Охотники за лавинами - Голубев Г. Н.. Страница 50

Возможно, наши исследования факторов, способствующих лавинообразованию, кажутся довольно простыми. Мы хотели получать телеметрическую информацию о трех важнейших факторах: интенсивности выпадения осадков, ветре и температуре. У нас были приборы и записывающие устройства. Одной из проблем было расстояние. Например, наш телетермометр предназначался для передачи данных с максимального расстояния 30 м. Мы же планировали использовать его для расстояния 5 км. Автор прибора не выказал никакого ужаса, когда я написал ему, чего мы хотим, и попросил совета. Он ничего не пообещал, но выразил надежду, что мы получим нужные нам результаты, если тщательно прокалибруем систему.

Телетермометр заслуживает того, чтобы его описать. Начнем с того, что он совсем не похож на привычный для нас термометр со столбиком ртути или спирта. Он представляет собой крошечную металлическую деталь (термистор), электрическое сопротивление которой изменяется прямо пропорционально температуре. Таким образом, если пропустить через термометр электрический ток, можно узнать его сопротивление, а по сопротивлению вычислить и температуру.

Сопротивление любой проволоки увеличивается с увеличением ее длины. И сложность заключалась в том, что телетермометр был рассчитан на провод длиной 30 м; наш же был в 150 раз длиннее. Мы должны были определить ошибку, вносимую сопротивлением более длинного провода. Если какой-нибудь ученый, работающий в современной, хорошо оснащенной лаборатории, когда-либо прочтет эту книгу, он будет смеяться над нашими методами. Мы просто повесили обычный термометр рядом с термистором на Скво-Пике. Когда у кого-нибудь из нас было время, Норм или я поднимались на вышку и считывали показания термометра. В тот же момент мы ловили по телефону кого-нибудь внизу и просили сделать отсчет по измерительному прибору. Таким трудоемким способом мы прокалибровали всю шкалу нашего телетермометра. Ко всеобщему удивлению, в интересующем нас интервале температур — от плюс 10 °C до минус 10 °C ошибка оказалась маленькой, даже пренебрежимо малой. Именно в этом интервале влияние температуры на выпадающий снег сильнее всего.

Мы были вознаграждены за все труды, когда буран сам оставил автограф в своей истории болезни в штаб-квартире Снежной службы. Эта первая ласточка в лавинных исследованиях не только просто подтвердила то, что нам было давно известно, — что температура в продолжение бурана меняется. Сюрприз заключался в неожиданных частоте и размахе колебаний. Это была действительно ценная информация, так как температура оказывает сильное влияние на свойства снега. Теперь мы могли доказать то, что давно подозревали: при колебаниях температуры во время бурана возникают слои снега с весьма различными характеристиками сцепления и оседания. Различия в типах снега слишком малы, чтобы их можно было выявить во время снегопада или даже исследуя разрез снега в шурфе. А маленький металлический шарик на Скво-Пике не мог ошибиться. Создание телетермометра было одним из тех успехов, которые компенсируют исследователю многие неудачи.

В литературе, поступавшей к нам из Европы, описывались интересные эксперименты по борьбе с карнизами. Мы с Уилсоном решили также этим заняться, потому что Скво-Вэлли окружена ими практически со всех сторон. Эти волнообразные, вылепленные ветром из снега формы представляют собой реальную угрозу и в горнолыжном районе, и в любом другом месте. Они достигают огромных размеров, спускаясь по склону на десяток метров и выступая над гребнем на шесть. (Длина выступа измеряется по горизонтали от края карниза до точки, где вертикальная линия, пройдя сквозь снег, уже упрется в землю.) Куски отламываются от карниза в самые неожиданные моменты. Их удар при падении на нижележащий склон часто вызывает лавины. Но в любом случае куски карниза опасны и сами по себе.

Вряд ли кто-нибудь из очевидцев забудет, как глава Олимпийской горнолыжной комиссии Вилли Шеффлер проехал на лыжах через карниз на КТ-22. Он был по крайней мере в трех метрах от края. Внезапно большой полукруглый кусок карниза оторвался в трех метрах от его лыжни. Лишь скорость движения спасла его от того, чтобы улететь вниз вместе с карнизом. Мы измерили упавший кусок. Расчеты показали, что его масса составляет 20 т, причем подвешен он был столь деликатно, что для того, чтобы сорвать его, оказалось достаточно тяжести человека.

Во время Олимпийских игр мы боролись с карнизами прямым методом — подрывали их. Но так же, как артиллерийские снаряды, взрывчатка стоила слишком дорого, и применение ее было возможно только в особых случаях. Борьба с карнизами должна была заключаться в том, чтобы изменять направление снего-ветрового потока над гребнем и тем самым избегать завихрений на подветренном склоне.

Мы с Уилсоном решили испытать заборы, поскольку проще всего изменить направление потока ветра или воды с помощью поставленной поперек него плотины. С самого начала мы отвергли обычные снегозащитные заборы из дерева и проволоки, которые можно видеть вдоль шоссейных дорог. Их было легко достать, и стоили они недорого, но вряд ли они могли выдержать ветер, дующий иногда на Скво-Пике. Возникла обычная необходимость импровизации. Разгребая груды имущества, оставшегося от Олимпийских игр, мы нашли то, что искали: кипу тяжелых перфорированных стальных панелей длиной по два метра и шириной в полметра. Из них во вторую мировую войну собиралась временная посадочная площадка для самолетов. Такие панели мы использовали для настилки полов на наших орудийных площадках.

В качестве района испытаний была избрана седловина между Скво-Пиком и Форт-Самтером. Карнизы были великолепны и легко доступны — на подъемнике зимой и по грунтовой дороге летом. Поскольку длина карниза составляла примерно 800 м, можно было легко определить эффект коротеньких заборов. Мы установили наши первые испытательные панели на различных расстояниях от гребня хребта, измерили и сфотографировали их и стали ждать результатов.

Ветер весело взялся за работу, пытаясь сбросить заборы, но стальные панели не собирались шевелиться. Тогда ветер, видимо, сказал себе: «Ну, что же, я заполню эти дырочки льдом». Заборы стояли невозмутимо. «Хорошо же, что не может быть сбито, может быть погребено». Погода выкатила свою снежную артиллерию. Эти первые заборы действительно оказали ощутимое влияние на образование карнизов. Но ветер вскоре занес их снегом. Как только это случилось, ветер, фигурально выражаясь, пожал плечами и снова принялся сооружать волны из снега.

Обдумывая все это, мы с Нормом пришли к нескольким выводам. Мы нащупали путь. Но наши вертикальные заборы сами наносили себе поражение. Они создавали турбулентность по обе стороны, и снег отлагался на гребне хребта. Это было не то, чего мы добивались: нам нужно было, чтобы ветер проносил снег над гребнем и откладывал его на подветренном склоне, а не лепил из него карнизы и не громоздил его на вершине. А что будет, если мы установим наши заборы наклонно?

Если наше предчувствие верно, то, отразившись от наклонного забора, снего-ветровой поток будет плавно подниматься до определенной точки, а затем начнет падать, закручиваясь. Другими словами, поток будет использовать наш забор как трамплин для прыжка. Мы проверили эту идею следующей зимой, и результаты оказались необычными. На протяжении всей зимы за нашими наклонными заборами карнизы не возникали. Следующим шагом должна была стать установка заборов для предотвращения образования всего карниза. Жертва была уже Выбрана. К сожалению, этот шаг никогда не был нами сделан по причинам, не относящимся к данной истории. Когда-нибудь исследователь наткнется на наши заметки и продолжит начатое нами дело.