Ангел с железными крыльями (СИ) - Тюрин Виктор Иванович. Страница 49

После перевода Пашутина, сразу раздалось несколько выкриков, причем это были не слова оправданий, а возмущение по поводу подлого поведения русских. Я неожиданно понял, что немцы, похоже, еще не осознали ужас своего положения и решил это исправить. Неприкрытый страх в глазах одного из лейтенантов подсказал мне его кандидатуру для психологического эксперимента, который я решил поставить прямо сейчас. Подойдя к нему, я вытащил его из группы немцев, поставил на колени и, ткнув ему в затылок стволом пистолета, сказал: — Одно слово лжи и ты мертв!

Когда Пашутин перевел мои слова, продолжил: — Кто из присутствующих был на дне рожденья полковника?

— Все были.

— Кто насиловал девушек?!

— Я был пьян! И ничего не помню! Не помню! — в его голосе звучали истерические нотки.

— У тебя минута. Помолись перед смертью! — и я щелкнул предохранителем.

— Нет! Нет! Я скажу! Шестеро было! Краузе, Мольтке….

Только он закончил свой список, как воцарилась тишина. Тяжелая, давящая тишина. Я убрал пистолет от его затылка и, обернувшись к остальным немецким офицерам, сказал: — Вот мы и определились с актерами на главные роли в нашем спектакле. Остальные у нас будут зрителями. Теперь дело за вами, поручик.

Мелентьев до этого отрешенно наблюдавший за этой сценой, коротко кивнул мне головой и обратился к немцам: — У кого?то есть вопросы или пожелания?

— Что вы собираетесь с нами делать?! — резко и зло спросил у него майор, чья фамилия была так же в этом списке.

— То же самое, что мы проделали с дюжиной ваших солдат, пока не добрались до вас! — ответил я ему.

Холеное лицо майора вытянулось и побледнело: — Вы не смеете так с нами поступать! Мы офицеры германской армии!

— Для меня вы бесчестные и подлые люди, разбойники и тати! — резко и зло ответил ему Мелентьев. — Я здесь для того, чтобы восстановить справедливость! Так как мы, русские люди, ее понимаем! Око за око, зуб за зуб!

После перевода Пашутина неожиданно заговорил до этого молчащий полковник: — Ваши действия не соответствуют международной конвенции о пленных. Вы не можете обращаться с нами, не иначе, как только с пленными. Если вы выйдете за рамки этого соглашения, то вы уже не офицер русской армии, а преступник. Подумайте над этим, поручик!

Его голос был сухой, ровный и почти бесстрастный.

— Тогда нам интересно знать ваше мнение, герр оберст, в отношении чести ваших офицеров, которые насиловали девушек?

Пашутин сначала произнес свой вопрос на русском языке, потом перевел его на немецкий язык.

— Это не вам и не мне решать, а имперскому суду! — последовал сухой ответ.

— Я здесь суд, полковник! Михаил Антонович!

Пашутин достал из кармана люгер, аккуратно положил его на пол и толчком ноги отправил к немцам. Оружие скользнуло по лакированному дубовому паркету и остановилось, стукнувшись о сапог капитана. Мелентьев обвел тяжелым взглядом немецких офицеров и сказал:

— Это ваш шанс с честью уйти из жизни!

— Это ваш шанс с честью уйти из жизни, — продублировал его слова по — немецки прапорщик.

Немцы громко, чуть ли не все разом, зашумели. В их лицах, глазах, голосах был неприкрытый страх. Никто из них не хотел умирать. Неожиданно сделал шаг вперед капитан, хорошо говоривший по — русски. В его глазах была непримиримость, ненависть, и еще презрение.

— Перед тем, как вы совершите непоправимую ошибку, хочу вам сказать, что если наши офицеры и совершили оплошность, но не такую, за которую платят смертью, — он сделал паузу. — Мы готовы заплатить за понесенный вами ущерб. Озвучьте сумму компенсации.

Мне захотелось его убить. Взять и пустить ему пулю между глаз.

— Вы…. Вы мерзавец! Подлец! — поручик еле сдерживался, чтобы не нажать на курок. — Как вы могли…!

