Космический маразм - Бушов Сергей. Страница 84

Те семь человек, которые скитались по свету в поисках «Парка Культуры», тоже были очень разными, и в каждом точно так же открывалась своя бездна.

Старый убеждённый коммунист Илья Владимирович, чьи руки тряслись, а брови неустанно шевелились, то приподнимаясь удивлённо, превращаясь в галочку из инвентарной книги, то обвисали, как налившиеся колосья пшеницы, то выстраивались в строгую линию, как орденские планки на его груди, был весь словно на ладони. Он ничего не скрывал, резал правду-матку и отрицал всё, чего не понимает.

- Мы обязательно найдём «Парк Культуры», - говорил он. - Это просто какая-то ошибка, и в своё время за неё обязательно кто-то понесёт ответственность. Либо виноваты начальники в «Метрострое», которые по неосторожности снесли станцию, а потом побоялись это признать и запутывают следы, либо это происки троцкистов, которые прибыли на подводной лодке из Сибири и нарыли подземных ходов, чтобы уничтожить Советскую власть и ввести в заблуждение нас – простых честных тружеников. Ведь как всё началось? Можно сказать, обыденно. Мы все не планировали совершать ничего предосудительного. Зашли в вагон метро на станции «Октябрьская». Не толпились, не шумели, вели себя как порядочные граждане. Девушка с зонтиком мне место уступила из уважения к моим годам. И то, что после станции «Октябрьская» оказалась вдруг «Павелецкая», абсолютно несправедливо и противоречит всем международным соглашениям. Слава Богу, что мы вышли из поезда и, собравшись вместе, обсудили всё коллегиально. Теперь все мы – свидетели, и можем подать на виновных в суд.

Эдуард Валентинович, полноватый и лысоватый мужчина в очках и потрёпанном пиджаке, надетом поверх замызганной майки, считал себя интеллигентом и потому полагал, что всегда должен иметь своё мнение по любому вопросу.

- Всё это легко объяснить с научной точки зрения, - провозглашал он, поправляя очки. – Скорее всего, это обыкновенная аномалия. Должно быть, пространственная. А может, временная. Или магнитная. А может статься, что и все три одновременно. Поэтому нам нужно тщательно документировать наши наблюдения, - при этом он доставал блокнотик и начинал записывать в нём последовательности загадочных сокращений, которые потом ни за что не смог бы разобрать.

Антипов, маленький небритый мужичок в невзрачной телогрейке, слабо интересовался научными теориями.

- А я знаю, что это такое, - хмуро изрекал он, глядя всё время куда-то вниз. – Это всё самая настоящая херня. Мне вот надо было на «Парке Культуры» с друганом встретиться, он мне электромотор обещал притащить почти новый. Не встретился, ну и херня это всё. Сдался мне этот мотор… И закончится всё тоже полной хернёй, вот попомните моё слово.

Володя, по непонятной причине возглавлявший эту странноватую процессию, напротив, почти всё время улыбался, смущался и заикался, хотя говорил при этом убеждённо:

- Я уверен, что это специальное п-проклятие, наложенное на нас опытным специалистом в области чёрной магии. В наше время уже т-трудно отрицать, что экстрасенсорные способности вполне могут существовать. И вполне п-понятно, что какому-то недоброму магу з-захотелось наложить на нас заклятие блуждания. Осталось т-только понять, зачем.

Толстая женщина в бесформенном пёстром балахоне, которую никто не называл иначе как товарищ Крыленко, всё время чесала у себя то под мышками, то сзади, то между ног и повторяла громовым голосом:

- Это безобразие! Это всё нужно немедленно прекратить! Мы им что, подопытные кролики? Да мы крупнее любого кролика в десять раз! Я, между прочим, на «Парке Культуры» живу. У меня там все продукты протухнут. Кто ущерб возместит?

Задумчивый и медлительный парень с магнитолой на плече по имени Константин бубнил невнятно:

- Я уже находился в изменённом состоянии сознания. Очень похоже. Мы там, в вагоне, получили сильную дозу галлюциногенного вещества, и теперь коллективно глючим во всех измерениях. Но самое страшное будет, когда нас отпустит. Ломка, все дела, и ещё неизвестно, где и кем мы окажемся. Нам надо «Парка Культуры» держаться. Если думать о чём-то другом, свихнёшься наверняка. Только «Парк Культуры». С него всё началось, он самый достоверный.

