Начало конца - Литмир Скатился-в-говно. Страница 3

Владимир набрал домашний номер. Трубку взяли после пятого гудка.

— Алло… — ответил в наушнике голос Светланы.

— Света! Это я. Номер служебный. Слушай, и не перебивай. Сейчас берешь Анюту, обуваетесь в кроссовки, берете с собой одеяло, пятилитровую баклажку с водой, что на кухне стоит, куртки… в кладовке лежит рюкзак, берешь с собой, там противогазы и все необходимое на первое время…, и бегом — слышишь? — бегом вниз. Времени пять минут. Через десять — по городу будет нанесен ядерный удар…

— Как… Воло…

— Не перебивай. Бегом. Вас не должно быть в доме, — он может обрушиться. Бегом в подземную стоянку! В дальний от въезда конец второго уровня, — он не под домом. Там есть вентиляция, но дышать без противогазов будет нельзя. Запомни это. Не пытайтесь выходить на поверхность! Поняла?

— Но, Вова… — начала, было, жена.

— Поняла? — он понизил ставший холодным как сталь голос.

— Да. Да, поняла, — послышалось в трубке.

— Через сутки я за вами приду. Все. Я люблю вас, мои девочки.

— Но… Откуда…

— Бегом! Бегом из квартиры! — он почувствовал, что сейчас сорвется. — Все, отбой!

Скворцов нажал кнопку. Его рука слегка вздрагивала, по щекам стекали две мутные капли, которых он не замечал. Лицо было как каменное, как лицо памятника герою из прошлого, что продолжал стоять в городе N на проспекте Ленина, несмотря на все попытки новой власти перенести символ не то «тоталитарного прошлого» не то «безбожной власти» (в зависимости от того, кто говорил) куда-нибудь подальше от центра.

Капитан Скворцов, конечно же, не раз думал об этом… — обыгрывал в мыслях различные сценарии. Но сценарий, в котором Россия становится агрессором, он никогда не рассматривал всерьез. В его голове просто не укладывалось такое развитие событий. Ведь всем известно: если кто и начнет Третью Мировую, то это обязательно должны быть проклятые «пиндосы», или, на худой конец, китайцы, но не Россия, у которой особенная стать, которая есть оплот духовности и спасительница человечества от «толлерастии» и всяких мерзостей, рвущихся на Святую Русь из развращенной «Гейропы». И ведь, вот же, начала ведь Россия вставать с колен, с приходом «Русской Власти»! Ведь начала же!

Владимир стоял, уставившись на карту, на которой появлялись все новые и новые красные точки с расползавшимися от них концентрическими кружками разных оттенков.

В его голове проносились противоречивые мысли. Все переворачивалось с ног на голову и обратно. Все, во что он верил, оказывалось ложью. Государство, которому он служил, оказалось агрессором, разрушителем мира...

Его дочь… В каком мире она теперь будет жить? И будет ли она жива завтра? Он хорошо понимал — что происходило в тот момент в местах, тех красных точек: миллионы таких же, как его жена и дочь, жен и дочерей, миллионы чьих-то матерей, отцов, сыновей, близких, ГОРЕЛИ. Горели живьем, не поняв даже за что, почему их постигла эта участь…

И ведь все к тому шло. Как он мог этого не замечать? не понимать? как мог быть настолько слепым? Проводимая новой Властью («Русской Властью» — как с гордостью ее называли патриоты-националисты) внешняя политика просто должна была привести к катастрофе, всякий трезвомыслящий человек это понимал (но не он — он не хотел понимать). Многие об этом говорили, многих за такие разговоры сажали, — уголовный кодекс быстро пополнялся соответствующими статьями. К давней мракобесной статье за «оскорбление чувств верующих» прибавили «богохульство» и «оскорбление лица, имеющего духовный сан». Появились статьи, предусматривавшие наказания: за «аморальное поведение» (по которой легко можно было привлечь к ответственности чуть ли не каждого второго); за «совместное проживание вне брака» (избежать экономического и правового прессинга после принятия этого закона стало возможным только вступив в законный брак, — причем выданное любым попом «свидетельство» о вступлении в брак приравнивалось теперь к свидетельству из ЗАГСа); пролоббированная Церковью долгожданная статья за «однополые связи» (послужившая основанием для очередной «охоты на ведьм» всероссийского масштаба); ну и главный инструмент подавления оппозиции — статья за «оскорбление Российского Государства» (трактовать которую можно было как угодно самому оскорбляющемуся, в лице его представителей — всевозможных чинуш регионального и федерального масштаба во главе с Господином Президентом).

