Невеста авантюриста - Аллен Луиза. Страница 48

– А что, если бы он любил тебя? – Тетушка взяла ее руку и нежно сжала ее в своих ладонях. – Что тогда?

– Кабы сивому коню черную гриву, был бы буланый, – горько усмехнувшись, сказала Лина. – Я по-прежнему была бы ему помехой, будь я его женой. Я думаю, я ему нравлюсь, но не более того.

– И что же ты будешь делать? – По крайней мере, тетушка не стала стараться убедить ее в том, что Квин был прав, хотя на лице ее была написана та же печаль, что лежала на сердце у Лины.

– Мне нужно уехать как можно дальше от него, и поскорее, иначе все свое время и массу усилий он будет тратить лишь на то, чтобы заставить меня пойти к алтарю.

– О, дорогая моя, – чрезмерно эмоционально обратилась к ней тетушка, – ведь он такой хороший человек, что даже твоя матушка была бы рада твоему союзу с ним. Но если ты не захочешь выйти за него, то нам придется что-нибудь придумать. Теперь, когда я больше не должна платить Мейкпису, я могла бы отдавать его долю тебе, каждый месяц, и этого было бы достаточно, чтобы уехать и обосноваться там, где ты захочешь. Куда ты поедешь?

– Я думаю, в Норидж, – сказала Лина. – Я была там проездом – он выглядит довольно приятным, милым городком, приличное место, к тому же он достаточно большой, чтобы можно было легко затеряться в нем и не привлекать внимания.

– Тогда, позволь, часть денег я дам тебе прямо сейчас. Когда ты устроишься на новом месте, сможешь мне написать, и мы решим, как я смогу присылать тебе деньги, возможно, через местный банк. Это будет уже скоро? Я буду скучать по тебе.

– Я тоже. Мне будет вас не хватать. И спасибо вам, тетушка. Завтра я зайду еще раз, чтобы попрощаться с девочками. Быть может, тогда и скажу вам обо всем точнее.

Квин испытывал знакомое напряжение во всем теле и такое ощущение, будто каждый его нерв предчувствовал приближение опасности. Он бросил взгляд поверх толпы мужчин, которые негромко беседовали, любезно приветствовали друзей и знакомых, умеренно выпивали, то и дело беря бокалы с подносов, с которыми сновали расторопные лакеи. Было лишь несколько мест, которые казались более уединенными, чем пустынный оазис с невидимой западней или задворки Константинополя, где за каждым углом мог спрятаться разбойник. И все же и здесь он склонен был находить опасность, риск, возможность затеять бой. Его правая рука отчаянно сжалась в кулак, но он заставил себя расслабиться, ведь в ней пока не было эфеса шпаги.

Толпа джентльменов, объединенных своим увлечением антиквариатом, неожиданно расступилась, и в комнату вошел посол, почетный гость собрания. Разговоры сразу стали громче и оживленнее.

– Его здесь нет? – Рядом с Квином стоял Грегор, также одетый в безукоризненный вечерний костюм.

– Еще нет.

– Но вы узнаете его?

– О да, можешь не сомневаться. А вот, кстати, и он.

Виконту Лэнгдауну сейчас было тридцать с небольшим, лицо его похудело, а светлые волосы стали чуть темнее, чем помнил Квин. Лэнгдаун выглядел подтянутым и довольно ловко двигался. Он вполне мог оказаться неплохим фехтовальщиком.

И вновь в мысли Квина ворвался образ Селины. Он нетерпеливо тряхнул головой, ему нужно было непременно отделаться от мыслей о ней.

Он стал пробираться сквозь толпу и наконец оказался прямо перед Лэнгдауном. Квин знал, что он немало изменился за последние десять лет, и не было ничего удивительного в том, что тот узнал его не сразу.

– Лэнгдаун?

– Сэр, мы знакомы с вами? – Виконт говорил довольно любезно и приветливо, так как был спокоен и весел в этой шумной компании.

– Квин Эшли, лорд Дрейкотт.

Квин увидел, что собеседник был потрясен, услышав его имя, и на мгновение в его глазах даже вспыхнуло беспокойство. «А он проницателен, – подумал Квин. – Или, быть может, чувствует свою вину?»

– Говорят, что вы скрывались, а теперь пытаетесь вновь пробраться в высший свет, – сказал Лэнгдаун.

