Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 74
- Холодная, - сомневаясь, заметила она.
- Зато солнышко нынче жаркое, - улыбнулась Софи, решительно входя в воду. Замерев на мгновение, она поежилась и присела, окунувшись в воду по плечи. Вода и в самом деле была довольно прохладной, в тело будто впились тысячи маленьких иголочек. Софи не очень хорошо плавала, а потому заходить в воду далеко не решилась. Остановившись там, где вода доходила ей до талии, она еще несколько раз плеснула на себя.
Побродив у берега, Катерина вернулась под тент и, надев капот, устроилась в кресле, предпочитая наблюдать за Софьей с берега. Наслаждаясь тишиной и покоем, царящими в парке, Кити залюбовалась бабочками, кружащими в воздухе в своем путаном танце. Проследив за ними взглядом, она краем глаза заметила какое-то движение у самой ширмы. Обернувшись, Катерина встретилась взглядом с братом. Раневский стоял в расслабленной позе, прислонившись плечом к массивному стволу дуба, его белый колет был небрежно расстёгнут. Приложив палец к губам, Александр скинул его с плеч. Улыбнувшись ему понимающей улыбкой, девушка поднялась со своего места и неспешно направилась к дому, оставив брата наедине с Софьей. Торопливо раздевшись до исподнего, Раневский вошел в воду. Обернувшись на шум за спиной, Софья испуганно ахнула, но разглядев того, кто приближался к ней, устремилась ему навстречу.
- Саша! – обнимая широкие плечи, приникла она к нему.
Склонившись к ней, Александр нашел ее губы, вложив в поцелуй всю тоску, что испытывал в разлуке с ней. Отстранившись, он окинул ее жадным взглядом. Намокший батист совершенно не скрывал контуров стройного тела. Обняв тонкую талию, Раневский приподнял ее и, прижав к себе, зашагал к берегу. Опустив ее на колет, расстеленный на траве, Александр навис на ней, удерживая вес своего тела на вытянутых руках.
- Кити! – ахнула Софья.
- Ушла, - прошептал Раневский, приникая к ее губам в долгом поцелуе.
- Но как можно…, - уперлась ладонями в широкую грудь Софи.
- Madame, увидев вас в таком виде, боюсь, я не в силах более держать в узде свои желания.
Софья тихо рассмеялась, услышав, как он чертыхнулся, сражаясь с мокрыми завязками ее панталон. Было что-то греховное и порочное, лежать вот так в его объятьях, наслаждаясь лаской сильных и одновременно нежных рук. От осознания того, что в любой момент кто-нибудь может явиться в этот райский уголок и нарушить их уединение, лишь сильнее горячило кровь. Никогда в своей жизни ей не доводилось испытывать ничего подобного, чувство всепоглощающего счастья захлестнуло с головой. Каким наслаждением было касаться его нагретой летним солнцем кожи, чувствовать дрожь сильного тела в своих объятьях. Слепящей вспышкой солнце взорвалось перед закрытыми веками, вцепившись в его плечи, Софи тихо вскрикнула. Не удержав веса своего тела, Александр на какое-то короткое мгновение придавил ее своей тяжестью, но сделав над собой усилие, скатился с нее и растянулся рядом во весь рост.
- Только рядом с тобой – мой рай земной, - тихо прошептал он.
Софья, застеснявшись своей наготы в ярком свете летнего дня, попыталась укрыться от его взгляда, но он перехватил ее руки и отрицательно покачал головой.
- Не прячься, mon ange, дай мне наглядеться на тебя. Ежели бы только знала, сколь прекрасна, - склонившись к ней, Александр коснулся быстрым поцелуем приоткрытых губ.
Прервав поцелуй, Софи поднялась и, взяв с кресла шелковый халат, закуталась в него и только после того, опустилась подле мужа на траву. Перевернувшись на живот, Раневский прикрыл глаза. Софья замерла, глядя на обезображенную шрамами широкую спину. Мягкая ладошка скользнула вдоль позвоночника. Вздрогнув, Александр приподнялся на локте.
- Это все моя вина, - прошептала она.
- Перестань терзаться, - ответил Раневский, натягивая рубаху. В чем твоя вина? В том, что я попался в плен к туркам? Полно. Разве можно было знать о том?
- Но ведь…
Раневский приложил палец к ее губам:
- Ни слова более, ma bonne, ни слова.
- Какую же боль тебе причинили, - коснувшись его руки, на которой отсутствовал мизинец, вздохнула Софья.
