Путь Сашки. Гексалогия (СИ) - Максимов Альберт. Страница 33

— И ты для меня тоже.

— Ты не против стать настоящим братом?

— А как это?

— Пойдем в Храм Клятв и породнимся. — Дар смотрел на Сашку с нерешительной надеждой.

Он ведь себя ущербным считает, считает себя ниже меня, боится, что я откажу, подумал Сашка и ответил:

— Давай породнимся. У меня здесь нет никого.

— Совсем нет родственников?

— Совсем.

— При породнении считается, что один принимает другого в свою семью. Но ни у тебя, ни у меня семей нет.

— Я тебя приму с радостью к себе.

— Давай наоборот.

— Почему? — удивился Сашка. Он вроде бы в их связке считался главным. Да и не вроде бы, а точно — главным!

— Ну, — Дар отвел глаза, — я тебя старше. Так лучше будет. Пожалуйста, Сашка, я тебя очень, очень прошу!

— Ну, ладно, — Сашка все — таки недоумевал, почему так настырен Дар.

— Как твое полное имя?

— Александр.

— Я — Дарберн. Только не называй меня так. Лучше — Дар.

Мальчики двинулись в Храм Клятв. Каменное здание было небольшим и невзрачным, однако внутри поражало богатым убранством. Горящие длинные свечи, чей огонь отражался на колоннах, покрытых позолотой, создавали особую торжественную обстановку.

Заплатив десять медных монет, жрец храма приступил к совершению обряда. Он достал два кремниевых ножа, позолоченный кубок, налил туда рубинового вина и велел мальчикам сделать надрезы на руках. Дару пришлось зажать нож между своих культей, а Сашка подставил поудобней руку. И тонкая струйка брызнула по его руке. Тут же он своим ножом сделал разрез на изуродованной руке Дара. После этого руки мальчиков соприкоснулись ранами, капли их общей крови потекли в кубок. Жрец произнес торжественное заклинание:

— Дарберн, принимаешь ли ты в свою семью Александра?

— Принимаю.

— Александр входишь ли ты в семью Дарберна?

— Вхожу.

Жрец поднес кубок с вином к губам Сашки, тот отпил половину напитка. Затем жрец поднес кубок Дару, тот допил остатки.

— Именем всех наших богов объявляю, что Александр стал членом семьи Дарберна. О чем будет занесена запись в Вечную книгу.

Так у Сашки появился старший брат.

— У тебя скоро кончатся деньги при таких тратах, — сказал Дар, выходя из Храма Клятв.

— Кончатся, — вздохнул Сашка. — Осталось две серебрянки с мелочью. На десять дней всего.

— Я пойду снова просить милостыню, — сказал Дар.

— И много тебе дадут? Раньше калеке — оборвышу почти не давали, а сейчас ты изменился. Рук нет, но выглядишь здоровее и увереннее.

— Хоть снова голодай. А где еще достать денег? Я все — таки попробую, может, что — нибудь и кинут. Хоть медяшку.

— Постой, — у Сашки появилась мысль, — пойдем просить милостыню вдвоем, но попробуем иначе…

Встав на довольно оживленной улице, Дар держал в своих изуродованных руках миску для подаяния, а Сашка при приближении прохожих громко говорил:

— Лучше быть без рук, чем рабом.

Прохожие шли мимо и смеялись над мальчишками. Некоторые останавливались и, забавляясь, спрашивали:

— Ну и как тебе без рук, вор? Чем теперь воруешь? Своей удой? Смотри, снова поймают и ее укоротят.

Дар был мрачен, да и Сашке его мысль уже не казалась такой удачной. Даже совсем неудачной. И вдруг в миску Дара упала монетка, кинутая высоким кряжистым человеком. Кинул и пошел дальше. Мальчишки взглянули в миску, там лежала серебрянка. Целая серебрянка!

— Мне за месяц столько не давали.

К концу дня в миске прибавилось и медянок. Целых двенадцать штук.

— За сегодняшний день отдадим четыре, оставшуюся половину Ржавому, у нас останется еще двадцать четыре медянки. Хватит на три — четыре дня.

Вечером в воровском притоне Сашка подошел к Ржавому вместе с Даром. Положил четыре медянки за обоих. А потом серебрянку.

— С нее нам сдачи шестнадцать медянок. Двадцать четыре тебе.

