Ангел с железными крыльями (СИ) - Тюрин Виктор Иванович. Страница 60

— Здравствуйте. Разрешите представиться: Богуславский Сергей Александрович. Поручик в отставке.

— Здравствуйте. Антошина Светлана Михайловна. Учительница. Вы вызвались нам помочь?

— Да. Тебя как звать, парень?

— Сенька. Ну и плечи у вас дяденька! Вы наверно боком в дверь входите?

— Смотря какие двери, Сенька! Ну, пошли! Показывай, где живешь!

До двухэтажного обветшалого дома, длинного как барак, мы дошли быстро, минут за десять. Когда?то это были производственные помещения, которые со временем кто?то из изворотливых дельцов разбил на комнаты и стал сдавать внаем. Зашли в полутемный и холодный подъезд, в котором отчетливо пахло мочой, кислой капустой и чем?то только что подгоревшим. Стоило подойти к обшарпанной фанерной двери, из?за которой неслись громкие и нетрезвые голоса, как мальчишка съежился и виновато взглянул на нас.

— Может, я один пойду?

— Нет, Сеня, мне необходимо поговорить с твоими родителями. Ты умный и талантливый мальчик, и они должны это понять. Я скажу им…. — тут ее перебила громкая изощренная ругань, раздавшаяся из?за двери. Учительница вздрогнула, и словно ища помощи, бросила на нас со священником испуганный взгляд.

"Глаза у нее красивые. Да и вообще…. — только я так подумал, как она решительно толкнув дверь, вошла в комнату. Следом вошли мальчишка и отец Елизарий. Я же остался стоять у двери. Стоило им войти, как в комнате воцарилась тишина. С высоты моего роста мне все было прекрасно видно, при этом сам я оставался невидимым во мраке коридора. За колченогим столом, накрытым вместо скатерти газетой, при неровном свете свечей, сидела пьяная компания, состоявшая из двух мужчин и двух женщин. В центре стола сковорода с остатками жареной картошки. Рядом с тарелкой, где лежало несколько кусков селедки, стояла литровая бутыль с каким?то мутным пойлом. Завершал натюрморт кувшин с квасом и несколько разнокалиберных стаканов. Первой нарушила воцарившееся молчание учительница: — Меня зовут Светлана Михайловна. Я учительница вашего сына и пришла сказать….

Ее перебил громко — противный скрип табурета, с которого приподнялся костлявый мужчина, одетый в черную косоворотку. Лицо худое, запавшее, а взгляд пустой, мутный.

— Сенька,… ты деньги принес…? Или быть тебе сегодня драным…. Шкуру спущу….

— Вы не смеете бить и издеваться над ребенком! Он тянется к знаниям…!

— Ты откуда такая выискалась?! — резко и зло оборвала ее, болезненно — худая с запавшими глазами, женщина, одетая в длинную черную юбку и домашней вязки растянутую кофту. — Своих нарожай, тогда и командуй!

— Бога побойтесь люди! Во что вы себя превратили?! Пока вы беса тешите, вы тем самым душу свою безвозвратно губите! Опомнитесь! — воззвал к ним священник.

— Шел бы ты от греха подальше, святоша! Смотри, осерчаю как прошлый раз! — голос угрожавшего мужчины был глухой и тяжелый, идущий, словно из нутра.

Да и сам он был под стать своему голосу — грузная фигура, бритая голова, массивная шея, переходящая в широкие плечи. Картину довершало грубое лицо со сломанным носом.

— Ты мне не страшен. Господь мне заступник! Он не даст меня в обиду!

— Это мы сейчас проверим!

Похоже, бугай не привык бросать слова на ветер. Он порывисто встал и стал огибать стол.

Учительница инстинктивно прижала к себе мальчишку и замерла. Священник, наоборот, гордо выпрямился. Только здоровяк успел приблизиться к отцу Елизарию, как я вошел в комнату, слегка отодвинув священника в сторону, затем коротко и сильно ударил под ребра, замершего от неожиданности, драчуна. Тот, словно поперхнувшись, захрипел и как бы нехотя, боком завалился на грязный пол. Не глядя ни на кого, тихо развернулся и вернулся в коридор.

— Вы это, что… произвол творите? — спустя минуту робко подал голос, уже начавший трезветь, отец Сеньки.

— Не гневайтесь на Сергея Александровича, — стал извиняться за меня священник. — Он пытается найти истину Божью, но пока ходит во тьме, яко слепец, а вы бога от себя отринули и теперь водке проклятой молитесь! Подумали, чем жизнь закончите?! Покайтесь пока не поздно и отриньте свои грехи…!

