Случайная свадьба - Грейси Анна. Страница 26
Но чтобы прокормиться, она выращивает овощи, а обувь могла подождать. Важнее всего было то, что она сможет внести арендную плату. Когда завтра вернется мистер Харрис, она с ним расплатится.
Слава Богу.
А тем временем она напишет графу Элверли и изложит обстоятельства своего дела.
– Спасибо, – снова поблагодарила она мистера Райдера. – Эти деньги очень помогут мне.
– Что вас тревожит? – спросил Нэш у Мэдди.
Последние полчаса она сидела за столом, сочиняя письмо. Теперь оно было запечатано, и она с расстроенным видом прохаживалась туда-сюда по комнате.
– Я написала письмо графу Элверли, который выступает в роли доверенного лица моего хозяина, пока тот находится за пределами страны. Но теперь не знаю, куда его посылать. Мне известно, что это Элверли-Хаус, но понятия не имею, в каком это графстве. Рядом с каким городом или деревней?
– Я понимаю, что вы имеете в виду.
Нэш наморщил лоб, сделав вид, будто обдумывает эту проблему. Однако его проблема заключалась в другом: как сообщить ей адрес своего брата, не говоря о том, что ему теперь известно, кто он такой?
– Я сказала мистеру Харрису, что напишу письмо, и он велел мне отдать письмо ему, пообещав передать его, но я ему не доверяю.
– И правильно делаете. Вы не знаете, нет ли у викария, случайно, томика «Дебретта»?
– «Дебретт»?
Она удивленно взглянула на него.
– Да, справочник дворянства; там имеются сведения обо всех знатных семьях королевства…
– Я знаю о нем, но вы… странно, что вы это помните.
– Да, помню, – сказал он, рассматривая собственные ногти. – Должно быть, эти сведения находятся в той части мозга, которая не затронута амнезией. Не берусь судить, как это все там работает.
– Не тревожьтесь, – сказала она с сочувствием. – Будем надеяться, что память целиком вернется к вам.
Она была так красива и так искренне беспокоилась за него, что ему стало стыдно притворяться. Но он сдержался.
– Я уверена, что у викария есть «Дебретт». Он интересуется такими вещами… Видите ли, он немножко сноб! Я зайду к нему по дороге в деревню. У детей как раз закончатся уроки, так что это самое подходящее время. В деревне я отправлю письмо, а заодно занесу миссис Ричардс ее шляпку.
Ему во что бы то ни стало нужно было заполучить это письмо, пока она не положила его в свой ридикюль. Надо как-то задержать ее. Он выглянул в окно.
– Кажется, будет дождь.
Она тоже поглядела в окно.
– Вы так думаете?
– Уверен. Такие облака к близкому дождю. И если вы не хотите, чтобы ваше просохшее белье снова намокло…
– Он пожал плечами.
– Пожалуй, вы правы. Пойду сниму его.
Она положила письмо и торопливо выбежала наружу.
Как только она ушла, он встал с кровати и в два прыжка оказался у стола. Письмо было запечатано шариком воска. Нагрев на огне нож, он вскрыл печать и, развернув письмо, нацарапал записку своему брату.
«Маркус, я был ранен, но уже поправляюсь. Дай мисс Вудфорд все, что она захочет. Нахожусь в ее коттедже инкогнито. Здесь творятся подозрительные дела. Сапоги разрезаны, пришли новые. Срочно. Нэш».
Он дважды подчеркнул слово «инкогнито», чтобы напомнить о необходимости соблюдать осторожность, и один раз слово «срочно», чтобы привлечь внимание к тому, что нужны сапоги. Потом он подул на письмо, чтобы высохли чернила, снова сложил его и запечатал.
К тому времени как она вернулась с охапкой сухого белья, он с самым невинным и скучающим видом снова лежал в кровати.
– Я скоро вернусь, – сказала она. – Мне очень хотелось бы отправить это письмо сегодня.
Без Мэдди и детей в коттедже было очень тихо. Кажется, Нэшу следовало бы радоваться покою, но ему срочно требовалось выйти во двор.
Он нашел свою одежду и натянул бриджи, шерстяные носки и сапог, оставшийся целым. Потом надел сюртук и заковылял к задней двери. Там он обнаружил пару безобразных мужских рабочих башмаков, которые надевала Мэдди для работы во дворе. Сунув больную ногу в один из башмаков, он заковылял к уборной.
