Остров дьявола - Шевцов Иван Михайлович. Страница 69

Еще десятью годами раньше философ и публицист В. В. Розанов в статье "Европа и евреи" писал: "Секрет еврейства состоит в том, что они по связности подобны конденсатору, заряженному электричеством. Троньте тонкою иглою его - и вся сила, и все количество электричества, собранное в хранителе-конденсаторе, разряжается под точкою булавочного укола. В Париже три миллиона французов, но ведь евреев там столько, сколько на земном шаре - семь миллионов; в Вильне русских около сорока тысяч человек, а евреев в Вильне те же семь миллионов. И конечно, евреи побеждают в Париже столь же легко, как и в Вильне".

Позже, в 1914 году в голосе В. В. Розанова прозвучали оптимистические нотки, к сожалению, не оправдавшиеся: "Россия теперь "сама" - писал он, - и эта "сама Россия" справится с евреем и еврейством, которые слишком торопливо решили, что если они накинули петлю на шею ее газет и журналов, то задушили и всячески голос России, страданья России, боль России, унижение России… Но русский народ имеет ум помимо газет и журналов. Он сумеет осмотреться в окружающей его действительности без печатной указки. Сумеет оценить "печатную демократию", распластанно лежащую перед "гонимыми банкирами", "утесненными держателями ссудных лавок", "обездоленных" скупщиков русского добра и заправил русского труда".

Не сбылись надежды русского философа - патриота, не сумел народ русский "осмотреться в окружающей его действительности", не сумел сбросить накинутую на его шею петлю еврейских газет и журналов ни до октября 1917 года ни после. И особую трагическую остроту еврейский вопрос приобрел после свержения самодержавия в феврале семнадцатого года. Начало положил первый "демократический" премьер России полуеврей Керенский. Но поскольку он был "полу", то это не устраивало претендентов на российский престол - политиканствующих вождей всевозможных политических партий, рядящихся в кожаные мундиры революционеров. Особенно много их вертелось вокруг энергичного, деятельного, целеустремленного, одаренного проницательным умом и бесспорным талантом политика Владимира Ульянова, которому отводили роль трамплина для последующего прыжка Лейбы Бронштейна-Троцкого или кого-нибудь ему подобного на царский трон. Они делали революцию руками русского и других народов, но не для народа, а для себя. Народ они презирали, для них он всегда был быдлом, рабочим скотом, слепым орудием, при помощи которого они устраивали свое благополучие "божьих избранников". Цепляясь друг за друга, как обезьяны, они расселись на вершине власти: Троцкий (Бронштейн), Свердлов, Каменев (Розенфельд), Зиновьев (Радомысльский), Мануильский, Урицкий, Володарский (Гольдштейн), Склянский, Волин (Фродкин), Гусев (Драбкин), Сольц, Яковлев (Эпштейн), Ярославский (Губельман), Литвинов (Баллах), Радек (Собельсон), Розенгольц, Пятницкий (Таршис), Сокольников-Бриллиант, Лозовский (Дридзо) и тысячи рангом пониже в губерниях, уездах, вплоть до волости - в Советах, парткомах, карательных органах, в культуре. Они "воспитывали", "учили", непокорных казнили без суда и следствия, покорных миловали, услужливым бросали кость и подбирали жен из своего племени. Женатыми на еврейках из высшего эшелона власти были Бухарин, Рыков, Молотов, Ворошилов, Куйбышев, Киров, Андреев и дальше по нисходящей лесенке - министры, военачальники. Каганович не в счет. Искренний и честный в своих делах и помыслах, Ленин мешал циникам и фарисеям, и тогда Фани Каплан хладнокровно разрядила в него пистолет с отравленными пулями, освобождая трон для будущего комимператора Троцкого. Но произошла осечка, неожиданная для Троцкого и его команды: Ленин, вопреки уверенности убийц, оказался жив, он чудом уцелел, могучий организм не позволил испустить последний вздох и на время, хотя и не долгое, сохранил жизнь вождя. Троцкий растерялся. Коварный замысел рушился.

