Соловей для черного принца (СИ) - Левина Екатерина. Страница 76

— Почему, — спросила я, старательно всматриваясь перед собой.

— Увидишь.

Внезапно коридор оборвался, и мы уперлись в стену. Но Эллен решительно повернула направо, и мы оказались в другом коридоре, закончившемся ступенями ведущими вверх.

— Когда-то это был потайной ход, — пояснила она. — Но когда ставили пристройки, его разобрали и сделали переход к ним.

Мы поднялись по ступенькам и оказались в большом зале, освещенном двумя окнами. Вдоль стен стояли дубовые шкафы и ряд сколоченных из необработанных досок кроватей. Мебель была обветшалая кое-где сломанная, и было понятно, что ей не один век.

— Что это? — воскликнула я. — Похоже на госпиталь.

— Это и есть госпиталь, — подтвердила Эллен, тяжело дыша. Чувствовалось, что она слабела. От долгой ходьбы у нее появилась отдышка, и сухой кашель все чаще прерывал ее слова. — Когда-то здесь устраивали больных. В замке обязательно жил лекарь, который смотрел за всеми обитателями. Отсюда можно попасть в два примыкающих флигеля, — она указала на низкие арочные проходы в стене. — В одном была уборная, а в другой выносили мертвецов.

Я поежилась — гнетущее место. И предложила Эллен здесь не задерживаться и идти дальше.

— А мы уже пришли, — неохотно пробормотала она.

Кутаясь в шаль и стиснув ее края под горлом, словно надеясь спрятаться в ней, женщина пересекла комнату и открыла черневшую в стене дверь. Мы оказались на улице, и моему взору предстала часовня. Темно-серое здание располагалось на квадратной площадке, зажатой между постройками. Стены флигелей безжалостно нависали над этой старинной, повидавшей и пережившей не мало разрушительных бурь, часовенкой. От стертых ступеней, на которых мы обе застыли, вела дорожка, усыпанная галькой, по бокам от нее цвели крупные фиалки и ирисы.

— Какое необычное расположение, — воскликнула я, пройдя вперед и осматриваясь.

— Ничего необычного, — услышала я напряженный голос Эллен. Она все еще стояла на ступеньках и держалась за дверь. — Часовня гораздо древнее пристроек. Когда их ставили, надеялись перенести часовню, но средств на это уже не хватило. Поэтому оставили как есть, решив, что в будущем построят другую.

— Но последующие Китчестеры оказались такими же безденежными, — закончила я за нее.

Охватив весь дворик одним беглым взглядом, я обратила все внимание на выложенное из крупного серого камня строение. Высокие остроконечные окна увивали резные переплеты, а вместо обычных стекол были вставлены радужные витражи. Внутрь вела окованная дверь. Я отодвинула деревянный засов и распахнула ее. Озорные лучи солнца тут же нарисовали мою удлиненную тень на неровном каменном полу. Я вошла внутрь и почувствовала тяжелый запах — сырости, древности и какой-то полировки, которую использовали для скамеек. И только цветные пятнышки от витражей, рассыпанные повсюду, придавали помещению не такой суровый и безрадостный вид. Наверное, я должна была испытать благоговейный трепет, услышав, как гулко отдаются мои шаги в тишине. Но ничего этого я не ощущала, только интерес.

Два ряда почерневших от времени скамей вели к возвышению, на котором стоял алтарь. Вдруг я услышала отрывистый вздох. Обернувшись, я увидела в проеме Эллен, бессильно навалившуюся на дверь. Она пряталась за ней, как за щитом. Ее лицо, искаженное обуревавшими ее чувствами, было белее мела.

— Вы могли бы не входить сюда, — торопливо заметила я.

Она не ответила, но сделала шаг вперед. Ее глаза неотрывно смотрели на алтарь, на котором ей когда-то привидился младенец. Я понимала, что сейчас лучше не разговаривать с ней. Она должна преодолеть свой страх. Подойдя к алтарю, я принялась изучать его: потемневшая каменная плита, свет падавший на медный аналой и позолоченные кисти ткани, покрывавшей алтарь.

— Когда-то я часто приходила сюда, — за моей спиной раздался тихий голос, похожий на шелест. Она уже сидела на скамейке, бессильно опустив руки на колени — Мне нравилось бывать тут. Здесь так покойно, умиротворенно…

— Вы могли бы приходить сюда и сейчас.

— Сейчас…сейчас мне тяжело переносить даже службу, — она закрыла глаза, и я заметила, что ее тело стало немного раскачиваться.

