Дорога славы - Васильев Ярослав. Страница 12

— Ух ты! Настоящий мерцающий шёлк!

— Это ей, наверное, дядя привёз, да? — произнесла Мила, ловко выхватывая туфлю у подруги. — Ну, как они на мне?

— Да, Анджи недавно был по делам на Мелете, вот и привёз пару…

Мила уже никого не слушала. Повертевшись пару минут перед зеркалом, она посмотрела на часы и стала торопить подругу, хотя и без особого успеха. Надин, словно в отместку, что ей не дали насладиться созерцанием мечты любой студентки, идущей в ногу с модой, снова завела разговор, что такой хорошенькой девушке, как Сельма, нельзя раз за разом пропускать университетские вечеринки. И через десять дней, как только начнутся каникулы, она обязательно должна быть на празднике конца семестра.

Сельма слушала весь этот поток со свой неизменной чуть детской и наивной улыбкой, лишь изредка поддакивая и соглашаясь. Столичный житель и дочь обеспеченных родителей, Надин с первого курса «взяла шефство» над подругой-провинциалкой. И хотя за четыре года у Сельмы сложилась репутация застенчивой недотроги, Надин и Мила до сих пор не оставляли попыток познакомить её с каким-нибудь симпатичным парнем. Обычно Сельма слушала монологи о печальной судьбе старых дев спокойно, но сейчас откуда-то из глубины вдруг поднялась мысль: «Как же вы мне надоели, клуши!» Но мгновенно спряталась подальше: ссориться с Надин было невыгодно и неразумно. А общаясь лицом к лицу, нельзя думать о человеке одно и при этом говорить совсем другое — как бы хорошо ты ни владел собой, как ни учился контролировать свою мимику и жесты, неприязнь и обман всё равно найдут дорогу наружу. «Будь с нужными людьми искренна, и они к тебе потянутся», — эту истину она усвоила очень и очень давно. Потом, когда подружки уйдут, и до следующего визита у неё будет достаточно времени, чтобы даже тень пришедших мыслей успели изгладиться без следа — она, может быть, и позволит чувству неприязни вернуться в сознание. Но не сейчас, ни в коем случае не сейчас.

Тем временем Надин закончила словами: «В общем, хочешь того или нет — ты всё равно идёшь! Нечего киснуть дома, когда жизнь проходит!» — и соизволила увидеть нетерпение Милы. После чего неторопливо подхватила сумочку и вслед за подругой зацокала шпильками каблуков по ступеням лестницы на улицу, не заметив облегчения, которое всё-таки прорвалось на лицо Сельмы.

Захлопнув дверь, Сельма шумно выдохнула и вытерла со лба пот: если Надин чего-то хочет, её не остановит даже конец света. А сейчас вдруг втемяшилось устроить личную жизнь сокурсницы, и вот уже целый семестр она ведёт планомерную осаду, перемежаемую штурмами и атаками навроде сегодняшней. Даже, между прочим, не поинтересовавшись мнением самой Сельмы! Девушку снова начала душить злоба, и чтобы успокоиться, она решила выйти на балкон.

Невидимая за чуть приоткрытым окном с зеркальными стёклами, Сельма медленно задышала, наслаждаясь шуршанием липы перед балконом. Как ей не хватало деревьев во время жизни на Перекрёстке… Она и эту квартиру выбрала именно за то, что второй этаж дома совсем скрывали липы, растущие вдоль дороги. Сельма слушала звуки сонного спального района, крики детей с игровой площадки на углу и каждой клеточкой тела ощущала, как к ней возвращается чуть ленивое и благодушное настроение, потревоженное неожиданным визитом сокурсниц.

Внезапно снизу послышались голоса Милы и Надин, которые спешили к подземке по дорожке вдоль её дома.

— … а Сельма у нас во всём везучая.

— Точно. Всё-таки есть, наверное, что-то в этих провинциях, если там…

Дальше Сельма не слушала. Злоба, которая казалось ушла, накатила с новой силой. Захлестнула так, что в глазах потемнело и захотелось прыгнуть прямо с балкона, только чтобы вцепиться этим дурам в горло и задушить обеих. Да знали бы они, из какой она провинции!

