Ангел-хранитель (Украденный поцелуй) - Уинстед Линда Джонс. Страница 23

Он даже не осознал, что произнес это вслух. Первый раз за несколько прошедших недель он не думал о Мел и даже не взглянул на нее, выбегая из комнаты.

Когда спустя много времени он лег в постель, Мел уже спала или ему так показалось. Он не обнял ее, как обычно, а вытянулся на краешке кровати и заснул только под утро.

Во сне они обнялись. Ее голова удобно покоилась у него на плече, ее нога поверх его ноги.

Гейбриел знал, что она самое лучшее, что было у него в жизни, и подумал, что скажет ей об этом когда-нибудь, совсем скоро. Перед отъездом.

Он ласково убрал волосы с ее лица, чтобы полюбоваться ею спящей, безмятежно прижавшейся к нему. Внезапно он нахмурился. Она не одобрит то, что он собирается сделать, что он должен сделать. Она наверняка попытается остановить его.

Человек, убивший в спину его отца, вероятно, еще жив. У него есть имя – Кларенс Франкс… и дом – Канзас. Найдется кто-нибудь, кто помнит его и знает, где он.

Гейбриел все решил, бесцельно бродя по ранчо весь вечер. Разбойник или фермер, Джеймс Максвелл был его отцом, честным мужем и отцом для своей семи. Пули в спину не заслуживает никто. Даже Рука Дьявола.

ГЛАВА 20

Мел почти не узнавала своего мужа, внезапно превратившегося в молчаливого, угрюмого человека, основным занятием которого стала стрельба по жестянкам и бутылкам. Он был отличным стрелком, немного горячим, но точным и быстрым, как и Мел. Его занятия стрельбой теперь были лишены добродушного юмора, присущего их с Мел прежним неуклюжим урокам. Более того, если Мел приходила посмотреть, он проявлял такое нетерпение, что у нее не оставалось сомнений, что он хочет поскорее остаться в одиночестве.

Мел видела, что Гейбриел живет своей собственной внутренней жизнью, и начинала сомневаться, есть ли какой-то смысл в ее скоропалительном браке. Муж стал совершенно чужим. Макс был ее другом, Гейбриел любовником. Ни того ни другого не осталось в этом озабоченном человеке, отстранившемся от нее. Даже когда они занимались любовью, казалось, он был далеко, скрывая от нее какую-то часть себя. Хотя во сне он по-прежнему тянулся к ней, словно от этого зависела его жизнь. Пробуждение в его объятиях было единственным моментом, когда она не испытывала беспокойства об их будущей жизни.

Мел понимала, что Гейбриел удручен тем, что он узнал о своем отце, но, по ее мнению, он слишком переживал. Она попыталась уговорить его не расстраиваться так сильно, но становилось все очевиднее, что это не в его силах.

Однажды утром она проснулась и обнаружила, что обнимает подушку Гейбриела. Ее мужа не было. Едва рассвело, а Гейбриел никогда не вставал так рано. Ей тут же пришла в голову мысль, что он оставил ее, и оглядев комнату, она поняла, что ее предположение оправдалось. Его кольт и ботинки исчезли. И черная шляпа с серебряной лентой, подарок Джорджа, тоже не висела на стуле возле ее столика.

Она все время ждала этого с тех пор, как он пожалел о том, что приехал в Техас. Считай, он пожалел о том, что встретил ее.

Она судорожно прижала подушку к груди. Разумеется, он никогда не любил ее, простую фермерскую дочку, лишенную изящества и красоты, которые он, видимо, хотел видеть в своей жене. Она не сомневалась, что когда-то он испытывал к ней влечение. В темноте все было волшебно, и он никогда не знал женщины, подобной ей. Она отличалась от других. Возможно, на какое-то время он действительно принял свои чувства к ней за любовь. Понадобилось всего несколько недель, чтобы он понял, что ошибся.

Глядя через открытую стеклянную дверь, как восходит солнце, Мел окончательно утвердилась в своих выводах. Она знала, что он ушел. Она знала, потому что больше не ощущала его присутствия. Тепло сменилось холодом, и прохладный утренний воздух не был тому виной.

