Ночной зверёк - Беляева Дарья Андреевна. Страница 62
Большие и маленькие вопросы, которые она задавала себе когда-либо с самого детства и на которые не могла ответить, звучали в ее голове. И на всякий вопрос здесь был ответ. Амти замерла перед двумя сердечками. Одно говорило о том, что значит убить человека, и Амти не знала, желает она этого знания или боится. Другое говорило о том, чей все-таки дневник она несет с собой.
Всего лишь погрузить в него зубы, ну что может случиться? Соблазн был велик.
Амти отвела глаза и увидела, как Адрамаут замер перед одним из сердец, вид у него был совершенно завороженный. А потом резко, так что никто не успел даже крикнуть ему, чтобы не делал этого, он сорвал сердце, сосуд, державший его, засочился кровью. Адрамаут откусил от него кусок, и Амти увидела, что в сердце, казалось, дремал крохотный скелетик. Адрамаут легко раздробил его косточки. Он улыбнулся, взгляд у него был пустой и не выражал совсем ничего. Не так, как это бывает у людей, умеющих не выдавать своих мыслей. Так, как это бывает у мертвецки пьяных и тех, кто сейчас потеряет сознание.
А потом Адрамаут упал. Мескете рванулась к нему.
— Что с ним? — спросил Неселим.
— Спит, — сказала Мескете. — Если ему повезет и он проснется, то может, как Царица когда-то, забыть собственное имя. Или собственную жизнь. Или что значит «лево и право». Я не знаю, что он забудет.
Кто ищет знания, подумала Амти, тот может потерять куда больше. Интересно, может быть Царица повернула обратно, потому что забыла, зачем ей идти дальше, когда проснулась?
Скелетик из оболочки сердца вылез и пополз к Амти. Косточки его были отчасти раздроблены, оттого движения казались еще более жуткими.
Мескете поцеловала Адрамаут в губы, погладила по волосам, прошептала на ухо что-то, чего он не услышал. Она встала, а потом носком ботинка раздавила скелетик, до крохотных осколков костей растерев его для верности.
— Не хотелось бы, чтобы он обглодал Адрамаута. Царица, говорили, очнулась вся в крови.
Амти подумала, что, плохо, наверное, проходить это испытание одному, когда некому прихлопнуть то, что ты выпустил.
— Быстро, — сказала она. — Осталась всего ступень.
Дальше они шли молча. Мескете не плакала, а вот Амти хотелось рыдать снова. Они оставили здесь Адрамаута, а ведь Адрамаут их никогда не бросал, заботился о них и…
Мескете постучала ее по плечу, сказала:
— Успокойся. Это ненадолго. К тому же, если где ему и было бы комфортно, так это здесь. И ему угрожает гораздо меньше опасностей, чем остальным. По крайней мере, ничто здесь не будет пытаться его убить.
Голос у нее был спокойный, будто ничего необычного не произошло. В конце коридора их ждал выход — похожая на трещину рана. Амти шагнула в нее, как в трясину, ожидая, что перемажется в теплой крови.
Но упав вниз, она снова была сухой и чистой. Все, что с ними здесь случилось происходило и не происходило одновременно. Они снова оказались в полной темноте. Амти почувствовала все свои желания и страхи с новой силой, будто они обострились до невероятности. Она машинально пошарила в темноте в поисках оружия, но нашла только лишь свой драгоценный дневник.
— Неселим? — позвала она. — Мескете? Вы здесь? Кто-нибудь знает, в чем суть этого испытания?
А потом Амти поняла, что в руке у нее появился нож, потому что она подумала о ноже. Амти испугалась себя саму, пискнула и подумала, что лучше бы не находила остальных. Не хотелось бы на них напасть. Или хотелось бы. Лучше было остаться здесь.
Амти бродила в темноте, пока не нащупала чей-то рукав.
— Неселим? — спросила она.
— Да, Амти, — сказал он бесцветным голосом. Он был необычайно спокоен даже для себя самого, будто что-то решил.
— Я все думал, — сказал он. — Что бы пожелать?
— Может, пожелать выход? — спросила Амти. — В чем суть испытания?
