Сердце розы - Озкан Сердар. Страница 3

На мониторе камеры наблюдения она увидела, что незваным гостем был Габриэль, почтальон. который регулярно доставлял ей посылки. цветы и другие подарки.

Диана открыла дверь. Габриэль принес ей очередную посылку, причем коробка была такой большой, что упиралась ему в подбородок. Его коричневое лицо, коричневый комбинезон и коричневая бейсболка прекрасно гармонировали с цветом бумаги, в которую была завернута посылка.

— Добрый день, мисс, — поздоровался Габриэль. — У меня снова посылка для самой красивой девушки Сан-Франциско. Вы случайно не знаете, не здесь ли она живет?

— Не рановато для доставки, Габриэль? — сухо спросила Диана, морщась от головной боли.

— Ага, адрес все-таки верный. Может, со временем что-то не так?

— А сколько сейчас?

— Уже за полдень.

— Что, правда? Кошмар какой…

Диана расписалась за посылку нечитаемой закорючкой, которая была похожа на что угодно, но только не на ее обычную подпись. Не дожидаясь привычной фразы Габриэля «увидимся, когда ваши поклонники пришлют очередной подарок», она поспешно захлопнула дверь.

Получать красиво упакованные подарки ей всегда нравилось. Это повышало настроение на целый день, но сейчас ей было все равно, что именно в коробке и кто ее прислал. Поставив коробку на пол, она побрела обратно к дивану. По пути Диана мельком взглянула на себя в зеркало и заметила пятна от вина на своей рубашке. Сразу вспомнилась мама… За последние дни Диана уже привыкла к тому, что ее мысли постоянно возвращаются к матери. Все напоминало о ней — запахи, цвета, слова, а сейчас вот эта рубашка с пятнами от вина. И сразу всплыл в памяти тот день, когда она купила ее, и последующий разговор с матерью… Это было словно вчера.

В тот день она решила пройтись по магазинам. В одном из бутиков она долго убеждала себя, что на сегодня хватит покупок, но. конечно же, все равно приобрела еще одну желтую рубашку.

Вечером, когда Диана показывала матери свои покупки, та заметила на рубашке цент гик, который Диана не потрудилась оторвать.

— Четыреста долларов, дорогая? — переспросила мама. — А ты не читала во вчерашней га- гете об аукционе в Париже?

— Нет, мам, а что?

— Жилет, принадлежавший Декарту, продали за двадцать пять тысяч долларов.

— Неужели? Хорошо, что нас там не было. Ты бы не смогла его купить, а я бы расстроилась из-за этого. Но. по-моему, моя рубашка куда симпатичнее, чем жилет Декарта, правда же?

— Хорошо, что ты не отдала за нее двадцать пять тысяч.

— Ладно, ладно. Я поняла. Ты хочешь сказать, что четыреста долларов — это вовсе и не дорого за такую рубашечку, да?

Разумеется, она прекрасно сознавала, что мать имела в виду совершенно другое, но Диане не хотелось с ней спорить, и она с чистой совестью повесила новую рубашку в гардероб к остальным.

— Что ж. в одном ты права, дорогая. Твоя рубашка, безусловно, выглядит лучше, чем жилет Декарта. Его жилет не из шелка и не из кашемира, он даже не от «Донны Каран» и не от «Армани». На барахолке за него и пяти долларов не дадут.

— И тем не менее, мам, аукционная цена оправдана, ведь его носил сам Декарт.

— Верно. Если вещь носил выдающийся человек, такой, как Декарт, это резко повышает ее цену. А ты можешь представить все это наоборот?

— В каком смысле?

— В том смысле, что предмет одежды повышает ценность человека?

Диана опустила голову. Она отлично поняла, что ей пыталась сказать мама в своей обычной неподражаемой манере: «Все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя особенной, — это ты сама».

— Я понимаю, мам. что ты пытаешься сказать мне, но люди хотят видеть меня одетой в самые лучшие вещи. Как только меня замечают, то сначала оглядывают с головы до ног, от прически до туфель, и только потом говорят: «Привет». Если я два дня подряд надену одно и то же, то на меня станут косо посматривать… Нравится ли мне то, что обо мне судят по внешности? Нравится ли видеть фальшивое уважение в глазах окружающих? Или знать, что они обсуждают за моей спиной мою одежду от лучших кутюрье, мои часы от Картье, мой «мазератти» и многое другое… Нет, мам, на самом деле мне это не нравится. Но ты ведь знаешь: это происходит потому, что мы знамениты и люди ожидают, что я всегда и всюду буду на высоте.

