Соловей для черного принца (СИ) - Левина Екатерина. Страница 52

— Я не тюк с шерстью, чтобы мной владеть! — воскликнула я.

— Нет, ты гораздо более драгоценная вещь, — его газа сузились, выражение лица стало зловещим. — Нет, ты бесценна… Я буду тобой владеть, как самым величайшим сокровищем.

От этой бесстыдной прямолинейности я разозлилась еще сильнее. Как он красуется, как он самоуверен! Не думая о последствиях, я выпалила первое, что пришло мне в голову.

— Что за детские выходки! Тебе давно пора оставить свои издевки и вести себя, как подобает настоящему мужчине, а не уличному хулигану. Или ты способен только вредить и лгать, доставляя окружающим людям одни неприятности?! Ты зазнавшийся, самодовольный индюк!

Бросив ему в лицо слова, я молниеносно развернулась, чтобы не видеть его бурной реакции, и начала карабкаться вверх по склону, откуда мы только что спустились. Так, трусливо поджав хвост, улепетывает дворовая псина, сжавшись всем тельцем в ожидании летящего вслед за ней камня. Вот и я боялась оглянуться, с каждым ударом сердца ожидая мстительного нападения. Но секунды проносились, а сзади была тишина — безмолвная, но почти физически ощутимая от звенящего в воздухе напряжения. Я уже трижды обругала себя, жалея, что позволила слабости взять верх и не встретила его ответ с достойным хладнокровием.

Как назло овражный склон никак не желал поддаваться моим усилиям. Каждый шаг я делала с трудом из-за налипших на ботинки тяжелых комьев глины. Увесистый груз мешал мне принять устойчивое положение, и я опасалась, что в следующий раз непременно потеряю равновесие. Так и случилось. Сделав очередной неуверенный шаг, я почувствовала, как ботинок начинает скользить. Судорожно вытянув вперед руку, я схватилась за хилый кустик в безнадежной попытке устоять на ногах. И в ту же секунду вырвавшиеся на свободу корни окатили меня фонтаном земляных брызг, и я, больно приземлившись на мягкое место, съехала вниз.

Нет, земля не разверзлась подо мной, чтобы поглотить меня и скрыть от невольного свидетеля мой мучительный стыд. Даже падение в навозную кучу, мне показалось в этот момент таким незначительно-мелким событием, по сравнению со случившимся сейчас.

Я так и сидела не шелохнувшись, желая только одного, исчезнуть, раствориться в этой склизкой грязи. Звук шагов нарушил оцепеневшую тишину. Дамьян обошел меня и встал передо мной. Невидящим взглядом я уставилась на его сапоги. В отличие от моих ботинок они не были покрыты толстым слоем глины, лишь темно-бурые пятна с прилипшими к ним разорванными травинками красовались на квадратных носах. «Это несправедливо, несправедливо…». В отчаянии я закрыла лицо грязными ладонями, чтобы не видеть тускло поблескивающих мокрых сапог. Я знала, что этот беспомощный жест не спасет меня от Дамьяна, и с ужасом ждала его жестокого, безжалостного смеха.

Но он не засмеялся. Вместо этого Дамьян склонился надо мной и рывком поднял на ноги. Я все еще держала ладони у лица, они были настолько одеревеневшими, что я не в силах была разжать их. Когда он принялся отряхивать с одежды грязь, волны ледяной неловкости окатили меня с ног до головы, остужая пылавшие от стыда щеки. Уже в сотый раз я воззвала к своей хваленой гордости, пытаясь вернуть утраченное самообладание. Однако его быстрые прикосновения, еще больше усугубляли мое и без того жалкое состояние. О чем Дамьян, разумеется, знал, и я предположила, что он таким образом мстит мне.

Стоя в оцепенении, я молила, чтобы он ушел, оставил меня одну. Но уже в следующий миг Дамьян без усилий отвел мои онемевшие руки от лица. Я не смела взглянуть на него и поспешно опустила глаза. Но он не позволил. Сжав холодными пальцами мой подбородок, Дамьян требовательно запрокинул мою голову, заставив посмотреть на него. Вместо омерзения, которого я страшилась, на его лице сияла широкая мальчишеская улыбка. Ветер трепал белые волосы, захлестывая спутанные пряди на глаза.

— Я похожа на огородное чучело, — пролепетала я и обрадовалась, услышав, что голос прозвучал не так жалко.

