Соловей для черного принца (СИ) - Левина Екатерина. Страница 117

— Что за рожи! — выдохнула она брезгливо, после того как очередной «знакомый» Дамьяна с блеском завершил серию подмигиваний и скрылся в толпе. — У вас с ними какие-то дела, Дамьян? Или так, общее прошлое?

— И то и другое, мисс Тернер.

— Мне трудно представить, что у них может быть что-то общее с вами.

— Вот и не затрудняйте свою красивую головку.

— А вы не расскажете?

— Нет.

— Даже если я сильно попрошу вас об этом?

— Ливингтон, я слышал, вы врач? — резко сменив тему, обратился Дамьян к Николсу, умышленно не заметив негодования на лице своей спутницы.

— Еще только учусь. Прохожу практику в больнице в Солсбери.

— Вот как, решили работать среди низших слоев населения.

— Бедным нужно лечение точно так же как и богатым.

— Обычно бедные умудряются умирать и без присмотра врача, — съязвил Дамьян. — Они в состоянии оплатить только одно — либо гроб, либо лекаря. Бессменный выбор всегда за первым. Зачем попусту тратить деньги на бесполезное светило науки, если после его визита все равно отдашь богу душу.

— Я лечу, мистер Клифер, а не калечу! — в голосе Николса прорезалась жесткая нотка, и все мы вдруг ясно поняли, что он, бесспорно, знает и любит свою профессию и готов стоять за нее до последнего. — Именно с этой целью я живу и учусь! За жизнь своих пациентов я буду бороться как за свою. Это вопрос не только чести и долга — это вопрос совести, Клифер.

— Вряд ли для мистера Клифера слова «честь», «долг», «совесть» имеют какое-то значение, Николс, — обратилась я к нему. — Его может волновать только одна вещь — деньги. А твое рыцарское стремление помогать людям, он скорее назовет блажной дурью и сочтет отличным поводом поглумиться.

— Отчего же. Я не могу не оценить тех людей, что бросают вызов судьбе, — вкрадчиво возразил Дамьян. — Но и заведомо проигрышное дело не вызывает во мне отклика, каким бы благородным оно ни было. Благотворительностью сыт не будешь.

— А выигрыш — это набитый кошель и служение упитанным богачам? — горячо воскликнула я. Николс стоял рядом со мной и я, выражая свою поддержку, сжала его плечо. — А простые люди пусть подыхают?! Можно полюбопытствовать, Дамьян, когда ты жил в трущ…в Лондоне, ты, наверно, никогда, совершенно никогда не болел?

В его глазах вспыхнул зловещий огонь. Я ощутила себя при этом так, будто угодила одной ногой в трясину и должна как можно скорее отступить обратно, пока меня не засосало. Спасение пришло, как ни странно, от Виолетты, и в этот раз я была ей благодарна за ее раздражительность.

— Роби, что на тебя нашло! Еще немного и ты испортишь всем настроение. И что ты вцепилась в Николса?! Ему, наверняка, неприятно! Но он — джентльмен, и будет стоически терпеть твои поползновения! И, в конце концов, может быть, уже начнем веселиться?

Когда мы пробирались сквозь толпу, я заметила, что при виде Дамьяна люди тревожно отступали. Кто-то испуганно или с неприязнью глядел ему вслед, кто-то бормотал проклятия, но ни один человек на нашем пути не остался равнодушен к его появлению.

Рэй и Сибил держались позади нас. Между ними завязался серьезный разговор. Настолько серьезный, что вынудил парня говорить, причем делал он это с несвойственной ему эмоциональностью. По отдельным фразам, долетавшим до меня, я поняла, что речь идет о свадьбе. Пару раз в разговоре проскользнуло мое имя, и я невольно прислушалась. Мне показалось, что Сибил отвечает натянуто, словно разговор ей неприятен. Я обернулась — у нее, и впрямь, был расстроенный вид.

— Спасибо вам, Найтингейл, — занятая разведыванием чужих тайн я не заметила, как Николс поравнялся со мной и пошел рядом.

— За что?

— За то, что так отважно защищали меня.

— Пустяки. Дамьян иногда бывает просто невыносим. И тогда страдает всякий, кто попадется ему под руку.

— Я слышал, вы гостите в Китчестере.

Он уже взял себя в руки и ничем не напоминал того несчастного, что не мог спокойно, без щенячьей преданности во взгляде, смотреть на Виолетту.

Парочка позади нас замедлила шаг и отстала.

