Сын убийцы миров - Шатилов Валентин. Страница 71

Взвизгнул не Семен – он был уже мертв. Заверещал спир, в первобытном ужасе и горе отпрыгивая от человеческого тела, вдруг переставшего быть для него и хозяином, и кормильцем. И это означало уже безвозвратную смерть. Для Семена все окончилось.

Спир, отскочивший в дальний угол, скрутился на камнях бессильным клубком дымных струй. Еще толстых, сытых, но вялых, неповоротливых. Он не делал попыток перебраться на кого-нибудь из нас, он не прыгал, не скакал – он просто лежал. Будто в безнадежной тоске… Впрочем, кто может знать чувства спиров?

***

Выбрались мы из ловушки не сразу. Сначала вылезли мужчины и, предводительствуемые князем, отправились в изменническую потайку. Что они там делали, какие методы устрашения применяли – не знаю. Но вернулись с веревками и лестницей.

По лестнице выбралась я, а за мной и понурый лучник. Им, как и ожидалось, оказался Бориска.

После веревками подняли тележки. В том числе и ту, окровавленную, с трупом Семена.

Как сообщил мне Олег, хозяин потайки, лыцар Серафим пока что отыскан не был. Но Матвею не терпелось начать следственные мероприятия пока не стемнело, и мы бодрым маршем вернулись в потайку.

Там моим глазам предстала интересная картинка, мило иллюстрирующая методы ведения следствия при царовом дворе. Ведь Матвей действовал именно по высоким государевым правилам!

Все население потайки, включая худощавую супермодель Степаниду, стояло на коленях вокруг местной яблони, лицом к ее стволу. На рожах мужиков, несмотря на обильную растительность, отчетливо проступали кровоподтеки. Не слишком значительные – вряд ли безгривенные так уж сопротивлялись разъяренной команде лыцаров во главе с самим князем!

Поднятые руки коленопреклоненных были привязаны вверху таким образом, что опустить их не было никакой возможности. Концы веревок были очень коротки – наверняка с умыслом! – и прочно крепились на стволе. С этой унизительной позы и начинался дознавательный процесс. Думаю, после нескольких часов подобного стояния, любой язык развязывался довольно легко.

Но допрос безгривенных был оставлен на потом. Матвей начал с Бориски.

Как только его ввели в хибарку, царов порученец почти профессиональным жестом сорвал с него рубаху и опрокинул на лавку. Тут же свистнула розга (или это был батог, столь любимый Борисом Лексеичем?), и крепкую спину парня переполосовала яркая красная линия.

Он вздрогнул, но промолчал.

Второй удар Матвея пришелся рядом с первым, третий лег рядом со вторым. Со спины на пол побежали тонкие кровавые дорожки.

На четвертом ударе Бориска невнятно мыкнул.

– Вот и славно, – удовлетворенно заметил Матвей. – А теперича пускай дозреет.

Я решила, что на этом истязание прервется, но «дозреет» означало другое. Акинфович захватил в ладонь щедрую пригоршню соли из солонки на столе и тщательно присыпал ею кровавые рубцы.

Лицо поверженного лыцара перекосилось, стиснутые зубы заскрипели, из глаз неудержимо потекли ручейки слез.

Но Бориска пока еще держался.

А мне срочно захотелось на свежий воздух.

Едва я вышла, как раздался первый мучительный крик пытаемого. После чего свистнула розга и потекло хриплое, невнятное бормотание преступного лыцара.

Надо было мне выйти раньше. Вдруг Бориска держался только из-за меня, чтоб не упасть в глазах княгини? Мысль странная, но если так, то я своим присутствием продлила и усилила применяемые к нему методы… От этого предположения на душе стало еще гаже. При всем презрении к молодому высокомерному мерзавцу и убийце, я его мучений не желала…

На дворе смеркалось. Я присела на скамеечку.

– Княгиня… – тихонько позвал меня испуганный голос Степаниды.

– Да? – не оборачиваясь спросила я.

– Что с нами будет, княгиня?