— Еще как! — согласился со мной Дамьян, и водрузил обратно на макушку шляпку, съехавшую на самое ухо. При этом несколько креповых незабудок, любовно пришитых тетей Гризельдой, отвалились и остались у него в ладонях, размокшими, оборванными лоскутами. Крашеная материя от сырости полиняла, испачкав его пальцы голубой краской. Заметив это, Дамьян выругался и со всего размаха зашвырнул крохотные лоскутики в грязь. А затем рассмеялся, увидев мой жалобный взгляд, которым я проводила злосчастные цветы. Я тоже слегка улыбнулась, наблюдая за ним. Былая уверенность возвращалась ко мне. Еще немного и я смогу без стыда и смущения смотреть ему в глаза.

— Мое поведение было ужасным, — сказала я уже более окрепшим голосом.

— Отвратительным до самой печенки! Хотя временами все девственницы страдают помутнением рассудка!

Я открыла было рот, чтобы ответить на его оскорбление, но Дамьян опередил меня:

— Я шокирован тобой, сведен с ума, ошеломлен, возможно даже, убит наповал… Какие еще досчтоинства ты собираешься мне продемонстрировать? Хотя лучшего эффекта, чем сейчас, тебе уже врядли удастся достичь.

Внезапно, Дамьян поднял меня на руки и зашагал через овраг. Он уверенно двигался вперед по упругим кочкам и сухим прогалинам, которые каким-то чутьем находил в вязкой жиже из гниющего осота и речного ила. Его руки держали меня крепко и легко, будто я махонькая девчушка, или сам он — мифический Геракл. Подойдя к склону, он не опустил меня, а все с той же уверенностью начал взбираться вверх по скользкой глине. Пару раз мы чуть не скатились вниз, но Дамьян чудом удерживал равновесие.

Когда мы очутились наверху, я попыталась высвободиться. Но он и глазом не моргнул на мою просьбу опустить меня.

— Ты помнишь, как мы расстались прошлым летом, Найтингейл? — вместо этого спросил он, шагая вперед. Дамьян редко произносил мое имя и, наверное, от этого мне почудилось, что он выдавил его из себя, заставив язык и рот с трудом произносить каждую букву.

Мне его вопрос показался до абсурдности глупым. Как я могла забыть об этом? Часы, недели, месяцы я переживала весь наш разговор заново.

— Ну, не совсем чтобы очень… — пробормотала я. — Помню, мы немного повздорили.

— Значит повздорили? — Дамьян нисколечко не поверил в мою дырявую память. — А вот я помню все, что сказал тебе тогда. Тебе интересно, зачем я сегодня пришел? Я пришел из-за тебя, соловей. Я должен был… удостовериться в себе. Узнать, до сих пор ли я болен тобой!

Я боялась отвечать, вдруг ляпну что-нибудь не то и своим глупым ответом испорчу это тревожное мгновение откровенности. Дамьян продолжал идти, все также крепко, без признаков усталости, сжимая меня в своих руках.

— Ты ведь знаешь, что своим появлением сильно мешаешь мне?

— Неужели? — голос меня подвел и у меня вырвался только тихий шепот.

— Пока тебя не было, старик жил только одним — Китчестером. Я воспользовался этим. Изучил каждый камень, каждую травинку и песчинку, чтобы знать, что может принести пользу замку, а старику долгожданное удовлетворение. Мне же — сам Китчестер! Я хотел, — он рассмеялся, но в смехе не было радости, только мучительная тоска, — нет, я хочу владеть им. Но объявилась ты и все разрушила. С самого твоего появления я стал наблюдать за тобой, восприняв тебя как явного врага. Я не дурак, соловей. Жизнь вбила в меня столько опыта, что еще несколько подобных уроков и я просто задохнусь в нем. Но благодаря этому, я умею предугадывать и опережать события. Так и с тобой — я знал, что рано или поздно ты захочешь заполнить чистую страницу под заглавием «Китчестеры». А придя к графу, ты завоюешь его. И тогда для меня будет все потеряно.

— Ты ошибаешься! — я удивилась, что голос мой не сорвался, хотя я была напряжена до предела. — Я не собираюсь никого завоевывать, я хочу только узнать его ближе. И мне ничего не надо от графа Китчестера.

— Глупая! Ты уже завоевала его. Даже если ты ничего не хочешь от него, кроме дедовской любви, он все равно сделает по-своему — выбросит одного любимца и пригреет другого.