Путь Сашки. Гексалогия (СИ) - Максимов Альберт. Страница 87

Дром запустил широкую ладонь в свою бороду и, почесывая ее, с сомнением задумался.

— Можно попробовать сделать одинаковыми эти твои патроны. Если не получится, то к гномам придется обратиться. Мы, каапиё, лучшие кузнецы, чтобы ты знал, куда гномам до нас. Но они маленькие и руки у них маленькие, а у нас вон какие! — Дром показал свою руку, настоящее лапище. — А начинка, случаем, не порох называется?

— Да, порох, — удивленно ответил Себастьян.

— Значит, здесь проблем не будет. Гномы порох делать умеют, секретами не делятся, но за серебро принесут. Да и ваши люди порох сделали. А твои люди знают его секрет?

Себастьян обернулся к своим спутникам, стоящим или сидящим за его спиной и слушавших разговор с дварфом. Все молчали, покачивая головами. Один из них только решился сказать:

— Вроде, как нужна сера и селитра.

— Если бы всё так просто было… Да и порох разный бывает. Для патрона кустарный не подойдет. Нет, ничего не получится.

— А зачем ваши люди, которые тоже посланцы, его делают?

— Это те, что сбежали?

— Они, они. Так для чего они порох делают?

— Не для патронов. Но порох можно и по — другому использовать. Скалы взрывать.

— Как это?

— Выдолбил узкую и длинную ямку в скале, засыпал порох, поджег, взрыв и вместо скалы или ее части лишь обломки камней. Так можно пещеры делать, только осторожно, чтобы самих не засыпало. Можно взрывать козырьки скал, когда враг идет по ущелью. Скала взорвется и засыплет врага. Можно попробовать пушки сделать.

— А это что такое?

— Длинное металлическое бревно, полое внутри. Вначале порох кладется, потом туда закатывается шар или камни забиваются. Порох поджигается через маленькое отверстие и шар или камни летят с большой скоростью на врага.

Дром был обескуражен, его рука застыла в бороде.

— И большая полость должна быть?

— Да любая. Вот пистолет, он тоже по такому же принципу сделан, только сложнее и точность в изготовлении требуется ювелирная.

— А длина этих бревен какая?

— Разная. Например, с мой рост. Вообще — то чем длиннее, тем точнее выстрел. Уважаемый Дром, вы хотели нас наружу вывести. А всё здесь стоим.

— Ловушки для орков готовили. Сюда сунутся обязательно. Вот и получат. Скоро пойдем.

— А наверху сейчас лето или зима, и вообще, какой у вас климат?

— Лето на исходе. А климат? Он нам не очень и нужен.

— В этой одежде не холодно нам будет?

— Днем нет, ночью стало холодать, но вам — то что?

— Как же? Вы ведь нас хотели вывести наружу и оставить одних. Сказали, что мы не маленькие и не пропадем.

Себастьян уже смекнул, что его слова заинтересовали дварфа и теперь тот вцепится клещами в их компанию. Даже если среди них не окажется людей с практическими знаниями, все равно человек современного мира знает намного больше, чем люди Атлантиса. А они, если судить по оружию и по рассказанному дварфом, находятся на уровне средневековой цивилизации. Его расчет оказался верен.

— Кто сказал? Я сказал? Это я так, поворчал немного. Для чего мы вас тогда спасали? Не для того, чтобы бросить одних. А то попадете снова к оркам и как потом спасать? С собой возьмем, позаботимся!

Глава 5

Пиявка с нетерпением ждал возвращения Шила и Таракана. Удалось ли им добыть этого сопляка? Богатого сопляка. Благородный, значит. Как Пиявка его ненавидел! Он был готов, наверное, больше ни медянки с него не получить, лишь бы мальчишка оказался в его руках. И тогда он ему покажет всю его благородность. Шесть лет назад, когда он возглавлял удачу мальчишек, к нему прибился девятилетний мальчик. Тоже из благородных. Но кто он и откуда Пиявка так и не узнал. Молчал, сопляк. Ох, эта благородная порода! Какого они мнения о себе! Зато в Хаммие, говорят, эти благородные ползают на четвереньках в рабских ошейниках перед своими хозяевами. Пиявка первым делом отобрал у него золотой медальон. Жаль, что дорогая одежда на мальчишке вся истрепалась. Пришлось оставить ему. А по одежде можно догадаться, что он из очень богатеньких. Может, даже из аристократов. Какой — нибудь баронет. Или, как этот, тоже виконт?

Уже на первом воровском деле мальчишку поймали. Пиявка тогда приказал его подставить. Разве это трудно? Взяли его с собой, малец даже не понял, куда и зачем. Обрезали всем скопом кошелек, бросились бежать, а новенького оставили. И вот через несколько дней этот благородный появился в притоне еле переставляющий ноги и с клейменым лбом. После плетей городского палача мальчишка отлеживался несколько дней, но на предложение Пиявки оформить на него рабскую запись наотрез отказался. И за это через пару седьмиц лишился кисти левой руки. И ведь все равно упрямец отказался от рабской записи. Через пару седьмиц мальчишка остался и без второй руки. Если не удалось из благородного сделать собственного раба, значит, будет зваться Обрубком и жрать подачки прямо с грязного пола! И ведь жрал и спал, съежившись от холода на грязном полу, но так и не приполз к нему, не покаялся.