Я уже знал, что последует за этим и быстро вмешался: — Ты, крыса в погонах! Михаил Антонович, быстро переводи! Хочешь умереть, так я тебе, немецкая сволочь, сейчас это устрою! Тебе куда вбить пулю? В правый или в левый глаз?! Не хотите выбирать, пусть будет правый!

Немцы в гробовом молчании слушали мои оскорбления, при этом искоса поглядывая на побледневшего от гнева капитана.

— Вы оскорбили меня и ответите за это! Но прежде я хочу знать, кто вы?!

— Дворянин и поручик в отставке! Этого достаточно?!

— Я вызываю вас на дуэль, поручик!

— Извольте! Здесь и сейчас! Оружие лежит у вас под ногами!

Спустя несколько минут мы уже стояли на позиции. Прозвучал отсчет, и я нажал курок, как видно чуть быстрее, чем мой противник. Капитан упал на спину и все увидели на его лице черный провал вместо правого глаза. На лицах некоторых из них проступил откровенный ужас.

— Кто первый? — подтолкнул офицеров к действию Пашутин сначала по — русски, а затем перевел на немецкий язык.

Его вопрос вызвал новый взрыв криков.

— Нет! Мы здесь не причем! Нас не за что убивать! — они кричали это по — немецки, но смысл их слов легко читался и без перевода на искаженных страхом лицах.

"Похоже, до них дошло, что с ними не шутят".

В следующее мгновение офицеры уланского полка получили новое подтверждение тому, во что им так не хотелось верить. Мелентьев, до этого стоящий впереди нас, сделал два шага назад и стал вровень с нами:

— Не желаете?! Значит, вы свой выбор сделали! За действия недостойные с честью офицера приговариваю вас к расстрелу! Переведите, прапорщик!

После перевода на несколько мгновений наступила мертвая тишина, которую прервал оберст:

— Вы сказали, что мои офицеры преступники, опорочившие честь немецкого мундира! А вы сами?! Кем вы будете, спустив курки?! Палачами!! Как вы будете дальше жить с таким клеймом?! Или офицерская честь русских из другого материала сделана?!

— Мне недолго носить это клеймо. Мое бесчестье, так же как и ваше, будет смыто кровью. Надеюсь, я достаточно ясно выразился, господа?

Он сказал это негромко, так же тихо перевел его слова Пашутин. Для меня эти слова стали неожиданностью, впрочем, как и для немцев.

— Полковник Дитрих фон Клазевиц, и вы лейтенант Дитер Фанциг, отойдите в сторону. Вон туда.

Лейтенант быстро сделал в указанном направлении несколько шагов и только тогда понял, что полковник остался на месте. Растерявшись, он остановился.

— Полковник, не играйте в героя, — сказал я ему. — Если не пойдете сами, то я вас просто оглушу и оттащу в сторону.

Когда он выслушал перевод, то посмотрел на меня презрением, а затем что?то быстро сказал Пашутину.

— Он хочет, чтобы ему дали возможность застрелиться, — перевел его слова прапорщик и посмотрел на меня.

Мы оба не поверили словам полковника хотя бы потому, что тот явно был из породы хищников, которые если и умирают, то, только сжав клыки на горле своего врага, но возражать никто из нас не стал — мы просто промолчали. Командир уланского полка медленно прошелся по нашим лицам взглядом, затем наклонился, взял из руки мертвеца пистолет и выпрямился. Его движения было нарочито медленные, а главное, в них не было нервозности человека, приговорившего себя к смерти. Он сделал вид, что подносит руку с оружием к виску, но уже в следующее мгновение быстро выбросил ее в сторону поручика, только нажать на курок не успел. Пораженный двумя пулями в грудь, полковник, захрипев, повалился на пол, а уже в следующее мгновение Мелентьев рывком поднял руку с наганом и направил ствол на молодого немца, лейтенанта. Тот попытался отшатнуться, невнятно бормоча непослушными губами одно и то же слово: — Найн, найн…. — но его оборвал грохнувший выстрел. Следом за ним я нажал на курок, а спустя минуту все было кончено. Поручик, расстреляв патроны, резким порывистым движением засунул наган в кобуру, после чего вдруг размашисто перекрестился и, склонив голову, неподвижно замер. Я бросил взгляд на прапорщика, но тот в ответ только пожал плечами. Перевел взгляд на молодого лейтенанта — улана, который сейчас смотрел помертвевшим взором на тела своих товарищей в лужах крови.