Февраль (СИ) - Сахарова Ирина. Страница 79

А вот теперь я не только верила ему, но и устыдилась, что пару минут назад была готова в него выстрелить. И выстрелила бы, опрометчивая Жозефина! Вспомнив о своих отчаянных попытках спустить курок, я похолодела. Господи, я ведь могла его убить! Невиновного человека, друга! Единственного, кто не побоялся помочь Габриелю, помочь… нам! Да как бы я жила потом с этим?! Боже, как же хорошо, что на револьверах изобрели предохранители, а ещё лучше, что их создатели не сочли нужным оповещать о наличии этого механизма всяких там хладнокровных дилетанток вроде меня! Боже правый, я ведь едва ли не убила человека только что…

Руки мои задрожали, и Арсен, наконец-то, заметил, что со мною не всё в порядке. Переборов свою тактичность и хорошее воспитание, он сказал:

– Жозефина, вы неважно выглядите. С вами всё хорошо?

– Я простудилась, – жалобно ответила я, уже не собираясь поднимать своё оружие, когда он подошёл ко мне поближе и заботливо взял меня за плечи.

– Послушайте, – склонившись ко мне, негромко произнёс он: – вам нужно торопиться! Я вижу, вам совсем плохо… но, вы уж постарайтесь, Жозефина, хорошо? Он ведь ждёт вас! Я был в домике у реки, я как раз возвращался оттуда, когда мы встретились. А он всё ещё там. Поезд из города отходит в три часа, я раздобыл для вас поддельные паспорта, и уже отдал их Габриелю. Вам остаётся только успеть, Жозефина! Если вы сядете на этот чёртов поезд и уедете, считайте – вы спасены. Так идите же! Идите, не теряйте времени! А я вернусь в отель и попытаюсь создать панику, привлечь к себе как можно больше внимания, чтобы у них не возникло и мысли искать вас раньше времени.

– О, боже, – произнесла я. Других слов у меня не было.

До чего же это было непривычно, скажу я вам, получать от людей такое бескорыстное и искреннее добро! Я, за семь лет брака с Рене, привыкла только к подлости, боли, предательствам и изменам – тоже бескорыстным, между прочим, но меня это слабо утешало.

Освободившись от кошмарных оков своего брака, я узнала совершенно иную жизнь. Узнала, что может быть по-другому. Что девочка-горничная может безостановочно щебетать, с весёлой улыбкой на лице, спрашивая свою хозяйку, подойдёт ли ей синее платье для свидания, и сочетается ли с ним голубой шарфик в горошек? Узнала, что посторонний человек, Томас Хэдин, может оказаться способен на вполне искреннее сострадание (хотелось бы верить), и, разыграв сценку перед полицейскими, вложить ключ от квартиры в мой карман. Узнала, что мужчина может любить женщину нежно, пламенно и беззаветно, как любил меня Габриель, любить отчаянно, любить сильно, не жалея ради будущего с ней своих рисунков, трудов всей своей жизни… Узнала, что его друг, русский журналист Арсен, может вот так запросто взять и устроить побег для арестованного, ни на секунду не веря в его вину, раздобыть для него поддельные паспорта, и взять на себя трудности с полицей до тех пор, пока в три часа пополудни не тронется со станции последний поезд…

Я бы заплакала, если могла. Но кроме тяжкого, хриплого из-за болезни вздоха, у меня не получилось ничего. Прикрыв глаза, я уткнулась в плечо Арсена, и обняла его, пытаясь вложить в этот жест всю ту благодарность, которую испытывала. Он улыбнулся в ответ, погладил меня по волосам, и спросил:

– Скажите, Жозефина, только честно, прошу вас… Если бы не Габриель… как по-вашему, у меня были бы шансы завоевать вашу благосклонность?

Несмотря на подступающие рыдания, несмотря на усилившееся головокружение, я нашла в себе силы на ответную улыбку. И такой она была искренней, что Арсен не удержался и расхохотался в голос.

– По правде говоря, блондины мне всегда нравились больше, – созналась бессовестная Жозефина, которая даже будучи на грани жизни и смерти всё равно не упустит случая пофлиртовать с красивым мужчиной!

А потом этот красивый мужчина вдруг потянулся к шарфику, намотанному вокруг моего горла.

