Лёхин с Шишиком на плече (СИ) - Радин Сергей. Страница 24

Асфальтовая полоска вела вокруг "высокого газона", на котором стоял дом, к лестнице, которая к дому поднимала. Идти в обход не хотелось, и Лехин привычно, как и многие жильцы, взобрался по утоптанной тропке.

Взобрался и услышал музыку. Легкую такую, веселенькую, танцевального ритма, какую любят использовать для фона в детских передачах. Не музыка даже — музычка.

Звук шел из кустов, окольцевавших дом.

"Тебе это надо? — сердито вопросил себя Лехин, но секундочку подумал и нашел оправдание: — А что если способность видеть невидимое-неведомое ненадолго? А я и так только краешка коснулся. Так что — надо!"

Он склонился над роскошным кустом черноплодной рябины, уже машинально меняя уровень зрения.

На земле лежало что-то длинное, грузное, тяжелое. По этому трудноопределимому предмету бегала толпа светлячков. Светлячками Лехин назвал всех скопом, но на деле, приглядевшись, различил два вида существ. Верхняя часть лежащего предмета упиралась в ветки, нижняя пропадала за пределами куста. Над округлой верхушкой предмета отплясывали толстячки с мизинец Лехина. Чем-то они напоминали воздушные шарики-фигурки, только уж очень маленькие, да и очертания их были не то размытыми сами по себе, то ли пушистыми от испускаемого ими света. А по всей длине черного предмета играли в догонялки существа, похожие на бесхвостых мышей. Все светлячки словно купались в свете, Лехин поморгал немного — глаза от старания все разглядеть подсохли — и хотел было тихонько утопать по тропке дальше, но с плеча к толстячкам-летунам соскользнул Шишик. Он удобно уселся на самую макушку предмета, вынудив хозяина внимательнее рассмотреть темное нечто.

Под кустом мирно дрых Федька Кривой. Кажется, его стремлению на свободу не смогла воспрепятствовать даже тетя Лиана. "Отнести его, что ли, домой?" — вздохнул Лехин, но, приглядевшись к Федькиному умильному и даже счастливому липу, отказался от первого порыва — сомнительного в случае с Федькой — благородства. Кстати, ни "толстики", ни "мышики" (Лехин назвал тех по аналогии с Шишиком) заглянувшего к ним человека не испугались. Может, Шишик их предупредил, что не следует бояться; может, сами поняли. Парочка "толстиков" даже взлетела к лицу Лехина и сплясала перед ним что-то вроде бойкой полечки. Не улыбнуться было невозможно, "Толстики" захихикали и улепетнули к Федьке Кривому. На прощание в стремительном вираже дотронувшись до Лехиного лба. Испугаться не успел: мелькнули два светлячка и смылись вниз. Зато сразу стало понятно, почему так счастлив спящий Федька. После прикосновения ко лбу "толстяков", обнаружил Лехин, тяжелое кольцо, сжимающее голову, исчезло.

— Спасибо, — прошептал он вслед "толстикам" и шепотом же позвал: — Шишик, пойдем домой.

И пошли. Обогнули торец дома, и у первого подъезда их встретил Джучи. Он спрыгнул со скамейки, где сидел бок о бок с симпатичной белой кошкой, и поспешил впереди хозяина, приветственно задрав пушистый хвост, — черная тень на серой дороге.

К подъездной двери с асфальта вела большая бетонная плита, как одна бетонная ступень. Джучи, не подходя ближе, сиганул на приличное расстояние к двери. Поневоле ставший подозрительным, Лехин внимательно исследовал местечко, которое проскочил кот. Прямо под ступенькой лежала какая-то живая труба — очевидно, из очень сильных невидимок, так как Лехин даже на самом напряженном, с трудом освоенном уровне зрения никак не мог ее полностью разглядеть.

Он приподнял ногу, собираясь носком ботинка потыкать в "трубу": а вдруг она проявит себя более отчетливо? Но в ухо предостерегающе зашипел Шишик.

— Нельзя, да?

Ответа не последовало, но и так все было ясно. Но "труба" чем-то не понравилась Лехину, чтобы он просто так оставил ее в покое.

— Не хочу, чтобы она здесь валялась.

Шишик закатил глаза: мало ли чего не хочешь.

— Джучи ведь тоже ее перескочил. Значит, это патология, и ее не должно быть. Может, мечом попробовать?

