтобы его сказать, – он замолчал, но через десяток секунд добавил: – И лечись, ты плохо выглядишь. И температура высокая.

А потом отвернулся и всё же вышел в коридор, а я так и остался стоять в пустой аудитории. Дежавю? Пожалуй. Только какое-то совершенно иное.