Февраль (СИ) - Сахарова Ирина. Страница 78

Какие мы нежные! Интересно, а что бы говорил Февраль, окажись он под прицелом, в глухом лесу, без малейших шансов на спасение? Уверена, то же самое!

– Почему вы так странно смотрели на неё тогда, за столом? – Спросила его я. Зачем спрашивала? Неужели начала верить ему…?

– Потому что не мог простить ей её несусветной глупости! Это я сказал ей, что Февраль, вероятно, среди нас. Когда я узнал, кого именно убили, я сопоставил факты. Убийца сбежал из Парижа в Берн, а та бедная девушка была жгучей брюнеткой, молодой и симпатичной. И цветок, найденный при ней… Всё указывало на Февраля. Когда Виттория в очередной раз пришла ко мне с требованием написать для неё статью, я сказал, что у меня есть занятие поинтереснее, в связи с недавними событиями. Я надеялся, она отвяжется от меня, а получилось вон что! Она сделала из этого сенсацию, и не боялась хвастаться своими – моими – догадками за обеденным столом! Положа руку на сердце, я уже тогда догадывался, что убийца один из нас. Знаете, почему? Потому что Селина Фишер редко появлялась на других этажах, она была закреплена за нашим, и практически никогда оттуда не уходила. Я понимаю, это ещё ни о чём не говорит, но почему-то именно этот факт заставил меня задуматься – а что, если…? И я был просто в ярости от этой неприкрытой глупости, когда Виттория вовсеуслышанье заявила, что знает, кто убийца! Что она знала? Что она могла знать? Видела любовные письма нашего глупого Ватрушкина, и решила, что раз он добивался благосклонности Селины, то он и есть тот самый человек, задушивший её на мосту?! Господи, какой же она была глупой! Разумеется, я осуждал её. Я понимал, что её бравада смертельно опасна. Ведь если бы убийца и впрямь был среди нас, он принял бы эти подозрения на свой счёт. Поэтому я и злился на неё. Но это вовсе не значит, что убил её тоже я. Я всего лишь надеялся, что она задумается над моими словами, испугается, быть может. И скажет, что на самом деле никаких доказательств у неё нет. Вот чего я добивался. И, разумеется, я был в бешенстве и смотрел на неё так гневно, а она-то, наивная дурочка, думала, что мстит мне таким образом – дескать, обвела вокруг пальца проныру Арсена, который обычно всегда и обо всём узнаёт первым, какая она молодец!

Его слова звучали разумно. Но я всё равно никак не могла решиться, довериться ему, и опустить оружие. Я понимала, что если он и есть Февраль, то он сделает что угодно, дабы заставить меня потерять бдительность. Я не собиралась давать ему этого шанса.

Сама не зная зачем, я спросила:

– Вы… это ваш настоящий цвет волос?

– Простие, что? – Планшетов невольно рассмеялся, проведя рукой по этим самым белокурым прядям.

– У вас светлые волосы, – произнесла я, прекрасно понимая, до чего глупо звучат мои слова в этот момент.

– Да, я знаю, – не скрывая улыбки, отозвался русский журналист. – Бывает, смотрюсь в зеркало иногда, представьте себе.

– Вы сейчас явно не в том положении, чтобы язвить! Это ваш настоящий цвет или нет?

– Да, Жозефина, боже мой! А что вас смущает? Представители нашей нации, как правило, светловолосые, или русоволосые. Не вижу в этом ничего удивительного!

– У вас слишком чёрные глаза, – ответила я, вроде как, поясняя свои причины любопытничать.

– Ну, хорошо, я не на все сто процентов русский. Моя пра-пра-прабабушка была черкешенкой, а пра-пра-прадедед выкрал её из аула, женился на ней и увёз к себе. Это такая особенная народность, они живут, как правило, в горах, и отличаются чёрным цветом волос и смуглой ко…

– Я прекрасно знаю, кто такие черкесы, Планшетов, чёрт бы вас побрал! – Возмущённо воскликнула я, обидевшись, что он считает меня до такой степени необразованной. – К тому же, сейчас не самое подходящее время для уроков истории и географии, вы не находите?