А началось все после прошедших весной 20XX года «досрочных президентских выборов» (на деле: отработанной неоднократно схемы по легитимации навязанного узким кругом широким массам кандидата). С приходом в Кремль нового Президента прошла массовая зачистка всей горизонтали власти. На смену одряхлевшим паханам и царькам, урвавшим свой кусок пирога в лихие девяностые и «стабильные» нулевые, пришли патриотичные военные и фашиствующие «русские предприниматели». Многие, как среди военных, так и среди предпринимателей состояли в теснейших связях с Церковью и различных правого толка сектах, вроде неоязычников и трезвенников-фанатиков, видевших за каждым углом масонский заговор против Государства Российского.

Градус православного патриотизма повышался изо дня в день: в СМИ началась настоящая истерия против всего, что не вписывалось в рамки «русской культуры». Причем истерия была направлена как против влияния «бездуховного» Запада, так и против советского прошлого. Вождя мирового пролетариата таки вынесли из Мавзолея, и кремировали, на радость господам либералам, националистам и попам-олигархам с их паствой. (Впрочем, не все либералы были тому рады. Многие видели в этом прямой намек на то, что новая власть решила окончательно отказаться от тех прав и свобод, которые гарантировались гражданам этой страны законодательными актами за подписью кремированного. Россия стремительно возвращалась в свой «золотой век».) Переименовывались города и улицы, рушились памятники, закрывались музеи. На площадях и в парках ставились новые памятники — русским царям и их верным полководцам-палачам; церкви росли как грибы после дождя; на развилках автодорог, на въездах в города и населенные пункты поменьше, на улицах этих самых городов, в парках, в скверах, в больницах, в школах, в институтах, даже в детских садах… — везде кресты и кресты... Были приняты законы, запрещавшие массовую (всерьез поднимался вопрос и о частной) демонстрацию большинства кинофильмов, как западных, так и снятых еще во времена СССР (и даже детских мультиков), как «экстремистских», «русофобских» и «растлевающих».

Естественно, такие действия власти вызывали сопротивление в обществе. Народ выражал свое недовольство не только срыванием табличек с новыми названиями улиц. Получали кувалдой по каменным головам изваяния членов Дома Романовых и белых генералов; кое-где запылали церкви и поповские лимузины; то тут, то там появлялись все новые и новые «черноморские», «поволжские», «сибирские» и прочие партизаны. С большинством партизан довольно быстро разобрались спецслужбы и частные военные компании. Что и неудивительно, — ведь тем самым большинством были обычные граждане, в прошлом законопослушные отцы семейств и молодые парни и девушки (совсем не тот уровень, чтобы противостоять профессиональным наемникам). Но оставалось и меньшинство, объявленное властью «террористами», с которым до последнего дня боролись спецслужбы и прочие органы государства. «Терроризм» этих групп заключался ни сколько в силовых акциях против фашистской власти (если не считать таковыми ликвидацию заведомых ликвидаторов), сколько в информационных атаках на СМИ, в результате которых миллионы оболваненных граждан узнавали много нового об этой самой власти.

— Восемь минут. Примерно. Точнее не скажу. Спутники уже вырубились... — доложил твердым голосом лейтенант из старой смены, ни к кому конкретно не обращаясь.

Владимир перевел взгляд на интерактивную карту: новые точки перестали появляться. Уже отмеченные имели подписи, сообщавшие о том, что связь со спутниковой группировкой потеряна и предлагавшие ознакомиться с различными, близко вероятными вариантами развития событий, рассчитанными компьютером.