— Похоже, «жуткий граф» не настолько страшен, как о нем говорят. Едва ли у вас был бы такой цветущий вид, если бы вам пришлось терпеть пытки и лишения.

Я улыбнулась.

— Граф — маленький безобидный старичок. Никто бы не подумал при виде него, что этот коротышка внушает страх сотням жителей. А обитатели замка, хотя и не все приятные люди, но вовсе не безжалостные звери.

— И все же я поражен вашей смелостью. Впрочем, вы, Найтингейл, всегда ею отличались. До сих пор вспоминаю, как вы вытащили мисс Рид. Юные леди обычно не бросаются под копыта лошадей, чтобы спасти человека, не так ли?

— Я придерживаюсь мнения, что мы не так хрупки, как представляют нас некоторые.

— Просто мужчины боятся лишиться своего превосходства, признай они, что женщина хоть в чем-то может быть лучше них. Поэтому и вынуждены придумывать байки про слабый пол.

— О, и это говорит мужчина!

— Я молод и смотрю на мир незамутненным предрассудками и пережитками прошлого взглядом… В больнице я неоднократно был свидетелем того, как сестры трудились, ухаживая за больными, когда многие работники-мужчины валились с ног от усталости.

Упоминание о больнице дало мне повод расспросить Николса о работе. Но он отвечал односложно, словно его заботило в этот момент нечто более существенное, чем его практика.

— Найтингейл, если я обращусь к вам с личной просьбой, вы не сочтете меня излишне дерзким и неучтивым.

— Вряд ли от вас может исходить что-то неучтивое, Николс.

Его лицо окрасилось в алый цвет, а рука непроизвольно потянулась к волосам. Он смущенно осмотрелся, будто опасался, что нас могут подслушать.

— Это из-за Виолетты…то есть, мисс Тернер, — он покраснел еще сильнее, так что веснушки слились с цветом лица. — Я хочу вас попросить…кхм…подыграйте мне, Найтингейл.

— Что вы имеете в виду? — но тут я сообразила, что означает его просьба. — О, но это совершенно невозможно.

— Почему же? Если я неприятен вам, тогда приношу свои искренние извинения…

— Николс, дело совсем не в этом, — поспешно прервала его я, — конечно же, вы мне приятны, но…Неужели вы думаете, что сможете этим спектаклем привлечь внимание Летти?

— Почему бы не попытаться?

— Потому что сейчас вы не конкурент Дамьяну Клиферу! — прямо сказала я, и хотя мои слова прозвучали, как удар плетью, я считала, что в данной ситуации горькая правда лучше всего. — Он опасный человек, о нем мало что известно и, кроме того, общество заклеймило его, как негодяя и бандита. С таким набором козырей он еще долго будет оставаться в глазах Виолетты самым привлекательным поклонником. А вы? О вас она знает буквально все.

— Поэтому я и прошу вас! Я должен чем-то поразить Виолетту, и самое лучшее — это показать, что на ней свет клином не сошелся. Это должно пронять ее!

С одной стороны, он прав. Потеря самого преданного поклонника, может оставить глубокую рану на самолюбии Виолетты. Но с другой — могло ли это дать Николсу то желаемое преимущество, которое затмило бы все достоинства его соперника?

Разумеется, мне стоило отказаться от этой нелепой затеи. Но тогда мне пришло в голову, что, если я соглашусь, то и сама смогу проучить кое-кого, поставив на медный лоб Дамьяна несильный, но чрезвычайно досадный щелбан.

— Ну, раз такое дело, тогда я, пожалуй, возьму тебя под локоть.

Мы подошли к большому, огороженному тюфяками с сеном, кругу, где в самом разгаре шла игра в жмурки. Под аккомпанемент звенящего бубна около дюжины парней и девушек с шарфами на глазах пытались поймать хлипкого юнца со связанными за спиной руками и колокольчиком на шее. Конечно, стоило ему двинуться, как колокольчик начинал звенеть, а остальные, слыша звон, гонялись за юнцом по всему кругу, наваливаясь на тюфяки и сталкиваясь друг с другом. Те, кто заступал или вываливался за ограждение — выбывал из игры. И нередко случалось так, что человек с колокольчиком на шее оказывался достаточно шустрым и увиливал от «ловцов» до тех пор, пока в круге никого кроме него не оставалось. Зрители же криками и шутками подбадривали игроков, в особенности тех на кого они на спор поставили монетку.