— Брось причитать, поп! — вдруг резко оборвала его женщина с опухшим, нездоровым лицом, цвета муки. — Это вы вместе с кровопийцами — фабрикантами нас до такой жизни довели! Мой сосед Мишка, он социлист, все доподлинно о вас поведал! Кровь нашу пьете, паскуды!

— Хотите жить на помойке — живите! Но зачем ребенка за собой тянете! Сеня умный мальчик! Ему учиться надо, а вы ему жить не даете! — подала свой голос, пришедшая в себя, учительница.

— Пошли из нашего дома, защитники! Мой сын! Что хочу, то и делаю с ним! Уходите!! — вдруг неожиданно закричала мать Сеньки. — Ненавижу!! Чистенькие все!! А нам дерьмо жрать!! Вон!!

После ее истеричных выкриков наступила вязкая, напряженная тишина, прерываемая короткими, утробными стонами, корчившегося на полу, бугая.

"Все бесполезно. Взывать к совести, бить. Поздно".

Видно к подобному выводу пришел и отец Елизарий. Он тяжело вздохнул, нарисовал в воздухе крест, затем сказал: — Мир вашему дому! — после чего развернулся и вышел. За ним переступила порог учительница, окинув меня признательным, мне так показалось, взглядом.

"Красивые у нее глаза. Большие, черные, словно бархатные. И стройненькая. Надо будет с ней поближе познакомиться".

Как только они пошли к выходу из барака, я вернулся обратно в комнату. Причем момент выбрал удачный. В эту самую секунду отец мальчишки вставал с табурета.

— Ну, Сенька, паскуда, ты у меня сейчас….

В следующую секунду после удара в подбородок он отлетел в угол и там, закатив глаза, неподвижно замер. Несколько мгновений я стоял в ожидании реакции женщин, но те, бросив на меня по опасливому взгляду, сейчас старались смотреть куда угодно, но только не на меня.

— Не обижайте мальчишку, а то ведь могу еще раз прийти, — с этими словами я быстро вышел.

Только успел выйти из барака, как попал на шумный диспут о пьянстве и несчастной судьбе русских людей, который оборвался при виде меня. Священник с ходу переключился на меня: — Сергей Александрович, вы же мне обещали! Я вам поверил…!

— Петр Николаевич, что я вам обещал, то все выполнил.

— Как же так? Вы же ударили его бесчеловечно!

— Я вам что обещал? Вспомните. Не изливать гнева своего. Так я его без гнева стукнул, и про кулаки у нас уговора не было. Вам и матушка подтвердит мои слова.

Священник некоторое время обескуражено молчал, потом сказал: — Может и так. Спорить не буду. Но все одно скажу: нельзя вложить силою в сердце человека правду Божью. Только добрым словом….

— Извините, Петр Николаевич, но у меня на этот счет иное мнение. Теперь пойдемте. Время позднее.

У меня появились деньги, а значит, появилась возможность выполнить давно вынашиваемое желание. Заключалось оно в подарке своему учителю — японцу, который так много сделал для меня. Почему?то я сразу решил, что лучшим признанием моей благодарности будет японский старинный меч. Сунув деньги в карман, я стал обходить магазины, но спустя какое?то время понял, что без толковой консультации специалиста у меня не получиться купить то, чего хочу. Думал над проблемой недолго, после чего позвонил Антону Павловичу Иконникову.

"Он известный коллекционер, пусть даже по монетам, но неужели в его окружении не найдется знатока старинного оружия? Думаю, найдется!".

Узнав, кто звонит, он искренне обрадовался и тут же пригласил в гости, а на мою просьбу ответил так: — Сделаем все в лучшем виде, Сергей Александрович! Так что жду вас завтра вечером! Коньяк еще не начали пить?

— Нет.

— Жаль! Очень жаль! Впрочем, у меня завтра и без вас будет компания! Все, жду вас к семи вечера.

На следующий день, без десяти семь я стоял у его двери. Открыл мне сам хозяин.

— Раздевайтесь и проходите, Сергей Александрович! Дорогу вы знаете, а я пока дверь закрою.

В кабинете хозяина уже находился гость. Холеное, породистое лицо. Великолепно пошитый костюм отлично скрывал его излишнюю грузность. Яркий шелковый галстук с золотым зажимом, украшенным тремя бриллиантами, должен был сказать любому человеку, что перед ним человек богатый и влиятельный. Он только начал подниматься с кресла, как вошел Иконников: — Знакомьтесь! Мой хороший и добрый друг Антошин Михаил Васильевич! Они с братом в мире антиквариата весьма известные, и не побоюсь этого слова, значительные люди!