Непринуждённость мою как рукой сняло, я живо представила, как он душит меня этим самым шарфиком, и вдруг начала задыхаться. Горло сдавил спазм, и я закашлялась, а Арсен всего лишь поправил ворот моей накидки, подтокнув шарф под неё. Дело в том, что покая я бежала, один его конец размотался и волочился за мной по траве, а я этого не заметила. Спасибо русскому журналисту за заботу и внимание! Вероятно, мы и впрямь поладили бы с ним, не окажись рядом Габриеля – я об этом подумала ещё в самый первый день, когда увидела его за барной стойкой. И его смелый, почти наглый взгляд, посланный мне тогда, скорее понравился мне, чем наоборот. О да, я думаю, да, мы бы поладили, определённо.

Но теперь у меня был Габриель. Габриель, который ждал меня.

Габриель, к которому я должна была успеть.

Просто обязана.

XXIII

Но я опоздала.

К тому моменту, когда я приползла из последних сил, с трудом передвигая ноги, к домику у реки, внутри уже никого не было.

– Габриель? – Устало переводя дух, позвала я. – Габриель!

Мне нечем было дышать. Появилось ощущение, что я пробежала марафон под палящим солнцем, а не прошла ускоренным шагом пару сотен шагов. Меня бросало то в жар, то в холод, неумолимо кружилась голова, а сердце отчаянно колотилось где-то у самого горла, но оно замерло, когда я поняла, что Габриеля здесь нет.

Господи, напрасно, всё напрасно! Я изо всех сил пыталась удержаться в сознании, я так спешила, так торопилась к нему, и всё равно не успела! Бесконечное отчаяние охватило меня, и я, глупо посмотрев на револьвер, который всё ещё держала в руках, беспечно бросила его на столик. У меня и мысли не возникло в тот момент, что Габриель, быть может, ушёл не по своей воле… И про жаждущую мести Вермаллен я тоже как-то позабыла. А уж Февраль, до которого мне с самого начала не было дела, и вовсе вылетел у меня из головы!

Как глупа, как легкомысленна я была! Что ж, Жозефине, как обычно, не хочется признаваться в своих ошибках и просчётах, мне проще думать, что всему виною моя ноющая голова, моё нездоровье. Я и впрямь не могла нормально соображать. И если бы не таблетки Хартброука, глядишь, я и вовсе не дошла бы до этого домика, а повалилась бы без чувств где-нибудь посреди леса.

Откашлявшись, я вытерла пот со лба, и, поправив в очередной раз шарфик на шее, беспомощно огляделась по сторонам. Я словно надеялась, что он ещё мог быть где-то здесь, что я по каким-то причинам не увидела его раньше, но это тоже было наивно. Кровать в дальнем углу комнаты, тумбочка рядом с ней, широкий стол у окна, подоконник, выкрашенный белой краской… И всё. Больше ничего. Никаких признаков моего любимого мужчины. Я жалобно всхлипнула, и, теперь уже в сто первый раз поправила свой шарф. Мне показалось, что он душит меня. Сам душит, без усилий Февраля. Боже, как плохо мне было в тот момент! И плохо не только физически – душа моя рвалась на части, я не знала, где Габриель, я не знала, что с ним. Как нарочно, взгляд мой на незанавешенное оконце, выходящее на стремительную горную реку. Господи, нет! Он не мог прыгнуть вниз, не мог, не мог! Боже, почему он меня не дождался?! Я быстрыми шагами направилась к выходу, с твёрдым намерением добраться до моста. Может, он ещё там? Может, есть шанс успеть? А если нет, я уже не сомневалась – я прыгну следом. Что я буду делать без него?! Возвращаться назад? Бесполезно, меня наверняка уже хватились, и за попытку побега посадят под арест и депортируют назад во Францию, где и казнят. Бежать одной…? Куда я побегу?! Да, ключ от квартиры в Лозанне всё ещё при мне, но если Февраль – это Томас Хэдин, что я буду делать тогда? Тем более, и Арсен так считал, а у него, как у журналиста, чутьё было развито наверняка лучше, чем у меня.

Нет. Лучше уж самой. Легко и просто, и практически безболезненно – я разобьюсь в считанные секунды, это куда приемлемее, чем корчиться в муках удушья, когда вот этот самый шарфик сдавит мою шею… Я в сто второй раз поправила его, и ускорила шаг, но в следующую секунду резко остановилась, так и не дойдя до двери.