— Сюда не слишком удобно ходить слугам и жителям замка, — прокомментировала я, стараясь отвлечь ее от горестных мыслей. — Приходиться заходить в дом и идти через него. Несомненно, это доставляет много хлопот как людям, так и семье.

— Мы не молимся с простолюдинами, — ответила она, но голос потонул в охватившем ее кашле. Когда приступ прошел, она пояснила. — Слугам не дозволено заходить сюда. Люди ходят в ближайшие деревни. А здесь молятся только члены семьи.

— Я не заметила кладбища. Да тут и места нет под него.

— Китчестеры хоронят своих мертвецов не в Китчестере. Похоже, они бояться осквернить его.

Меня озадачила фраза, но я не стала любопытствовать, чем же могут осквернить китчеровские мертвецы. Тусклые глаза Эллен не двигались, она сидела, уставившись на позолоченные кисти, свисающие с алтаря.

— Тихо, как в могиле, — вдруг произнесла она. — Найтингейл, ты хоть немножко боишься?

— Здесь нечего бояться, — немного обескураженная, сказала я.

— А привидения? — спросила Эллен после недолгой паузы.

— Мертвые не могут причинить вреда живым.

— Многие так заблуждаются.

— Но нам то нечего опасаться, верно.

Она покачала головой.

— Тогда почему же Леми приходит ко мне? Он хочет, чтобы я присоединилась к нему.

— Эллен, — решительно начала я, — с вами сыграли злую шутку…

Но она вдруг засмеялась, приложив палец к губам.

— Тсс…Он может быть уже здесь, — она подняла глаза к сводчатому потолку и прислушалась.

Раздражение волной накатило на меня. Теперь я понимала, что имел в виду дед, рассказывая о ее помутнении. Мне захотелось подойти к ней и встряхнуть, как следует, чтобы искры из глаз посыпались, и вместе с ними всякие бредовые вымыслы.

— Его здесь нет, и не может быть, Эллен.

Она вздрогнула всем телом и бессознательно подтянула на плечи сползшую шаль.

— Его здесь нет, — бессмысленно повторила женщина, а затем судорожно заговорила. — Я просила не разлучать нас, а его все равно унесли. Его отняли у меня, Найтингейл. И теперь он далеко. Его крохотное, розовое тельце грызут черви, и обжигает ледяной холод. И я не могу защитить его от них. Черви, Найтингейл! Как бы тебе понравилось, если бы в твою мягкую плоть впивались черви…И сквозняки! Они там повсюду, просачиваются через все щели и дуют, дуют…

Мне дико хотелось заткнуть уши и выбежать вон из часовни. Но мне было безумно жаль эту женщину. Я не знала, как утешить ее. Все те действия, что я могла совершить сейчас, казались мне жалкими, по сравнению с ее всепоглощающим горем. Я попыталась присесть на скамью рядом с ней, но она вздрогнула и, протестуя, подняла руку. Не найдя ничего лучшего я пробормотала традиционную фразу. Одну из тех пустых и до противности равнодушных фраз.

— Время лечит, Эллен. Вы должны жить дальше.

— Время… — прошептала она. — Возможно. Но время не всесильно, не так ли? Говоришь, оно вылечит. Но ведь есть чувства, которые не поддаются лечению?

Я промолчала, делая вид, что рассматриваю висящий на стене за алтарем крест. Внезапно я услышала ее возглас:

— Нет! нет! нет! — ее губы скривились, трижды надрывно выталкивая слово. Она вскочила и рванулась к выходу. Я ринулась следом, но было уже поздно. Снаружи, визгливо скрипнув, задвинулся засов. Я растерялась от неожиданности, но потом возмутилась.

— Эллен, откройте! — потребовала я.

Ответа не последовало. Прислонившись к двери, я прижала ухо к сточенным жучками доскам и отчетливо услышала хруст гальки под ногами удалявшейся женщины. Я стала барабанить в дверь кулаками, но это не произвело никакого впечатления. Я выждала еще пару минут и прислушалась вновь. За дверью не раздалось ни звука.

Я не знала, что мне делать. Конечно, ничего страшного не произошло. Меня скоро хватятся. Когда я не появлюсь к обеду, леди Редлифф непременно возмутится подобным поведением и, чего доброго, посчитает за намеренное оскорбление. Кого-нибудь отправят меня искать, как в первый день, она отправила Дамьяна, когда я опаздывала…Только Дамьяна нет. А было бы здорово, если бы за мной пришел именно он… Какая нелепость, тут же одернула я себя. С чего бы мне хотеть этого. Я буду рада любому, кто освободит меня!