Свою родину Сельма ненавидела. Младшая дочь в семье фермера, обрабатывающего свой клочок поля на Земле Неда Лудда. Самом счастливом из миров Содружества, оплоте благопристойности и веры, отказавшемся от соблазнов цивилизации. Где даже поля обрабатывались волами, а не тракторами. И где тяжёлый труд входит в детскую жизнь очень и очень рано… Бесконечные поля пшеницы и рыжего астриса, идущего на экспорт. А между ними в хибарах живут батраки и вольные фермеры, отличающиеся друг от друга лишь правом самостоятельно возить собранный урожай торговцам да заезжать в лавку при космопорте. А в остальном — одинаково нищие и полуголодные.

Странная шутка наследственности сотворила рыжую зеленоглазую красавицу, так отличавшуюся своей почти белой кожей среди тёмных и смуглых обитателей Земли Лудда. Что ждало Сельму, останься она там? Судьба такой диковинки была предопределена. Девушка не могла подобно мальчикам пойти в охрану плантаторов или богатых ранчеро, чьи особняки манили своей роскошью. Она не могла завербоваться на расчистку северных джунглей, чтобы через несколько лет вернуться сказочно богатой… или сгинуть, как остальные девяносто девять из ста искателей. До шестнадцати её ещё охраняли закон и традиции, нерушимые даже для самых богатых и влиятельных. Но дальше девочку ждала судьба рабыни-наложницы при какой-нибудь вилле, куда родители с радостью продадут ненужный рот. И счастье, если хозяин окажется хорошим и за несколько лет не превратит цветущую девушку в развалину. А когда надоест — оставит служанкой при доме, а не бросит доживать свой век припортовой нищенкой, готовой продать себя любому за кусок хлеба…

Ей повезло. Разгром пиратов, свирепствующих вдоль границы, превратил до того никому не нужную, хотя и богатую рудами планету на самой границе (которая даже в реестре теперь числилась как Перекрёсток), в удобный порт и перевалочную базу для торговли между Империей и Содружеством. А после войны Империи и Соединённых Миров для Перекрёстка настал «золотой век»: теперь через него шли грузы не только в центральные миры, но и все те товары, для которых Содружество стало торговым посредником между непримиримыми врагами. Заводы и верфи росли как на дрожжах, естественного притока иммигрантов уже не хватало. Потому-то по окрестным системам и поехали вербовщики, покупавшие и нанимавшие людей. Сельме в тот год исполнилось пятнадцать…

Девушка приглянулась «менеджеру по набору персонала» сразу, потому-то он и купил её вместе с остальными подростками. Все стороны остались довольны: девушка тем, что покидает постылый дом навстречу новой судьбе, родители получали изрядную по местным меркам сумму, которую вновь нанятый работник вместе с оплатой проезда и обучением специальности должен будет отработать семилетним контрактом. А толстяк-вербовщик сэкономленными деньгами, половина которых пойдёт ему в премиальный фонд… и хорошенькой девочкой, которая скрасит ему обратную дорогу — планетарные законы перестают действовать, едва корабль покидает атмосферу. Чем удачливый покупатель и поспешил воспользоваться сразу после старта. И не забывал вкушать приятный плод всю дорогу до Перекрёстка, пока не сдал «товар» в заводское училище.

…Фуршет подходил к концу, и все присутствующие, ещё недавно монолитным коллективом внимавшие торжественным речам о подписанном контракте, о будущем завода и прочим положенным в таких случаях благоглупостям, понемногу стали расходиться по группкам. Сельма осталась в одиночестве: Мишель куда-то исчез вместе с прочими младшими инженерами и менеджерами, набиваться в компанию к старым хрычам из руководства она не собиралась, а остальные девушки её сторонились. Неприязнь была взаимной: шлюх на такие мероприятия таскать было не принято, но молоденькие спутницы младшего персонала вполне успешно их заменяли. Сельма относилась к таким «подвесочкам», как их называли на Перекрёстке, брезгливо: если спишь за деньги, даже когда получаешь их не сразу утром, а в виде премий к зарплате или незначительного продвижения по службе — ты ничем не отличаешься от девочек «красного квартала» или опустившихся девиц рядом с терминалом космопорта. «Подвесочки» платили ей той же презрительной монетой: с такой внешностью эта дурочка могла бы зарабатывать бешеные деньги, но гордячка раз за разом «отшивает» таких перспективных клиентов. А если и спит с кем-то — то в подарок берёт лишь безделушки, да и то не всегда.