— Кхе-кхе, — откашлялись слева.

Лехин увидел плывущую на него туманную лохматость и с трудом узнал в ней Дормидонта Силыча. Далее произошло одно из маленьких чудес, к которым Лехин, вроде, уже и относился с пониманием, но привыкнуть пока не мог. Узнал в клочьях тумана еле уловимое знакомое — и в мозгу будто что-то щелкнуло, образ наложился на видимый туман — и вот он, человек!

— Ночная прогулка, Дормидонт Силыч?

— Да какое там! Вас ожидаючи, Алексей Григорьич, все глазоньки проглядели. Вот, дежурство решили соблюдать, а то ведь в квартирку свою пройдете мимо нас, неприкаянных, так и жди новостей, пока дедушка домовой допустить до вас не изволят.

— Дормидонт Силыч, это подождет, вы мне лучше скажите, что это за штуковина здесь лежит и отчего мне так сильно хочется мечом ее порезать?

Привидение по шею въехало в землю, разглядывая "трубу". Лехину стало неудобно выситься над собеседником — присел на корточки.

— А, это Зеркальщик. Сам по себе безобидный и даже порой нужный. К ночи соседа вашего с верхнего этажа местные пьянчужки бить собрались. Уж очень он любит дразнить народ. Ну и стукнули его пару раз. А крику нехорошего много было. Не будь Зеркальщика, страшно б побили его. А Зеркальщик ругань подобрал. Федьке-то вашему и не так досталось, как могло статься.

— Значит, безобидный, говорите…

— Э, Алексей Григорьич, Зеркальщик — палка о двух концах. Он безобидный до поры до времени. Нажрется всякой погани до невмоготу, да потом и лопнет — да еще там, где не надо бы. Вот тут-то и начнется. Свара, ругань, драка — то ладно еще. А ежели у Зеркальщика много чего было, и до смертоубийства дойти могут.

— И что вы мне присоветуете? Оставить его здесь?

— Мечом здесь не поможешь. Вон, среди травки газонной, люк видать от канализации. Вот если б открыть его да Зеркальщика до него дотащить… В канализации-то ему самое место.

— А не порвется по дороге?

Призрак завис над Зеркальщиком.

— Не должен. Рано еще ему. Возьметесь, Алексей Григорьевич?

Лехин ухватился словно за целлофановые края — мягкие, теплые, тяжелые, будто свеженаложенное… гм… Сказал сквозь зубы:

— Возьмусь.

17.

Остаток ночи Лехин воевал во сне: с кем-то дрался, от кого-то удирал по городским улицам, узнаваемым и нет, за кем-то подглядывал. Везде его сопровождали агрессивные твари, встреченные у бара. Он старался их не замечать, что было тяжеловато: они множились раз от разу — и видимые, и невидимые. Они преследовали, не нападая, а только исподтишка следили из-за всех углов.

Во сне Лехин знал, что зверюги бросятся на него только со спины, поскольку в бою, лицом к лицу, его души им не заполучить.

Во сне царствовала ночь, и он совсем не удивился, когда венцом беспокойной войны взвыла сирена из военных фильмов.

— Але, — хрипло сказал он в телефонную трубку, из-под глыбы сна сообразив-таки, что звонит мобильник.

— Спишь, — констатировал холодный голос Бывшей Жены. — Посмотри на часы. Одиннадцатый час. Во что ты превращаешься, Алексей? Я предупреждала, чем может закончиться твоя новая работа. Люди с врожденной интеллигентностью не позволяют себе опускаться…

Лехин отложил трубку и кряхтя сел. Теперь речь Бывшей Жены (даже мысленно не мог заставить себя назвать ее по имени) зажурчала плохо различимым словесным потоком. Во время излагаемой ею лекции, в которой абсолютно не требовалось его участия, он сходил в туалет и в ванную, заглянул на кухню и поздоровался с Елисеем (тот водрузил турку с кофе на самый маленький огонь — наверное, запомнил, как варит Лехин с утра), после чего вернулся в комнату. На кровати, склонив пушистую башку с задумчиво уставленными на трубку ушами, сидел Джучи. Трубка подозрительно молчала, и Лехин с надеждой схватил ее: а вдруг Бывшая Жена отключилась? Увы…

— Алло, — позвал он обреченно: лекция закончилась раньше обычного.

— Почему ты сразу не заговорил?