– Это решать царову порученцу, – дернула я плечиком. – Вы пошли против государевой воли, которая предписывала помогать нам…

– Но мы ж ничего… Мы ж в потайке сидели… – забормотала Степанида, подпуская в голос слезу. – Мы-то безгривенные! Мы даже выйти отсюда не можем!…

– Вы, безгривенные. Но вы не могли не знать, какая ловушка нам готовится, – устало констатировала я. – Муж твой с Бориской мастерили ее прямо на ваших глазах. Вон та ловушка -даже отсюда видна. Вы знали, что мы в нее попадем. И не сказали ни слова…

– Но нас же обманули! – горячо возразила Степанида. – Княгиня, это все подлый Борис Лексеич! Это он обманно уверил нас, что придут демоны в княжеском обличье! Что они, демоны те – и против Бога, и против царовой воли! Что их поймать надо и пыта… Ну, то есть поспрошать надо: кто таковы, зачем, почему… А мы – откуда ж нам было знать, что вы мирные и добрые люди?…

– А теперь откуда вы это знаете? – возразила я. – Может, мы демоны и есть?

– Нет! – взволнованно возразила она. – Какие ж вы демоны! Вы настоящие! Вы – всемилостивейшие князь с княгиней!…

– Ага, – согласилась я тоскливо. – Пока мы с вами мирно здоровались, никакого вреда вам не причиняли – мы были для вас демонами. А как взяли вас за горло да пригрозили поджарить на медленном огне – так сразу оказались всемилостивейшими князьями!…

– Ы-ы-ы! – сипло завыл Борис в хатке. – Ы-ыть! – и захлебнулся в крике.

Голос Матвея что-то строго, но неразборчиво переспросил, и Борис в ответ забормотал, заговорил торопливо.

Не знаю уж что они в этот момент обсуждали, но на мою собеседницу их диалог произвел впечатление.

– Не надо на огне! – зарыдала Степанида. – Я все скажу! Только не надо!… Это Серафим, это он демон! Демон и есть! И меня запутал, засмущал! А сам ходит туда и ходит, демонство свое тешит! Я скажу! Княгиня, смилуйтесь!

– Да? – задумчиво спросила я. – Все ли скажешь? Или что утаишь?

– Все! Вот вам крест святой! Как на духу! И место покажу, куда он под воду спускается! Я видела! Он думал – я не знаю, а я, как только Серафим собирался уходить по делам своим демонским, я сразу – шасть! – и на крышу! На самый конек! А оттуда все видно!

– Значит, на самом деле, демон – Серафим? – уточнила я.

Уже почти стемнело, над морским горизонтом в полоске чистого неба начали зажигаться звезды. Первые ночные звезды, которые я видела в этом мире.

Лицо Степаниды растворилось среди чернильной темноты, остался один голос, который торопливо выкладывал информацию:

– Демон! Сущий демон! То и дело таскался в пучину морскую! Как к себе домой! Уйдет, бывало, и по целому дню нету его! Да что по дню – он и неделями там пропадал!…

Я со вздохом поднялась со скамеечки, шагнула к двери избушки, приоткрыла ее.

При свете трех факелов, Матвей с видом заправского хирурга склонился над лавкой. По обилию черной крови она могла поспорить с любым хирургическим столом.

Тело, привязанное к лавке, было уже полностью голым и Матвей сосредоточенно ковырялся в нем. Гаврила, Клементий наблюдали за его манипуляциями с жадным любопытством если не с восхищением. Аркадий Викторович, как наказанный, сидел в углу на корточках, спиной к присутствующим и усердно закрывал лицо руками, пытаясь одновременно прикрыть ими же и уши. Эта поза мне была очень знакома – я сама приняла бы такую с удовольствием. Но я твердо знала, что с этим искушением надо бороться – и боролась изо всех сил…

Олег лица не закрывал, на дознание смотрел не отрываясь, но бледность его была заметна даже при неровном свете факелов.

Я тронула его за локоть:

– Выйдем.

Он сначала не понял. Поднял на меня круглые, ничего не видящие, глаза. Потом взгляд принял осмысленное выражение:

– Ты, Елена?

– Выйдем, – повторила я.

– Да, да! – торопливо откликнулся Олег. В его голосе чувствовалась благодарность. Я дала ему повод покинуть помещение, не роняя княжеского достоинства.

– Что выпытали? – поинтересовалась я, отводя его за угол хатки, туда, где свежий ветерок с моря поддувал особенно задиристо и игриво.

– А, ничего особенного! – махнул рукой Олег. – Говорит, будто влюбился в княгиню – в тебя то есть. Что обожает без памяти, готов был всех поубивать только бы ты ему досталась… Врет, по-моему…