Вернувшись через некоторое время в дом, он дрожал от холода. Он добавил в огонь небольшое полено. Всего неделю назад он развел бы по-настоящему хороший огонь. Он любил ревущее пламя, любил наблюдать, как танцуют язычки пламени и разлетаются искры.
Но Мэдди и детям приходилось самим собирать топливо, бродить по лесу в поисках валежника, тащить его домой, а потом использовать по мере надобности.
Поэтому он снова вышел во двор и, найдя топор возле задней двери, наколол дров и аккуратно сложил в поленницу. Сочетание физической нагрузки и холодного свежего воздуха заставило его кровь циркулировать быстрее. Так хорошо он уже давно себя не чувствовал.
То хромая, то прыгая, он обошел коттедж в поисках какого-нибудь дела. В доме было поразительно мало вещей, а то, что имелось, носило чисто утилитарный характер, кроме, пожалуй, нескольких любительских акварелей в грубо сколоченных рамках, которые висели на стенах. Одни были подписаны Джейн Вудфорд, другие – Сьюзен Вудфорд. Акварели Сьюзен были весьма неплохи.
Он хотел уже вернуться к камину, когда заметил небольшую кожаную шкатулку, засунутую под угловую полку. Ему тут же захотелось узнать, что в ней хранится. Он чуть помедлил. Как гость, он должен был уважать неприкосновенность личной жизни хозяйки. Но ему хотелось узнать, почему ее стараются выгнать отсюда лжепривидение и управляющий поместьем. В шкатулке могла обнаружиться полезная информация.
Во всяком случае, он подумал именно так.
Он принес шкатулку к камину и открыл ее. Внутри лежала вынутая из рамки миниатюра, тщательно завернутая в кусочек великолепной старинной парчи. На миниатюре была изображена обворожительно красивая девушка в костюме прошлого века, с напудренными волосами, уложенными в высокую прическу. Интересно, кто она такая? Он аккуратно снова завернул портрет.
Кроме того, он нашел там старую Библию на французском языке, жестяную коробку, в которой лежали шестипенсовик и две полупенсовые монетки, старомодная кукла и что-то завернутое в такую же старинную парчу, как и миниатюра..Это был переплетенный вручную альбом для рисования.
Альбом был потрясающий. В нем содержались десятки рисунков и акварелей, выполненных рукой талантливого любителя. Он осторожно перелистал страницы и, не задержавшись на пейзажах, остановился, наткнувшись на портрет серьезной девочки. Это была Мэдди в детстве: все то же оживленное лицо с тем же неравнодушием к окружающему миру взгляде.
Он нашел еще один рисунок, где она сидит рядом с пожилой леди. Может, это ее бабушка?
Был там и рисунок, изображающий младенца со сморщенным, как у старика, личиком. Портрет был воплощением горя, с ним была явно связана какая-то история.
Теперь он с большим интересом рассмотрел пейзажи: с любовью выписанные в мельчайших подробностях руины какого-то замка; сад вокруг маленького деревенского домика, очень похожего на ее нынешнее жилье; пожилая леди с прямой спиной под вуалью и в перчатках, какие носят пчеловоды, а также несколько чрезвычайно тонких изображений дикой природы: цветов, олененка, пойманного на опушке леса, пчелы, запустившей хоботок в цветок лаванды. Он снова завернул альбом, так и не найдя ответов на свои вопросы.
Последней вещью в шкатулке была дешевенькая записная книжка, перевязанная выцветшей лентой. Он с любопытством развязал ее. Там было немало страниц, написанных от руки по-французски округлым девичьим почерком. Дневник. Чернила на концах страниц начали выцветать, но фразы привлекли его внимание.
«Он будет высокий и красивый и даже еще более обаятельный, чем Рауль, и он поцелует мою руку и пригласит танцевать. Бабушка говорит, что он обязательно придет, что я должна набраться терпения и ждать. Сюда никто никогда не приходит, но она говорит, что прочла это по чайным листочкам в моей чашке, хотя у нас больше нет чая, а пьем мы только отвары трав. А разве кто-нибудь когда-нибудь слышал о том, что можно предсказать судьбу по травяному отвару?»