- Куда больнее мне было слышать твои слова, когда говорила Кити, что не любишь меня, - отозвался он, накрывая ее руку, своей ладонью.
- Помнится, ты тоже говорил мне, что не любишь, - грустно улыбнулась Софи.
- Моя вина в том, - отвел глаза Раневский. – Мне не забыть тот вечер, когда давали бал в доме Завадских, - продолжил он, не глядя на нее. - Именно тогда я решился сделать предложение, потому как знал, что твои дядюшка и тетушка рады будут согласиться на любое сватовство после того конфуза. Я не должен был… Андрей предупреждал меня, но я не внял его словам, стремясь, прежде всего, разрешить собственные затруднения и не думал о тебе. О том, каково это будет: жить с женщиной, к которой не питаешь никаких чувств.
- Я все думаю о том…, - нерешительно начала Софья.
- О чем, ma chйrie?
- Что ежели я вновь стану такой, какой была? – выдохнула она.
Раневский долго молчал, обдумывая ее слова, взяв ее за руку, он поднес к губам тонкую кисть:
- Отчего тебя заботит это? – поинтересовался он.
- Ты заговорил о прошлом, и я не могу не думать о том.
- Оставим прошлое прошлому, - нахмурился Раневский.
Софья умолкла, отвернувшись к берегу. Александр рассеяно запустил пальцы в растрепанные русые кудри. Он уже успел забыть о том, какой она была, но она сама заговорила о том, вернув в его память тот образ, что он так старался забыть.
- Как легко полюбить красивый образ? Не правда ли? – спросила Софи, не глядя на него.
- Я люблю не образ, Софи. Я люблю женщину живую, нежную, страстную, - горячо заговорил Раневский. – Я впервые испытываю подобные чувства, и в какой-то мере они даже пугают меня.
- А Надин? – повернулась к нему Софья.
- Надин… Надин – это прошлое, - медленно произнес он.
Поднявшись, Раневский торопливо оделся, и, подав руку жене, помог ей подняться. Александр не выпустил ее руки, пока они неспешно шли к дому, поднимались на крыльцо и только перед дверью в ее покои, он отпустил ее.
Как же быстро минули три дивных дня и три ночи, наполненные страстью и томной негою, будто одно мгновение. Неумолимое время бежало вперед, призывая Александра покинуть сей чудный уголок, которым для него стало Вознесенское и вернуться вновь к делам службы. Раневский, как и обещал, передал Кити письмо от поручика Чернышёва. Он попытался понять ее отношение к Сергею, но Кити весьма сдержано отреагировала на пылкое послание. Чернышёв нисколько не таясь, писал ей о том, интересе, что он испытывает к ней с момента их единственной и короткой встречи и молил ее о возможности продолжить знакомство:
«Признаюсь, я был очарован Вашей хрупкой прелестью. Никогда ранее в своей жизни мне не приходилось встречать создания более утонченного и прекрасного, чем Вы, Екатерина Сергеевна. Молю Вас, не будьте слишком суровы к моему страдающему без Вашего общества сердцу и позвольте бывать у Вас с визитами».
Катерина долго раздумывала над ответом. Коли Александр сам привез ей письмо от Чернышёва, стало быть, он одобрял интерес поручика к ее персоне и считал Сергея достойной партией для нее. Как поступить? Все что ей хотелось – это чтобы ее оставили в покое, позволив и далее лелеять в сердце то чувство, что она испытывала к Andrй. Пусть не дано случиться тому, пусть невозможно, но и другому нет места в самом потаенном уголке души. Но в то же время, отвергни она Сержа, Александр будет разочарован. После долгих размышлений Кити написала несколько строк Чернышёву. Это была скорее короткая записка, чем письмо. Весь ее смысл сводился к тому, что она рада будет продолжить знакомство, но в то же время, Кити не написала ничего о том, когда ей было бы удобно принять Сержа, тем самым ставя его в весьма неудобное положение. Чтоб увидеться с ней, Чернышёву, надо было бы писать еще раз, либо ждать, когда Раневский вновь соберется поехать в Вознесенское, дабы отправиться вместе с ним. Отсрочив, таким образом, неизбежную встречу, Катерина понадеялась, что она и вовсе не состоится, что поручик рано или поздно потеряет к ней интерес и забудет о своем увлечении. Казалось, Серж смирился с отказом и после еще одного равнодушного ответа Кити не осмелился более писать ей.