Зато не растерялся Сталин, его острый аналитический ум разгадал и правильно оценил стратегический замысел выстрела Фани Каплан. Он понял, что кроется за подлым выстрелом. И начал действовать. Он поклялся перед самим собой: сорвать амбициозный замысел Троцкого и его камарильи. Хитрит прозорливый грузин, несравненный стратег политических интриг, он поставил перед собой чрезвычайно трудную задачу - обезвредить зарвавшегося "престолонаследника" Троцкого и его ближайших сподвижников - Бухарина, Зиновьева, Каменева. Осторожный, коварный игрок, он вступил в рискованный поединок с матерыми хищниками, самоуверенными в своей неуязвимости. Он ловко, элегантно сталкивал их лбами, ссорил и мирил, натравливал их друг на друга и в конце концов из сложнейшей борьбы вышел победителем. Он понимал, что победа над верхушкой не дает основания для благодушия. В стране на руководящих постах как в центре, так и на местах оставались многие тысячи соплеменников Троцкого. Карательный аппарат держали в своих руках евреи - Ягода, Фриновский, женатый на еврейке Ежов, начальники лагерей, руководители главков. Тревогу вызывало и положение в руководстве армии. Не внушали доверия Тухачевский, Гамарник, Якир, Фельдман. Это были люди, близкие к Троцкому. Особую опасность представлял молодой выскочка Тухачевский, с темной биографией, выкормыш Лейбы Бронштейна, жестокий и кровожадный, как и его шеф. Сталин помнил, как Тухачевский утопил в крови матросов, их жен и детей (сам Сталин был против кровавого побоища в Кронштадте). Помнил, сколько невинной крестьянской крови пролил Тухачевский на Тамбовщине. Начались чистки, репрессии, "разоблачения врагов народа". Но "чистильщиками" опять же были, как правило, все те же, ставленники Ягоды и Фриновского, родственники Троцкого и Свердлова. Они-то свирепо усердствовали, нагоняя процент "разоблаченных врагов". С особым пристрастием они следили за выполнением закона о борьбе с антисемитизмом, изданного по инициативе Бухарина и его тестя Ларина (Лурье) летом 1918 года. За одно слово "жид" угоняли на каторгу, не считаясь с тем, что до семнадцатого года это слово на Украине и Белоруссии не считалось оскорбительным, было обычным, определяющим национальность. Таким оно и по сей день "официальным" сохранилось в Польше. И не легко было украинскому или белорусскому крестьянину привыкнуть к новому для него слову "еврей". Даже Уинстон Черчилль, выступая в палате представителей 5 ноября 1939 года, констатировал: "В советских учреждениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть в проведении системы террора, учрежденного чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, была осуществлена евреями и, в некоторых случаях, еврейками".

Позже, через год, Черчилль снова возвращается к еврейскому вопросу. В 1920 году он писал: " …Начиная от Спартака, Вейсхаупта до Карла Маркса, вплоть до Троцкого в России, Бела Куна в Венгрии, Розы Люксембург в Германии, Эммы Гольдман в Соединенных Штатах, это всемирный заговор для ниспровержения культуры и переделки общества на началах остановки прогресса, завистливой злобы и немыслимого равенства продолжал непрерывно расти… Он был гласной пружиной всех подрывных движений 19 столетия; и наконец эта шайка необычных личностей, подонков больших городов Европы и Америки, схватила за волосы и держит в своих руках русский народ, фактически став безраздельным хозяином громадной империи. Нет нужды преувеличивать роль этих интернациональных и большей частью безбожных евреев в создании большевизма и в проведении русской революции. Их роль несомненно очень велика".

Бойченков нисколько не сомневался в правоте Черчилля: это действительно был и есть, добавил от себя Дмитрий Иванович, всемирный заговор международного сионизма, зловещего спрута, запустившего свои щупальцы во все уголки планеты для господства над миром, порабощения человечества. И было чему возмущаться и удивляться не только Черчиллю. Доверчивые, добродушные славяне, обманутые лживыми лозунгами, не смогли разглядеть за эффектными псевдонимами - Урицкий, Володарский, Свердлов, Склянский и тому подобными - обыкновенных иуд. Впрочем, многое понимали, видели, но были бессильны перед немыслимой звериной жестокостью всевозможных ягод и берманов. Даже номинальный глава Советского государства Калинин вслед за Черчиллем вынужден был признать трагический факт. В одной из своих речей в 1926 году он говорил: "… Почему сейчас русская интеллигенция, пожалуй, более антисемитична, чем была при царизме? Это вполне естественно. В первые дни революции и в канун революции бросилась интеллигентская и полуинтеллигентская еврейская масса… Для еврейского народа, как для нации, это явление, то есть участие евреев в революционных органах, имеет огромное значение. И я должен сказать, значение отрицательное. Когда на одном из заводов меня спросили, почему в Москве так много евреев, я им ответил: если бы я был старый раввин, болеющий душой за еврейскую нацию, я бы предал проклятию всех евреев, едущих в Москву на советские должности, ибо они потеряны для своей нации".