Ей невероятно захотелось засадить нож в его тело, и она отбросила нож, будто он был раскаленный. Неселим его подобрал. Темнота была не такая, как на первой ступени, и Амти видела, как блестит в темноте лезвие. Неселим покрутил его в руках, сказал:
— Думаю, суть его в том, чтобы доказать, что ты — Инкарни. Поддаться своим желаниям. В темноте они кажутся…приемлемее.
— Или не поддаться!
Но он будто не слышал, что говорит Амти.
— Разве мы не лгали себе все это время?
Амти увидела отблеск на его обнаженных до кости пальцах. И ей показалось, будто плоти с них слезло еще больше. И вправду, Неселим снимал с руки плоть, как снимают перчатки.
А потом резким, почти неразличимым и неестественно ловким для него рывком, подался к ней. Амти едва успела отскочить, упала на пол, отползла.
— Ты ведь не хочешь…
Но он не ответил, и она поняла, что хочет. Хочет и всегда хотел убить ее. За секунду перед тем, как он схватил бы Амти за щиколотку, и все для нее закончилось бы всерьез, вокруг его шеи обвился кнут Мескете. Неселим закричал, так громко он не орал даже когда Амти вытаскивала из него ключ к своей свободе.
— Ты в порядке, Мескете? — запищала Амти. Мескете сильнее натянула кнут, заставив Неселима взвыть.
— Нет! — засмеялась Мескете, смех ее был совершенно безумным, а потом крикнула ей. — Выход! Пожелай выход! Ты права!
И Амти пожелала как можно быстрее отсюда убраться, и темнота под ногами разверзлась. Слишком поздно Амти поняла, что пожелала вовсе не выхода. Она летела вниз, падала все глубже и глубже, время будто замерло.
— Амти!
Кажется, это кричала Мескете, но все было неважно.
12 глава
Амти казалось, будто бы все произошедшее с ней случилось быстро, почти неразличимо быстро для разума. Амти будто бы попала в какой-то чудовищный водоворот, где по законам сна сжималось и растягивалось время. И вот сейчас, когда Амти падала все ниже, казалась самой себе монеткой, летящей в бездну и думала, что никто, никогда не услышит ее звон, время будто замерло. Все предыдущее происходило так быстро, но ощущение свободного падения растянулось до бесконечности. Казалось, Амти падает годами. А потом разум будто раздвоился. Одна Амти падала ниже и ниже в черной пустоте, лишенной какого-либо света и смысла, а другая спускалась по Лестнице. Рядом шла Мескете.
— Ты здесь? — спросила Амти. В голове было неожиданно легко, будто она готова была взлететь. Амти вспомнила, что так легко бывает от сильного голода. Когда кажется, что голова отдельно от тела.
— Внетелесный опыт, — сказала Амти и засмеялась, как пьяная.
— Я же не могла тебя бросить, — ответила Мескете задумчиво. — Кто бы забирал тебя, если бы ты ушла вперед? Ты бы осталась совершенно одна?
А потом Мескете вдруг закусила губу, шипы под ее скулами двинулись.
— Или, может быть, я слишком долго об этом мечтала, чтобы бросить все? У меня ведь может больше не быть такого шанса?
— Можно попробовать дойти до Слез Матери Тьмы и уничтожить Шацара и Псов, — сказала Амти задумчиво. Впрочем, все это было далеким и неважным. Даже то, что где-то там ждала их семья было далеким и неважным.
Они шли и одновременно падали. Ступени после шестой оказались, или казались, очень легкими. Было невероятно, неправильно спокойно, они шли механически. Мескете закрыла глаза и Амти подумала, сейчас упадет. Но она держалась легко.
А еще, конечно, как может упасть тот, кто уже падает?
— Чувствуешь себя просветленной? — засмеялась Амти.
И Мескете засмеялась в ответ, будто девочка.
— В темноте просветлиться нельзя, малыш, — сказала она, и до странного напомнила Адрамаута. Амти показалось, что глаз ее блеснул кровяным красным. — Ты знаешь, что происходит?
— Понятия не имею?
Амти знала, по крайней мере, что летела вниз и шла одновременно. Как незначительна была, на самом деле Лестница, как близко всегда был край абсолютной темноты. Кто ее построил? Амти отдала бы собственную память за этот ответ. А за что ее отдал Адрамаут? А что узнала здесь Царица?
Наверное, все это были важные вопросы, Амти этого не чувствовала. Мескете расслабленно улыбнулась, а потом сказала: