Иная терра.Трилогия - Эльтеррус Иар. Страница 31

Пока Стас пытался осознать все услышанное, Олег развернулся, и быстрым шагом пошел к аудитории.

После экзамена настырный урод снова попытался подойти.

— Послушай, я же не специально! Я был уверен, что это правильные ответы!

Он обернулся и окинул Ветровского полным презрения взглядом.

— Я тебе неясно сказал? Отвали. Или ты влюбился и пытаешься так привлечь мое внимание? — в голосе явственно звучала насмешка.

Олег даже не подозревал, насколько ему повезло. Стас чувствовал себя виноватым, и только потому сумел сдержать первый порыв Стека — броситься на обидчика и бить до тех пор, пока тот не согласится на любые формы извинения, даже самые унизительные, вроде вылизывания ботинок.

— Ну и черт с тобой, — зло бросил светловолосый, отвернулся и пошел прочь.

Олег вздохнул с облегчением.

четыре дня спустя

Результаты вступительного экзамена по иностранным языкам, факультет психологии:

Олег Черканов — 17 баллов, лучший результат факультета.

Стас Ветровский — 12 баллов.

Молча изучив результаты экзамена, Стас направился в аудиторию. Его грызло нехорошее предчувствие — слишком уж многообещающе ухмыльнулся встреченный в коридоре Олег, и слишком уж нелюбимы им были точные науки, тестирование по которым начиналось через десять минут.

Чтобы успокоиться, он начал вспоминать разговор с Вениамином Андреевичем.

— Чего ты хочешь, Стас? Подружиться с ним? Вряд ли у тебя это получится.

— Нет, не подружиться. Я хочу понять, почему он мне не поверил и хочу, чтобы он не держал на меня зла.

— Ну, первое проще простого. Судя по твоему описанию, этот твой Олег — несчастный, одинокий мальчик, которому пришлось очень многое пережить. Он не умеет доверять. На экзамене у него не оставалось выбора, ему пришлось довериться — и, как оказалось, напрасно. Я тебя не виню, я знаю, что ты не мог специально подсказать ему неправильные ответы, но он-то привык получать от жизни только тычки и плевки.

— Да я понял уже…

— Теперь второе. Ты хочешь, чтобы он не держал на тебя зла. Зачем? Чтобы успокоить свою совесть?

Стас задумался. После сцены у института, когда он едва сдержал порыв Стека, никаких добрых чувств к Олегу у него не осталось. Но извиниться все равно хотелось, просто чтобы… успокоить совесть?

— Наверное, да, — опустив голову, пробормотал он.

— Это очень опасное занятие, Стас — успокаивать совесть. Во-первых, оно делает совесть гибче, податливее, следовательно — спустя некоторое время она станет позволять тебе то, что ранее считалось для тебя неприемлемым. Во-вторых, к этому привыкаешь и теряешь искренность. В формальном извинении нет никакого смысла. Это просто слова, совершенно пустые и глупые, если произнесены они не от чистого сердца.

Стас не хотел делать совесть гибче и податливее. Не хотел он и терять искренность. Потому, встретив Черканова в коридоре перед аудиторией, он не стал извиняться, как планировал раньше, ограничился только вежливым кивком, который, впрочем, был успешно проигнорирован.

С экзамена по точным наукам Олег уходил с легким сердцем. Он был уверен, что лучший результат будет его. Пока что Ветровский обходил его на один балл — по результатам первых двух испытаний, он набрал двадцать девять баллов против двадцати восьми у самого Олега, но это не пугало молодого человека. Еще три экзамена, он сумеет вырваться вперед и получить вожделенное бесплатное место.

А пока следовало получше подготовиться к общей психологии.

семь дней спустя

— Ну как там у тебя дела? — поинтересовался Гранд, как только Стас припарковал гравицикл и заглушил двигатель.

Со дня их первой встречи в доме господина Гильермо прошло чуть больше двух месяцев, и теперь ребята ухитрялись встречаться почти каждую неделю. Выбирались куда-нибудь в парки, болтали, как-то раз пожарили шашлык — потом было очень весело удирать от толстого полицейского, который заметил у них бутылку вина и хотел было оштрафовать за распитие в общественном месте. Гранд оживал на глазах — кипучая энергия Стаса, его сумасшедшее желание изменить этот мир, готовность пройти через любые сложности на пути к этой заветной цели, все это перекидывалось и на юного сына дипломата. Он смотрел в будущее уже не обреченно, стал чаще улыбаться и понемногу строил планы, как реализовать свои желания, при этом не разругавшись вдрызг с отцом.

Но сегодня друг выглядел хуже чем обычно. Под глазами залегли круги, лицо было бледное и осунувшееся, да и сам Стас, казалось, похудел.

— Так себе, — поморщился он. — Пойдем-ка, возьмем челнок, а там уже поболтаем.

Пока шли по главной аллее Сестрорецкого парка до станции, молодой человек молчал, только изредка вставляя реплики в рассказ Алькано о поездке в Лондон. На пирсе он выбрал темно-синий челнок с бесшумным мотором, бросил в багажное отделение пакет из маркета.

— Стек, рассказывай уже, — тихо проговорил Гранд когда они отошли метров на пятьсот от берега.

Тот вздохнул, зачем-то проверил, верно ли выставлено направление на бортовом компе челнока, достал сигареты, закурил…

— Я сдал четыре экзамена из пяти. Набрал пятьдесят семь баллов. У Черканова — тоже пятьдесят семь. Завтра последний экзамен, доклад. Либо я поступлю, либо он.

— Не понял. Вы что, последние по очереди?

— Нет, мы первые. Но бесплатное место только одно.

— У тебя нет денег на платное?

— Гранд, у меня вообще денег почти нет! Я живу у Вениамина Андреевича, и живу за его счет! Да, я покупаю продукты, и так далее… Но он все равно тратит гораздо больше! Он сказал, что оплатит первый курс, если я не поступлю на бесплатное, но…

— Стек, ты крут. Ты офигенно знаешь эту свою психологию. Ты по-любому поступишь, — мальчишка ободряюще улыбнулся другу.

— Я могу поступить. Я знаю. Но…

Стас не знал, с чего начать этот разговор.

Три дня назад, после экзамена по теории общей психологии, последним выходя из корпуса он увидел Олега, сидевшего под деревом на траве. Все уже разошлись, сам Ветровский задержался, решая вопрос с документами. Сегодняшний экзамен начался поздно, и сейчас уже смеркалось. Черканов не заметил невольного наблюдателя.

Сам не зная, зачем, Стас подошел ближе, стараясь остаться не увиденным.

Плечи Олега тряслись, лицо молодой человек прятал в ладонях. Он явно боролся с рыданиями, причем не очень успешно.

— Я должен поступить. Я обязательно должен поступить. Иначе нельзя. Денег больше нет, жить будет не на что… а если я не поступлю, то и негде… и больше у меня не будет шанса поступить на бесплатное… я должен поступить!

Очень тихо и осторожно, Стас отошел от плачущего Черканова, и скрылся в тени.

— Я подождал, пока он успокоится и пойдет домой и проследил за ним. Гранд, ты не представляешь, в каких условиях он живет… От его дома до станции метро — больше часа пешком, там ходит маршрутный автобус, но он ходит пешком — экономит. По дороге домой он заходил в маркет, я наблюдал через стекло. Он купил пачку быстрой лапши и пакет кефира, самые дешевые. Я проследил до самого дома, там заглянул через окно — он на первом этаже живет. Представь, он поделил лапшу, которой в пакете на два раза, на четыре порции. Одну съел, запил глотком кефира. Потом сел за учебники. А вечер был душный, он разделся, сидел в одних трусах. Гранд, он такой тощий, каким я в худшие времена не был! — Стаса трясло при воспоминании об этой похожей на тюремную камеру каморке. — Я там поговорил с женщиной, живущей напротив, она его подкармливает иногда. Он редко соглашается, гордый слишком. Так она сказала, что у него вся надежда — на универ, он ей рассказывал. И говорил, что если не поступит — покончит с собой, все равно дальше жить не получится. Знаешь, я верю, что он так и сделает. И как мне быть?

Гранд помолчал немного.

— Знаешь, еще недавно я бы сказал, что это не твои проблемы. Он сам виноват, что не подготовился как следует, и так далее. Но сейчас… я не знаю, что тебе посоветовать. Или он пострадает, или твой приемный папа. С одной стороны, папу огорчать нельзя, он у тебя офигенный мужик и вообще человек настоящий. С другой стороны — папа потеряет только деньги, а этот Олег — жизнь. С третьей, он сам виноват… а, это я уже говорил.