Она сдержала слезы, готовые брызнуть из глаз, и попыталась не обращать внимания на боль в груди, которая мешала дышать. «Мел Барнетт, – сказала она себе, – никогда не плачет и никогда не позволяет мужчине обидеть себя. Мелани Барнетт Максвелл», – поправилась она. Пусть будет так. Все было бы в порядке, если только она была беременной. У папы будет наследник, а у нее частичка Гейбриела.

Не очень-то ей и нужна частица его, тут же спохватилась она. Он ясно дал ей понять за две прошедшие недели, что не любит ее, не хочет ее, и будь она проклята, если прольет хоть одну слезинку о нем или еще хоть раз вспомнит того, кто так обошелся с ней.

Рассуждая так, она попыталась ожесточить себя. Она прекрасно жила до Гейбриела – это была ложь, с которой Мел легко согласилась, – и опять будет прекрасно жить после его ухода. Она не нуждается в нем и не хочет его, думала она, влезая в хлопчатобумажные брюки и, застегивая поношенную рубашку, которые носила до того, как стать миссис Гейбриел Максвелл.

Кармелита хлопотала на кухне и едва взглянула на Мел, когда та вошла.

Мел взяла печенье и чашку кофе, не дожидаясь, когда спустится отец. Вечером, со страхом подумала она, вечером я скажу ему, что меня оставил муж.

Мел стала натягивать перчатки.

– Куда ты собралась? – резко спросила Кармелита.

Мел старалась не встречаться с кухаркой взглядом.

– Нужно починить забор там, на севере, и я могу сегодня поехать туда на весь день.

– Мистер Максвелл едет с тобой? – перебила ее Кармелита.

– Нет, – торопливо ответила Мел.

– Где он? – Кармелита опять повернулась к плите. – Завтрак скоро будет на столе. Мистер Такер не спустился до обеда, а твоему отцу одному все не съесть.

– Гейбриел не будет завтракать, – произнесла Мел, поспешив к двери, чтобы спастись от назойливых вопросов.

– Где он? – повторила Кармелита.

– Откуда, черт побери, я знаю?! – задохнулась Мел.

Починка забора в тот день не состоялась. Мел неслась верхом во весь опор. Она не боялась одна путешествовать по пустынным просторам. У нее на боку висел револьвер, а к седлу приторочена зачехленная винтовка. Любому, кто рискнул бы потревожить ее сегодня, зверю или человеку, не поздоровилось бы. Пейзажи, которыми она обычно любовалась, сегодня проплывали мимо, как в тумане.

Она вернулась на ранчо уже в темноте, разгоряченная, потная и очень усталая, решив, что сегодня уж наверняка заснет. Ей удалось немного успокоиться, но это спокойствие было весьма хрупким.

Ричард, искавший ее повсюду, набросился на нее, чуть только она переступила порог:

– Где, черт возьми, тебя носило? Ты что, не могла придумать ничего лучше, чем вот так сбежать неизвестно куда?

Она безучастно взглянула на него:

– Не могла.

Мел начала было устало подниматься по лестнице, когда отец остановил ее:

– Тут тебе письмо от мужа.

Он помахал перед собой конвертом. Даже с высоты пол-лестницы она узнала почерк Гейбриела с его странным наклоном.

– Оно лежало на моем письменном столе, когда я утром спустился вниз. Что, к черту, здесь происходит?

– Сожги его, – без всякого выражения обронила она и повернулась, чтобы подняться к себе.

– Я этого не сделаю, – ответил Ричард.

Мел резко повернулась и спустилась вниз. Ричард протянул ей письмо, ожидая, что хоть что-то прояснится сейчас в деле, которое беспокоило его весь день с самого утра, когда из окна своей спальни он увидел, как его дочь отправилась верхом одна.

Она выхватила у него письмо, медленно прошла на кухню, открыла дверцу плиты, на которой булькало острое варево Кармелиты, и швырнула нераспечатанное письмо в огонь. Даже не взглянув, как оно горит, она тут же захлопнула дверцу и вышла.

– Какого черта… – Ричард ухватил проходящую мимо дочь за руку. – Вы должны объяснить мне наконец, юная леди.

Его испугал пустой взгляд Мел, и он отпустил ее руку.

– Я не хочу слышать его скользкие речи о том, как ему жаль, что наш брак не удался. Я не хочу читать его лживые извинения или всю эту красивую ложь. Все кончено, папа. Жаль, что ты не получил в зятья того, кого хотел.