– Ох, Жозефина, но я, право, и не знаю, что сказать вам больше, как ещё вас убедить! – Посетовал он, задумчиво покусывая губу. – Хорошо, хотите поделюсь кое-какими предположениями? Может, хоть так удастся переманить вас на свою сторону… Так вот, за завтраком мы все дружно грешили на Гарденберга, в то время как это явно не он! Я поговорил с метрдотелем, Фессельбаумом, это такой милый бородатый немец в ливрее, который обычно стоит за стойкой и регистрирует вновь прибывших. Дядя Селины Фишер, помните? Я спросил, не видел ли он мсье Эрика вчера, на что старина Ганс ответил, что Гарденберга в отеле не было, зато приехала его жена! Жена, понимаете? Он, скорее всего, поспешил уехать, чтобы та не застукала его в обществе мадам Франсуазы. Или, наоборот. Если я всё правильно понял, у Гарденберга недвусмысленный интерес к вашей подруге, и советы собственной жены в таких вопросах ему явно ни к чему. Вот он и сбежал. А собака, объевшаяся этих почек… право слово, никто не запрещал ей гулять именно у реки и именно в тот день! К тому же, я помню, что когда возвращался из города, Гарденберг как раз бродил по саду в поисках своего Троя. Он сбежал, когда мсье Эрик выпустил поводок по неосторожности, и некоторое время носился по парку, пока слуги пытались его поймать. Потом исчез. Куда? Никто не знает. Вероятно, захотел пить, побежал к реке, собаки эти вещи чувствуют. И там, у моста, объелся этой злополучной ивы. А потом преспокойно вернулся назад. Мы с Ватрушкиным сами его поймали, и привели мсье Эрику. Я даже пару сотен франков получил за спасение жизни этой длинноносой скотины. А Ватрушкину деньги ни к чему, у него своих хватает, поэтому Гарденберг подарил ему сигары. Дорогущие сигары, которые этот болван и курил позавчера вечером на балконе, когда застукал мсье Эрика, крадущегося к отелю. Он, вероятно, к вашей подруге шёл? Простите, если я ошибаюсь, и клевещу на добропорядочную женщину, я вовсе не имел намерения очернить её репутацию. Не обязательно, в конце концов, что она потакала его ухаживаниям. А если и потакала – откуда она могла знать, что он женат?!

Револьвер я всё же опустила. Мне понравились размышления Планшетова, точь-в-точь совпавшие с моими собственными – это, во-первых. Раз он на досуге размышлял о возможной причастности или непричастности Гарденберга, значит, он и впрямь был всерьёз озадачен поисками убийцы. Второе: я почувствовала приближающий приступ очередного недомогания, и окончательно растерялась, запутавшись в своих мыслях, страхах, пространстве и времени. И третье: у меня попросту устала рука. Эта металличаская штука была чертовски тяжёлой.

– Если хотите знать моё мнение, Поль Февраль – это Томас Хэдин. – Сказал Арсен, с облегчением взглянув на опустившийся револьвер.

– Томас?! – Изумилась я. На этот возглас сил у меня хватило, но на большее я оказалась неспособна. Но Арсену и не пришлось объяснять истинных причин моего недоумения, он сам всё прекрасно понимал, и согласно кивнул:

– Знаю, он слишком хороший. И вот именно поэтому я его подозреваю! Невозможно быть таким правильным, идеальным, рассудительным, умным и спокойным. Не существует идеальных людей, а у этого парня, похоже, и вовсе нет недостатков! Что-то тут не так.

Да, но… Ключ-то от квартиры в Лозанне по-прежнему лежал в моём кармане! Выходит, это ловушка, а та моя догадка была верна? Не по доброте душевной он это сделал, а исключительно ради того, чтобы отвести от себя подозрения? К тому же, Томас и Габриелю помог сбежать…

…или не Томас?

– Что вы здесь делаете в такое время? – Спросила я Планшетова, быстро перепрыгнув с одной темы на другую. – Совсем скоро обед, а вы, я гляжу, никуда не торопитесь?

– Хотел бы я и вас спросить о том же самом, но, боюсь, прозвучит лицемерно. Учитывая то, что я знаю ответ заранее. – Тут он улыбнулся мне растерянно, и я поняла, окончательно поняла – он не убийца.

– Это вы отвлекли полицейских и выпустили Габриеля?

– А кто же ещё, Жозефина? – Арсен изобразил короткий, невесёлый смешок, и покачал головой. – Неужели вы грешили на доктора Эрикссона, ну просто обожающего французов? Разумеется, я. Странно, что де Бриньон не подумал на меня в первую очередь. Впрочем, вероятно, он и подумал – это у меня хватило ума не попадаться ему на глаза и убраться подальше от «Коффина», когда там стало жарко.