— И ты полагаешь, дорогая, что должна вести подобный образ жизни только для того, чтобы оправдать их ожидания?

— А как еще? Мы ведь не в джунглях. — Она игриво улыбнулась. — И признай, мама, что имя «Диана Стюарт» уже стало брендом, торговой маркой. Как я могу разочаровать моих обожателей, осыпающих меня бесконечными подарками и цветами?..

…Однако пять месяцев спустя, с тех пор как врач вынес свой вердикт, многое изменилось в жизни Дианы.

— Мы ничем не сможем помочь твоей маме, — сказал тогда доктор.

4

Аптечка лежала в буфете в кухне, а кухня была далеко. С каждым днем дом словно рос: расстояния от гостиной до кухни, от кухни до спальни, от спальни до ванной становились все больше и больше. Уже месяц она не спускалась в цокольный этаж к бассейну и не поднималась наверх, на террасу и в арт-студию, поэтому понятия не имела, стали они больше или нет. Да и желания узнать это не возникало.

Добравшись до кухни, Диана налила себе стакан воды и выпила его залпом. Потом второй. И только в третьем растворила две таблетки аспирина, прежде чем выпить его.

И снова долгий путь к дивану в гостиной. Она еле плелась обратно, когда зазвонил сотовый. Раз, другой, третий… После седьмого звонка Диана все-таки решила ответить.

— С днем рождения! С днем рождения! С днем… — раздался восторженный мужской голос.

Диана тут же отключила связь и швырнула сотовый на стол.

Это что, правда?!

Неужели сегодня действительно се день рождения? Ведь кто-то другой должен был сказать ей об этом, кто-то другой должен был поздравить ее первым!

Раньше она всегда считала дни до этого праздника, заранее готовилась к нему и даже составляла список тех, кто будет поздравлять ее и в каком порядке они это сделают. И первой в списке всегда была мама.

Это будет первый день рождения без нее. Первый из всех…

На глаза сразу навернулись слезы. Диана медленно зашла в свой кабинет и достала свой дневник из ящика письменного стола. Усевшись прямо на под, она открыла его и начала писать:

Моя дорогая мамочка!

Ты сказала, что всегда будешь со мной. Ест это правда. то почему мне тебя так не хватает?

Я сейчас вспомнила, что сегодня мой день рождения… Мамочка! Где же ты?

Прости меня, дорогая, что долго не писаю тебе, но сегодня я впервые открыт дневник с тех пор, как ты ушла от меня…

Нет-нет, я не рассердилась на тебя за прощальное письмо… Разве что совсем чуть-чуть, когда начат читать его. но ненадолго. Понимаю, у тебя были причины держать это в тайне от меня. но… Извини, мам, я не искала Мэри. Никогда не прошу ей, что ты провела последние дни в волнениях и страхе за нее. Веришь, я даже не читаю ее письма тебе! Может, она уже давно умерла… Извини, мама…

И знаешь, что больнее всего? Мне кажется, из- за того, что я не выполнит обещание, ты уходишь все дальше от меня, и я не могу удержать тебя в своем сердце. И хотя все вокруг напоминает о тебе, от этого становится только хуже. Я не могу вспомнить тебя спокойной и умиротворенной. Если бы она не появилась со своими письмами, все было бы не так.

Да, кстати, тот человек — ее отец — мне тоже абсолютно безразличен. Думаю, у тебя были все основания считать, что дуля нас обеих не имеет значения — жив он или нет.

И все же позволь мне ответить на твои вопросы, мама.

Сегодня последний день учебы в шкале, и я по- прежнему в первой тройке выпускников. Церемония состоится девятнадцатого мая в пять часов. Ты даже не представляешь, как мне хочется, чтобы ты была там…

Если честно, то я уже не хожу гулять по вечерам, но не беспокойся, я снова начну, как только пройдет эта усталость… Что касается работы, то у меня уже есть предложения от двух очень солидных юридических фирм. Ответ им нужно дать до конца месяца, но я еще не решила, какую из них выбрать. Ты, конечно же, посоветовала бы мне отказать обеим и стать писателем. Поверь. мне тоже хотелось бы поступить именно так, но, мама, мы обе знаем, что мои рассказы нравятся только тебе. Остальные от них не в восторге.