– Я никуда не пытаюсь пробраться, – ответил Квин, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и дружелюбно. – Я вернулся из-за кончины своего дядюшки, к тому же мне необходимо обосноваться здесь, в моем доме в Лондоне.

– Я прослежу, чтобы вас не впускали ни в один уважающий себя клуб, – резко оборвал его Лэнгдаун.

– Интересно знать почему. Потому что когда-то я оказался юной наивной жертвой лжи и интриг вашего семейства? Это довольно оригинально, Лэнгдаун, – угрожать жертве собственных проступков. Впрочем, вы всегда были жалким, лживым негодяем.

– Да как вы смеете! – Они начинали привлекать к себе внимание, и часть мужчин уже с интересом смотрели в их сторону. – Вы оставили мою…

– Молчите, Лэнгдаун! Вы законченный подлец, если готовы упомянуть прилюдно имя леди, но я не такой и никогда не был таким. И никогда не стал бы посягать на честь юной леди. И сейчас, на глазах уважаемой публики, я готов повторить: вы – низкий, лживый, лицемерный негодяй!

– Проклятие! Вы ответите мне за это. – Лэнгдаун потерял всякое самообладание и контроль над своим голосом, он уже не говорил презрительным, высокомерным тоном, он кричал, а его лицо побагровело от ярости. – Назовите ваших секундантов.

– Мистер Васильев. – Он был его единственным другом здесь, в Лондоне, а может быть, и в целом свете. «Кроме Селины», – подумал Квин, и мысль эта оказалась такой неожиданной, что почти отвлекла его от человека, стоящего перед ним. Селина. Была ли она ему другом?

– Вы можете также рассчитывать и на меня, – сказал сэр Джеймс Уоррен. Это было непредвиденно и более чем кстати.

Квин поклонился ему, и представитель магистрата кивнул в ответ, натянуто улыбнувшись.

Возле Лэнгдауна стояли двое мужчин и шумно о чем-то спорили.

– Надеюсь, что встреча состоится как можно скорее, – сказал Квин двум секундантам Лэнгдауна. – Я выбираю шпаги.

– Оставьте выбор за нами, – сказал сэр Джеймс. – Мистер Васильев известит вас о нашем решении. А сейчас, я полагаю, вы захотите вернуться домой?

– Да ни за что, черт возьми, – сказал Квин. – Я хочу переговорить с послом по поводу пустыни Гоби. – «И к тому же не хочу сейчас идти домой, чтобы не встречаться лицом к лицу с Селиной, – подумал он. – На рассвете я встречаюсь с человеком, который попытается меня убить, но не могу справиться с какой-то упрямой девицей. Ничего, все, что мне нужно, – это жениться на ней. Тогда я смогу не отпускать ее из постели целую неделю, и уж тогда между нами не останется никаких недомолвок и прочей чепухи».

Однако что-то подсказывало ему, что все будет не так просто. Она хотела быть любимой, хотя он подозревал, что она скорее погибнет, чем примет такую любовь. «Так же как и я, – вдруг сознался он сам себе и был этим так потрясен, что встал как вкопанный и чуть не сбил с ног лакея с подносом, уставленным бокалами. – Что ж, значит, нам придется довольствоваться отличным сексом, дружбой и чувством юмора, которое также объединит нас. Но что, если она влюбится в кого-нибудь, когда мы уже будем женаты? – Он знал, что ни за что не потерпит, если у нее появится любовник, и не важно, будет он в это время в Англии или где-то в дальних странах. – Впрочем, тогда я буду обязан отплатить ей той же монетой. Мне также придется хранить ей верность. Черт возьми».

Но, уже думая об этом, он вдруг понял, что хранить верность Селине было бы не такой уж тяжелой задачей. Он принес бы ей клятву и сдержал бы ее, потому что нарушить обет значило бы для него жить во лжи, а он не позволит этого ни себе, ни ей.

Да, чем скорее он женится на этой женщине и все в его жизни снова встанет на круги своя, тем лучше.

«Завтра на рассвете в парке Хэмстед-Хит». Лина не сразу разобрала почерк Грегора. Записка была подброшена ей под дверь. «Направо у развилки возле паба «Замок Джека Соломинки», – продолжала читать она. – Шпаги». Позвонив в колокольчик, она позвала Пруденс и, когда служанка вошла, спросила:

– К которому часу его светлость и мистер Васильев попросили принести им горячую воду для бритья и умывания?