И вот теперь еще один благородный. Целый виконт. Если сто золотых не заплатит, то будет завидовать Обрубку. А если заплатит, то… все равно закончит знакомство с Пиявкой тем же. Лишь бы у этих придурков все получилось! А вот и они, кого — то тащат. Впрочем, ясно кого — виконта. Э — э, да он весь в крови!

— Идиоты, я ведь велел его только оглушить, а не голову ему пробивать!

— Мы это, Пиявка, его не били. Он уже был такой.

— Ага. Он внутри дома такой валялся.

— А что это у тебя за кинжал? Откуда?

— Я это, Пиявка, из орка, значит, вытащил. Несем мы мальца, а там орк лежит и хрипит. А кинжал в боку. Вот я и взял. Моя добыча.

— Со мной поделись. Я тоже мальца нес, тока спиной шел, вот ты и первый увидел.

— Ну — ка покажи кинжал!

Пиявка узнал кинжал по рукоятке. Он был в том схроне, который у него вскрыли. Тут его взгляд упал на пустые ножны, висевшие на поясе у Сашки. Ножны от кинжала. Вот кто его обокрал! И Пиявка изошел еще большей желчью. Ненависть буквально его распирала. Он готов был резать и медленно убивать мальчишку, но тот был без сознания. И, наверное, умирал. Нет, вначале, ты подлечишься, дружок, а вот потом я с тобой и поговорю.

— Несите его ко мне. И поаккуратнее. Если умрет, то ничего не получите. А ты, — обратился Пиявка к Тихоне, своему напарнику — охраннику, — быстро за лекарем…

Барон Севир узнал о нападении на гостиницу, когда был в замке у герцога и сразу же помчался: ведь там был его сын, Эйгель. Ворвавшись в зал, барон замер: насколько все было разгромлено, лежали трупы, пол был залит кровью. Его сын сидел на полу с остекленевшим взглядом. Сердце у барона упало. Он подбежал к сыну. Жив! И даже не ранен. Барон поднял мальчика и отнес по разгромленной лестнице в снимаемую им комнату. Потом бросился за лекарем. К счастью, бежать далеко не пришлось, лекарь уже входил в гостиницу.

— Ничего страшного, милорд. Мальчик сильно испугался. Скоро это пройдет. Не переживайте, ваш сын успокоится. Такое у детей бывает. Напоите его вином и пусть спит. Уже завтра будет здоров.

Но завтрашний день не принес видимых улучшений. У Эйгеля поднялся жар, временами он бредил, а когда бодрствовал, то молчал, засунув пальцы руки в рот. И совсем не вовремя прибыл гонец от старшего сына, с сообщением о появлении орков в окрестностях баронских земель. Нужно было немедленно ехать в замок. Но больного сына брать с собой было нельзя, поэтому барон оставил солдата — посыльного заботиться о больном Эйгеле, а сам со своим солдатом срочно помчался домой. Но в замок он не попал, доехав лишь до Тройного камня.

Эйгель не знал, что свалившая его болезнь спасла его от предназначенного ему рабства. Судьба его предохранила от уготованных ему семи кругов хаммийского ада. А люди барона Унгина не заработали двух золотых.

Эйгель выздоравливал долго. У него болело не тело, а болела душа. Многое из давно привычного в жизни перед ним перевернулось. Тот день он уже никогда не забудет. Ксандр дважды спас его жизнь. Вначале убил орка, погнавшегося за Эйгелем, а затем толкнул его под стол. Ведь не толкни он его, то убийца, ударивший рукоятью меча Ксандра по голове, обязательно проходя мимо того места, где стоял Эйгель, убил бы его. Эти люди убивали всех. И постояльцев гостиницы и работных людей. Даже хозяин гостиницы подвернулся им под руку и был убит. Два раза его спасали, а он, забившись под стол, поступил гадко и трусливо. Да — да, трусливо. Так благородные не поступают. А что мог он сделать? Безоружный мальчик. Но там был еще один безоружный мальчик, гостиничный раб, Серри, кажется, по имени. Вместо того чтобы прятаться, Серри пошел вслед за двумя бандитами, куда — то унесшими его друга Ксандра. Кстати, что за ерунду сказал тот оруженосец? Или это не про Ксандра? Конечно, ерунда. Эйгель не мог это слышать, ему всё померещилось. От страха. Его страха. А раб не испугался. Рабы, они даже презреннее черни. Брат говорил, что рабов нельзя считать за людей. Рабы и благородные. Раб Серри. И он, благородный баронет Севир. И их поступки. До чего же гадко. Ксандр, выходит, тогда был прав, когда сказал, что может статься, что раб будет рисковать жизнью ради помощи Ксандру, а благородные трусливо сидеть под столом. И ведь всё верно. Про него, Эйгеля, это. И про Серри. Вот отец возвратится, вымолю у него купить этого мальчика. И дать вольную. Как, интересно, там отец, прогнал орков? Много они бед натворили? А вот, наконец, и посыльный от отца.