Девушка в больших очках, имени которой никто не знал, и все стеснялись спросить, подтверждала:

- Мы очень мало знаем об окружающем мире, и, скорее всего, сейчас открываем его новые горизонты, как когда-то Дарвин придумал теорию эволюции, - впрочем, она тут же вдруг заливалась слезами, и громко всхлипывая, причитала:

- Я домой хочу!

Вся эта компания, пытаясь добраться до пункта своего назначения, умудрилась побывать в джунглях Африки, на борту японской подводной лодки, возле Великой Китайской стены, в подземном городе огненных карликов и даже, как мы видели, в космосе, но, похоже, ничуть не приблизилась к «Парку Культуры». Поэтому она примкнула к другой компании, нашей, которая, в свою очередь, безуспешно стремилась попасть на планету со странным названием Эгозон.

Пока из нашего симбиоза ничего путного не вышло. Мы долго и мучительно ехали в поезде по тёмному тоннелю метро, успев за это время перезнакомиться и обменяться мнениями по разным вопросам, в результате чего у нас всех была возможность усомниться в чужой и собственной вменяемости. Затем мы выехали из тоннеля, оказавшись в глинисто-песчано-каменистой пустыне, и некоторое время двигались по ней, пока колеса нашего вагона не увязли в песке. Мы вынуждены были выбраться наружу, выяснив при этом, что ни других вагонов, ни локомотива поблизости нет, как нет и следов какой-либо цивилизации в пределах прямой видимости. Поэтому мы побрели по пустыне под ярким палящим солнцем в случайно выбранном направлении, представляя собой жалкую вереницу утомлённых от долгого пути тел.

Конотоп шёл рядом со мной, с трудом передвигая лапы.

- Когда же эта жара закончится? – роптал он. – У меня вся шерсть от пота слиплась.

- Кошачьи не потеют, - заметил я, облизав потрескавшиеся от жары губы.

- Нет уж, Володя, - резко отреагировал Конотоп. – Я всё равно буду потеть. Во-первых, если я перестану потеть, то сдохну от этой чёртовой жары. Во-вторых, я не доверяю твоим знаниям, почерпнутым из Википедии.

- А откуда они, по-твоему, должны быть почерпнуты? – возмутился я. – Из Твиттера, что ли?

- На мой взгляд, - сказал Конотоп, - самый правильный путь получения знаний – это опыт. Свой собственный или тех людей, которым ты доверяешь.

- А ты сам-то себе доверяешь? – усмехнулся я.

- Нет, - ответил Конотоп. – Но в данном случае это неважно.

Ещё некоторое время шли молча. Солнце начало клониться к горизонту, и я вдруг задумался о двух вещах сразу. Во-первых, прошло уже много времени с тех пор, как я последний раз брился, а у меня так и не выросла борода. Что бы это значило? Гормоны в маразме не действовали, что ли? Или это моя привычка – не быть бородатым? Во-вторых, впервые за очень долгое время наступал вечер, а за ним, может быть, и ночь. Значит, вполне возможно, что мне удастся, наконец, поспать. А может быть, мы все просто проснёмся, и то, что произошло с нами, окажется обычным сном?

- Конотоп, - спросил я, – а что такое сны? С точки зрения маразма, я имею в виду.

- Я думал об этом, - ответил Конотоп. – Во сне у тебя нет сознания, но подсознание – есть, и ты по-прежнему можешь влиять на окружающий мир. Примерно так же, как влияют все неодушевлённые предметы. Так что в некотором смысле во сне ты превращаешься в камень.

- Бр-р, - отозвался я. – Не очень приятное сравнение.

- Ну, тогда в зеркало, - сказал Конотоп.

И снова шли молча. Когда Солнце опустилось уже довольно низко, Вам Кого предложил устроить привал. Поскольку ночью обычно бывало холоднее, чем днём, решили на всякий случай соорудить костёр, чем мы с Сам Дураком и занялись. Он нарубил мечом несколько корявых деревцев, которые росли то там, то здесь по пути нашего следования. Я попробовал поджечь дрова флистером, но с этим возникла проблема. Как только я стрелял в очередную ветку, она рассыпалась в пепел вместо того, чтобы вспыхнуть. Когда я перевёл таким образом половину дров, выяснилось, что у Антипова есть спички. Скоро мы разожгли оставшуюся кучку, и все расположились вокруг, кто как мог.