Дочь Лебедя - Бак Джоанна. Страница 18

То же самое происходило в барах у порта, куда мы заходили, прежде чем вернуться домой на ленч. Обязательно какие-нибудь женщины за соседним столиком чувствовали необходимость отметить наш стол: «Там педики!» — как бы стараясь объяснить смех за нашим столом и яркие тона одежды.

Люк и я обнялись еще раз на улице, и я вернулась на работу. Пришел в студию и Андре Рутьер, тощий и блондинистый, с длинным носом. Делаборд показал ему, где находятся кабели и тройники для «Балкара», и посмотрел, как он устанавливает свет.

Андре был привлекательным, несмотря на свой выдающийся нос. Когда он пошел в кладовку, я последовала за ним. Я не верила в россказни Люка. Я ждала, когда он меня обнимет или прикоснется к груди, но он ничего этого не делал. Некоторые фотомодели пришли в тот день, чтобы показать свои фотографии Делаборду. Андре стоял позади Делаборда и из-за его плеча заглядывал на фото, на его лице играла снисходительная усмешка. Что бы ни говорил Делаборд, Андре тут же начинал поддакивать.

— Слишком уж здесь много джунглей, — заметил он о темнокожей девице, когда та ушла. Именно такого рода шутки любили отпускать Джорджи Алексис и Артур.

В середине дня позвонил телефон, мужчина просил позвать Андре.

— Делаборду не нравится, когда сюда звонят, — шепнула я ему, передавая трубку.

— Не звони больше мне сюда. Встретимся через час у Голденберга, — сказал Андре.

Я была занята, готовясь к следующему дню, нам предстояло заниматься рекламными съемками. Я приготовила шляпы, которые бы подчеркнули дизайн платьев. Нам нужно было показать их в выгодном свете, но они были просто ужасны. У театрального костюмера я достала птичьи перья для шляп, пряжки и ленты. Мне было интересно работать, и это занятие не мешало думать о Розе и о послании от Джулии, и о том, что ожидало меня впереди. Делаборд прервал мою работу и сказал, чтобы я сходила в фотолабораторию. Я надела пальто и вышла на улицу.

Я невольно обратила внимание на мужчину, стоявшего на углу. На нем был широкий плащ, развевавшийся на холодном ветру. Он был высок, с вьющимися темными волосами. Что-то в нем было мне знакомо. Я подождала, чтобы посмотреть, куда он направляется. Он стоял у входа в «Голденберг», прекрасный парижский гастроном. Он повернул и начал двигаться в моем направлении. Я смотрела на него, а он — на меня. У него были высокие скулы, необычно светлые глаза были прикрыты тяжелыми веками. Он был старше меня, но не намного: ему было лет двадцать семь или тридцать. Он не был французом. В его поведении не ощущалось какой-либо внутренней дисциплины или сдержанности. Я сошла с тротуара и пошла к нему навстречу. Он остановился. У него была слегка загорелая кожа светло-бронзового оттенка. Во всяком случае не кожа горожанина зимой. Он продолжал приближаться ко мне, приоткрыл свои мягкие губы и улыбнулся. Своей улыбкой он словно бы послал мне какой-то импульс. Я остановилась, и он сделал то же. Я подумала, что он самый красивый мужчина, которого я видела в своей жизни. Этот уличный незнакомец. Мы чуть было не столкнулись. Мне удалось миновать его. Лицо мое пылало, когда я садилась в автобус.

Когда я вернулась обратно через час, я заглянула в окно кафе, чтобы проверить, нет ли его внутри — его там не было. Я почему-то подумала: «Плохие новости!» Я решила, что это значит: «Плохо что его здесь нет!»

Потом я пошла в студию.

— Я послал ее по делу. Вот в чем разница! Мы не уходим с работы, пока я не разрешу вам это сделать! Флоренс ездит по моим поручениям. А вы должны оставаться здесь и помогать мне в студии, — заявил Делаборд Андре.

— Что за день, — сказал он мне, когда я отдала ему пробные снимки, за которыми он меня посылал. — Слава Богу, что ты не мальчик.

По дороге домой я купила синюю свечу, как та, которая была у Розы. Я ее зажгла и стала ужинать, сидя на полу. Мне не хотелось выходить, я чувствовала, что что-то должно случиться.

Перед тем как мне проснуться на следующее утро, я почувствовала, что кто-то лежит рядом, его плечо касалось моего. Смутный голос бормотал слова любви в мое ухо. Я старалась сохранить сон в своем воображении и, встав, спустилась по лестнице, пустила тонкую струйку воды, чтобы ее шум не спугнул прочь это чувство. К тому времени, как я оделась, сон начал понемногу испаряться.

Я сошла вниз, чтобы позавтракать в баре на углу. У меня было ощущение, что все, что я делала, было правильным.

Улицу только что полили, и блестящий асфальт блестел. Я прошла по улице до угла и, прежде чем войти в бар, увидела его. Именно так мне хотелось увидеть его вчера — отраженным в окне.

Он сидел с чашкой кофе и вдруг увидел меня. Я стояла у дверей. Он улыбнулся мне, и я пошла к нему.

— Привет, — сказала я по-английски.

— Привет. Мы с вами не виделись вчера? — Он тоже говорил по-английски.

Я кивнула, у меня застрял комок в горле, и я не могла говорить. Бармен начал готовить мне кофе. Я смотрела на незнакомца.

— Но это было не здесь, — заметил он.

— Нет, в Маре, — ответила я и добавила: — Я живу здесь, за углом.

Цвет его кожи напоминал абрикос, над глазами были темные полоски бровей, а сами они были цвета туманного неба. Это мог быть любой мужчина, не обязательно самый главный для меня. Он посмотрел на меня.

— Вы американка или француженка?

— Вы напомнили мне мое детство, когда меня спрашивали, кто я — девочка или мальчик? — ответила я.

— Я тоже мог бы задать подобный вопрос, — ответил он, улыбаясь мне.

Я поправила прическу и сказала:

— Вы насчет моих волос?

— Так кто же вы такая? — еще раз спросил он.

— Девушка. И американка, и француженка.

— Неужели?

— А вы кто?

Он засмеялся:

— Это долго объяснять.

Я заказала еще кофе. Его рука коснулась моей, когда он передавал мне чашку, взяв ее у бармена. Меня пронзило электрическим током с головы до ног. Он тоже его почувствовал, и его глаза сильно расширились. Он быстро отдернул руку назад, положил ее на стойку бара, чтобы прийти в себя.

Я почувствовала волны жара в теле. Мне нужно было постараться, чтобы он остался здесь. Я посмотрела на него — он все понял.

— Мы могли бы сегодня поужинать, если вы свободны.

Боже, какое чудо!

— Да, — ответила я слишком поспешно, но это уже не имело никакого значения.

У него в глазах плясали чертики.

— Давайте встретимся здесь в восемь. Или для вас это слишком рано?

— Нет, нормально. — Я никогда не могу уйти из студии вовремя. В восемь. Я посмотрела на часы. Мне нужно было доказать, что я могу смотреть на что-то еще, кроме него.

— Я должна бежать, — сказала я. Он засмеялся и взял меня за руку.

Мы одновременно улыбнулись, и потом я отпустила его руку и попыталась пойти к выходу. Мне хотелось побежать, и я безумно желала остаться. Подле него было так уютно и тепло.

Я не пошла в студию, а пошла и позвонила Розе. Я умоляла ее, чтобы она сразу же приняла меня.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Хорошо, — согласилась она, — если вы успеете приехать ко мне до одиннадцати. Я чувствую, что вам необходимо меня видеть.

Я взяла с собой пятьсот франков из конверта, который я хранила под моими свитерами, в шкафу, и поехала на автобусе на авеню Боскет. Мне нужно было чувствовать себя уверенной.

— Я его, кажется, нашла, — сразу же объявила я, как только мы сели у стола.

— Кого? — спросила Роза.

— Мужчину, о котором вы говорили мне.

— Простите, — сказала Роза, она показалась мне немного заспанной. — Я никогда ничего не помню о будущем. Вы должны мне напомнить.

— Мужчина, который станет самой большой любовью в моей жизни. Я должна быть уверена, что это именно он.

— Хорошо, — ответила Роза. — Просто прекрасно. Скажите мне, когда он родился, и тогда я смогу сравнить ваши гороскопы.

— Я не знаю.