1Q84 (Тысяча невестьсот восемьдесят четыре). Книга 2. Июль-сентябрь. - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 51

Она вышла в застеленный коврами коридор и, не оглядываясь, зашагала к лифтам походкой человека, которому все на свете до фонаря. Можно было не сомневаться: Хвостатый пристально следил за ней, высунув голову из дверного проема. Аомамэ ощущала спиной его взгляд — острый, как нож для разделки тунца. И хотя ее так и подмывало оглянуться, чтобы это проверить, она заставила себя сдержаться. Лишь за углом коридора ей удалось хоть немного сбросить напряжение. Но расслабляться еще рано. Черт его знает, что может случиться дальше. Она подошла к дверям лифта, нажала на кнопку «вниз». И все время, пока лифт ехал (а на это ушла чуть не целая вечность), простояла, стискивая рукоять пистолета за спиной. Чтобы выстрелить сразу, едва Хвостатый выскочит из-за угла. Прежде чем ее успеют схватить, она должна без малейших колебаний уничтожить противника. Или же, не мешкая ни секунды, застрелиться сама. Решить, что правильнее, у нее не получалось. И наверное, не получится до последнего.

Но никто не гнался за ней. В гостиничном коридоре было тихо, как в склепе. Дзынь! — разъехались двери лифта, и Аомамэ вошла в кабину. Нажала на кнопку «фойе», дождалась, когда двери закроются. И, покусывая губы, стала следить, как меняются на табло номера этажей. Наконец лифт остановился. Она пересекла огромное фойе, вышла из отеля и села в такси, поджидавшее клиентов у самого выхода. Дождь совсем прекратился, но с машины еще капало так обильно, словно она проехала сквозь водопад.

— Станция Синдзюку, — сказала водителю Аомамэ.

Такси тронулось с места, и когда отель остался за спиной, она с шумом выдохнула. А потом закрыла глаза и выкинула все мысли из головы. По крайней мере в ближайшие полчаса не хотелось думать о чем бы то ни было.

Ее сильно мутило. Едкая горечь подступала со дна желудка к самому горлу. Нажав кнопку на двери, Аомамэ опустила оконное стекло до половины и набрала в легкие как можно больше сырой вечерней прохлады. Затем откинулась на спинку, несколько раз глубоко вздохнула. Во рту ощущался привкус какой-то дряни. Словно внутри у нее что-то разлагается.

Она вспомнила о жвачке в кармане джинсов. Достала, развернула, отправила в рот и неторопливо задвигала челюстями. «Супермятная». Ностальгический вкус немного успокоил нервы. Гадкий привкус постепенно исчез изо рта. Ерунда, сказала она себе. Ничего у тебя не разлагается. Просто от страха немного съехала крыша.

В любом случае, все закончилось. Больше тебе не придется никого убивать. И главное — ты поступила правильно. Этот подонок заслуживал смерти — и получил по заслугам. А кроме того (хоть это и не самое важное), он и сам хотел, чтоб его убили. Я обеспечила человеку спокойный уход из мучительной жизни по его же собственной просьбе. С какой стороны ни смотри — ничего неправильного. Разве что противозаконно.

Но сколько Аомамэ ни уговаривала себя, в душе продолжали копошиться сомнения. Только что она своими руками убила очень необычного человека. Ее пальцы прекрасно помнят, как острое жало инструмента вошло в его шею. Очень необычное ощущение. От этого воспоминания ей стало не по себе. Аомамэ поднесла к лицу раскрытые ладони и долго смотрела на них. Что-то здесь не так. Совсем не так, как всегда. Но что именно не так, в чем ошибка — понятия не имею.

Если верить тому, о чем он рассказывал перед смертью, получается, я убила Пророка. Человека, который принимает и передает Глас Божий. Только хозяин этого Голоса — не Бог, а, скорее всего, LittlePeople. Пророк одновременно выступает Царем, а судьба царей — быть убитыми, когда истекает их срок. Стало быть, я — убийца, нанятая судьбой? Убив Пророка и Царя, я восстановила равновесие Добра и Зла в этом мире. И в результате должна погибнуть сама. Но я все-таки успела заключить сделку, чтобы своей смертью спасти Тэнго. Это — главное условие моей смерти, если верить тому, что я слышала.