— Ты заработал?

— Оба.

Ржавый молча отсчитал сдачу, положил серебрянку себе в мешочек и обратил внимание к следующему даннику.

При раздаче мяса, последним опять шел Дар. Сидевшие за столом мальчишки перестали жевать. Ржавый достал кусок, посмотрел на угол, где раньше обитал Дар и бросил кусок мяса… на стол.

Глава 8

Герцог Пиренский, известный в Атлантисе как Черный Герцог, холодно смотрел на Сиама, своего десятника, занимавшегося выполнением особых поручений герцога. Десятник висел в центре зала, подвешенный за кисти рук. Босые ноги нависали над металлической клеткой с мелкой ячеистой сеткой. Крышка клетки была откинута в сторону и ноги Сиама нависали почти вровень с верхним краем клетки. Сквозь ее ячейки можно было видеть большую и, судя по всему, голодную крысу, внимательно смотревшую на вожделенную пищу.

— Ты отсутствовал больше трех месяцев. С тобой ушло пять человек, включая жреца, обратно никто не вернулся. Через несколько седмиц после твоего ухода жреца нашли мертвым, но в совсем другом месте. А ведь я лично поручил тебе заботу о нем. Жрец был доверенным человеком Селимана. А где теперь верховный жрец Великого Ивхе? Тоже мертв. Теперь я хочу узнать всю правду. Всю. Но вначале я разрешаю тебе сказать слова в свое оправдание. Я слушаю.

— Ваше сиятельство, у меня нет оправданий.

— Вот как?

Черный Герцог задумался, он даже немножко был обескуражен. Обычно в таких ситуациях обвиняемые начинали оправдываться, умоляли простить, называли настоящих, на их взгляд, виновных. Но после этого Черный Герцог давал знак палачу, стоящему чуть в стороне, тот начинал отпускать веревку, а дальше… дальше виновные выкладывали всю правду. Редко кого Герцог прощал, но и эти счастливчики были в большей степени обязаны жизнью вовсе не доброму характеру своего господина, а причинам чисто практическим. Хромые на одну ногу или и вовсе безногие служили хорошим наглядным примером того, как поступает Герцог, если его приказы выполняются плохо. А еще Черный Герцог требовал от своих людей думать головой и проявлять инициативу. В ситуациях, в которые попадали его люди, нельзя было все предусмотреть и оградить рамками инструкций.

Ответ десятника был необычен. Поэтому вместо сигнала палачу Герцог задумался, а затем снова спросил:

— Итак, где же ты пропадал все это время? Рассказывай.

Висеть за подвешенные кисти рук было неудобно, и боль все сильнее пульсировала в руках, отдаваясь в висках, но сейчас не это главное, главное — остаться живым и желательно с целыми ногами.

— Ваше сиятельство, жрец и трое моих людей пытались проникнуть на развалины старого Лоэрна, он, как вы знаете, располагался на большой возвышенности. Я с Пуримом остался снаружи развалин. У подножия я выбрал место, с которого можно было что — то увидеть. Ночь, была ночь, но эти орки бодрствовали. И они их схватили.

— Трех твоих людей? Ладно, жрец, тот привык с безоружными и связанными воевать, к тому же калека, но твои люди? Лучшие люди!

— Ваше сиятельство! Как они не почувствовали засады, я не знаю, но я видел, что их повязали сетью. Даже под сетью они смогли зарубить пятерых!

— Дальше!

— Я просидел на морозе почти двое суток.

— И цел?

— Мы менялись с Пуримом, по очереди грелись.

— У костра?

— Да, ваше сиятельство, но мы развели его в яме и далеко от подножия. Приходилось долго идти, но один человек всегда следил за орочьим селением.

— Селение было на развалинах старого Лоэрна?

— Да, ваше сиятельство. Это и странно, почему орки выбрали развалины. Мы и хотели все проверить.

— Дальше!

— Через полтора с лишним дня из селения выехали орки, больше десятка. Они вели в колодках моих парней.

— А жрец?

— Жреца я не видел, уже потом оказалось, что жрец, мертвый жрец, был в одном из мешков, что везли храмовники. В других была еда и фураж.

— Почему ты на них не напал и не освободил своих людей? Ты один стоишь десятка орков. И еще у тебя был один человек.