Но разве есть хоть малейший повод не верить ему? На религиозного фанатика он не похож, да и перед смертью люди не врут. Но главное — сама его речь звучала как-то очень убедительно. Основательно, точно огромный якорь на мошной цепи. У каждого судна — якорь своего веса и своей величины. Какие бы мерзости ни совершил этот человек — его габариты поражали воображение. Не признать это невозможно.

Осторожно, чтобы не заметил таксист, Аомамэ вытащила из-за пояса «хеклер-унд-кох», поставила на предохранитель, спрятала в сумку. Теперь, без этих смертоносных полкило, ей всерьез полегчало.

— Ну и гром сегодня, слыхали? — сказал водитель. — А ливень — просто как из ведра!

— Гром? — повторила Аомамэ. С тех пор как гроза унялась, не прошло и получаса. Но ей показалось — таксист говорит о каком-то далеком прошлом. Если так, можно и согласиться. — Не говорите. Чуть уши не заложило.

— Странно, что в прогнозе погоды об этом ни словечка. Обещали, что весь день будет солнце…

Аомамэ попыталась найти слова для ответа, но на ум ничего не пришло. Голова совсем одеревенела и соображала крайне медленно.

— Прогнозы сбываются далеко не всегда, — только и сказала она.

Водитель скользнул глазами по ее отражению в зеркале. Может, у меня с голосом что-то не так? — насторожилась Аомамэ.

— Затопило станцию Ака'сака-Мицукэ', — сообщил таксист. — А все потому, что ливень долго шел над одним районом города и никуда не смещался. На линиях Гиндза и Ма'руноу'ти остановлены поезда. Так передали по радио минут двадцать назад.

Прицельный ливень парализовал метро, завертелось в голове Аомамэ. Как это может помешать тебе улизнуть? Соображай скорее. На станции Синдзюку ты идешь в камеру хранения, забираешь саквояж и сумку. Звонишь Тамару, получаешь дальнейшие указания. Плохо, если для их выполнения понадобится сесть на линию Маруноути. На то, чтобы замести следы, у нее всего пара часов. Потом охранники в отеле заметят, что Лидер не желает просыпаться, заподозрят неладное, войдут в спальню и обнаружат, что их гуру больше не дышит. Вот тут-то все и начнется.

— Значит, поезда по линии Маруноути до сих пор не ходят? — уточнила Аомамэ.

— Кто знает, — пожал плечами водитель. — Включить вам новости?

— Да, прошу вас.

Если верить Лидеру, вызвали эту грозу LittlePeople. Это они сосредоточили дождь вокруг Акасака-Мицукэ, из-за чего саму станцию парализовало. Аомамэ покачала головой. Если все это спланировано заранее — так просто от них не уйти.

Водитель настроил приемник на радио «Эн-эйч-кей». Играла музыка, японский фолк — лучшие песни второй половины шестидесятых. Шлягеры, которые Аомамэ слышала по радио в детстве, особой ностальгии не вызывали. Наоборот, ей стало неуютно. Эти звуки вызывали из глубин памяти события, вспоминать о которых совсем не хотелось. Несколько минут она терпеливо ждала, но сводок о движении поездов метро не передавали.

— Извините, вы не могли бы выключить радио? — попросила она. — Все равно на Синдзюку придется действовать по ситуации.

Водитель послушно выключил музыку.

— На Синдзюку сейчас столпотворение, — предупредил он на всякий случай.

Таксист не ошибся: станция Синдзюку оказалась забита до отказа. Все-таки именно здесь на линию Маруноути пересаживаются те, кто приехал по государственным веткам [22]. И как только эта линия встала, одна из крупнейших станций Токио превратилась в бурлящий людской водоворот. Чтобы избежать свалки, пассажиры инстинктивно разбивались на левый и правый потоки. И все равно, хотя час пик давно миновал, продираться через такую толпу было ужас как непросто.

Кое-как добравшись до камеры хранения, Аомамэ извлекла багаж — дорожную сумку и саквояж из искусственной черной кожи. В саквояже хранились деньги, которые она забрала из абонентского ящика. Из спортивной сумки «Найки» Аомамэ переложила полученный от Бонзы конверт с наличными, кошелку с пистолетом и футляр с инструментом. Саму сумку заперла в ячейку камеры хранения и опустила в щель стоиеновую монету. Забирать эту сумку нужды уже не было. Ничего, что говорило бы о личности ее хозяйки, там не осталось.